Немигающий глаз кризиса

О государстве
 
Если послушать наших ведущих политиков, ответственных за экономическое положение в стране, и сопоставить их заботы с кризисной повесткой дня в развитых странах, создается впечатление, что наша элита находится в плену ложного сознания.
Большой Мир, потерявший равновесие, пытается сформулировать новую экономическую политику и решить по крайней мере две, на первый взгляд, противоречивые задачи: 1) восстановить функционирование рыночных механизмов и 2) вернуть государству утраченное им место в хозяйственной системе.
 
Если говорить конкретнее, сейчас  в европейском и североамериканском «воздухе»  витают такие «проклятые вопросы»:
 
- как найти баланс между финансовым и промышленным капиталом, чтобы производство физической экономики не становилось заложником финансовых спекуляций и кредитной политики?
 
- каковы должны быть ограничения для «абсентеистской собственности» - этой основы существования «праздного класса» бизнесменов, банкиров, непосредственно не участвующих в производстве и живущих на спекулятивные доходы от оборота ценных бумаг?
 
- наконец, может ли постиндустриальное, информационное общество и дальше оставаться в традиционном смысле слова капиталистическим, если под последним понимать такое устроение жизни, когда права частного капитала, корпораций  доминируют над правами простых людей?
 
Вопросы эти, впрочем, не новы: их, например, ставил еще в начале 20-го столетия автор «Теории праздного класса»  и «Теории делового предпринимательства»  американский экономист Торстейн Веблен. К нему тогда не прислушались, и зря: уже первая в то время волна глобализации, когда на арену вышли транснациональные корпорации и произошел скачек в развитии транспорта и связи, заявила о себе крахом Нью-Йоркской фондовой биржи 24 октября 1929 года.
 
Ломка рыночных механизмов сейчас, на последнем этапе глобализации, имеет ту же природу: асимметрия финансовых и промышленных капиталов в национальных экономиках, бурное развитие информационных технологий и стремительный рост наднациональных финансовых рынков радикально изменили характер производства и распределения благ, так что «праздный класс» банкиров и рантье виртуальной экономики играючи (в буквальном смысле!) поставил мат производительному классу индустриальной экономики.
 
На фоне этих  проблем современного мира кризисная повестка дня украинской политической элиты несколько иная: здесь доминируют иррациональные вопросы перераспределения власти между основными политическими акторами для вполне рационального, корыстного  перераспределения ресурсов страны. Это даже не пир во время чумы, - это больше напоминает борьбу в зверином прайде за место доминирующего самца или самки.  
 
Об обществе
 
Не удивительно, что основные политические игроки, органы власти и банки стремительно теряют доверие населения, а потому самое время спросить: а что может (и может ли?) сделать для преодоления кризиса, для изменения этой ситуации само украинское общество? Прилагательное «гражданское» я деликатно опускаю: его у нас, увы, нет.  Почти нет.
 
Гражданское общество – это общество граждан. А гражданин – это, прежде всего, собственник, который имеет возможность свободно использовать свою собственность (в том числе и в виде рабочей силы, таланта) в производительном труде. Собственность – не только социальная почва гражданина, но и его автономный мир, его информационный портал, через который он связан со всем миром труда и капитала.  
 
Наше общество – не такое. Оно не из граждан. Оно преимущественно – конгломерат бедняков-телезрителей, владеющих огромным массивом омертвленного имущества и находящихся в «броуновском движении»  до-гражданского состояния.
 
Именно поэтому так разителен контраст между гражданскими действиями в европейских странах и в Украине. Мы это видим по телевизору. А попытки отдельных неравнодушных, совестливых людей организовывать различные Форумы, Ассамблеи и Общественные слушания, как правило, не превращаются в социальный ресурс. Государство не просто не обращает  внимания на эти инициативы, оно даже не подсчитывает ту долю ВВП, которую создают общественные организации.
 
Проблема в том, что социальный результат гражданских действий как социальный капитал возможен лишь в условиях, когда эти действия интегрированы в такие базовые институты общества, как трудовые отношения, собственность, информационно-сигнальная система, и мотивированы ими. Без такой интеграции всякие «форумы» - упражнения в схоластике.  
 
Опыт разрушительного созидания
 
Наш исторический опыт последних 15-ти лет можно выразить аксиомой: монополизация крупным капиталом мафиозного толка (а другого у нас нет) экономической и политической власти в стране – это главное зло, главный тормоз развития страны. Это привело к последствиям, которые все «телезрители» видят, но, как правило, не понимают, «откуда ноги растут». И толкуют на всех площадках о том, кто более матери-истории ценен – Витя или Юля?  
 
Но есть объективные вещи, которые обычно ускользают от поверхностного взгляда не только телезрителя, но и экспертного сообщества.  Так, например, монополизация капитала в экономике привела к созданию вертикально-интегрированных финансово-промышленных групп (шахта – электроэнергетика – кокс - металл – банки - экспорт – оффшорные схованки), и эти корпорации-монополии делают прибыль на людях.
 
Они создали путем неэквивалентного обмена между звеньями технологической цепочки бесчеловечную систему чрезмерной эксплуатации и превратили наемный труд в современное рабство. Прибыль остается наверху, в банке, в оффшорке. Шахтеру, крестьянину на первом сырьевом звене этой цепочки, – только жалкая подачка.  Дешевый труд украинского рабочего и крестьянина стал не только основным фактором прибыльности этих компаний, но и, попутно, фактором примитивизации и финансового обескровливания экономики, ее технического регресса.
 
Институциональная ловушка для Украины
 
Сложившаяся в Украине система корпоративного капитала, как ни странно, хорошо прижилась в системе старой отраслевой структуры управления народным хозяйством, которая  осталась с советского времени, - эта структура неизбежно воспроизводит докапиталистические, квази-советские отношения. Наши министерства «управляют» ресурсами не для их капитализации на открытом рынке,  а для их перераспределения и раздачи «нужным людям» из корпораций путем выделения бюджетных денег, квотирования, лицензирования и создания пролоббированных специальных условий приватизации - за верную «службу».  В социологии такая система хозяйства называется «раздаточной экономикой» (Ольга Бессонова).
 
Так было в княжеские времена Киевской Руси, в XI-XIII веках - там по урочному праву князь раздавал  пищу, коня и оружие, а в более поздние удельные времена и землю в обмен на службу в дружине.
 
Так было во время московского царства - там по вотчинному праву  государь жаловал землю, сословный статус и должности в обмен за службу «царю и отечеству». «Хлебная дача»,  «земельная дача», «окладная дача» в обмен на «сдачу» службы были основными структурными элементами экономической системы. "Оклад - по чину, дача - по вотчине, придача и к окладу, и к даче - по количеству и качеству службы" (В. Ключевский).
 
Так было и в СССР  -  по советскому праву партийно-хозяйственная номенклатура «раздавала»  предприятиям фонды, а людям (по чину в иерархии) – квартиры, привилегии и рабочие места в обмен за службу и лояльность к партийной диктатуре. И если смотреть на нашу советскую историю с этой ретроспективной точки зрения, то следует признать, что никакого «нового общественного строя» у нас не было. «Социализмом» назвали просто новую, более совершенную  форму традиционного «раздатка».
 
Об этом говорит и сам язык: земельный участок (дача) за городом и денежный оклад на службе не просто застряли в нашем языке как лингвистические символы «раздатка» – они выражают , глубинную реальность - на уровне социального архетипа, который определяет не только ментальные, но и хозяйственные пропорции и диспропорции.
 
Так и сейчас, при этом диком квази-капитализме, увы, продолжает существовать «раздаточная экономика», поскольку структура собственности у нас преимущественно не капиталистическая, а феодальная. Наши многочисленные «предприниматели» средней руки - условные собственники: они на самом деле состоят «на службе» у «Верховного собственника», пожаловавшего им право оформить на себя его собственность – городскую маршрутку, водоем, скважину, гостиницу, карьер, банк и т.п.
 
В каждом регионе такими «Верховными собственниками» обычно являются представители прежней коммуно-комсомольской номенклатуры - милицейский  генерал, прокурор, председатель суда, глава администрации, мэр. Этот новый господствующий класс уже завоевал все позиции в стране.  Бывшие коммунисты, ставшие капиталистами – новый антропологический тип предпринимателя-хищника.
 
По праву джунглей их управленцы могут дать (или не дать), могут пожаловать (или не пожаловать) право поставить киоск на рынке или открыть фирму, или дать клочок земли. Иначе говоря, это право на экономическую жизнь мы должны обменять  на «службу»: в виде отката, постоянных поборов (на самом деле это обычная феодальная рента), в виде корпоративной, партийной или криминальной солидарности (дружину теперь заменяет «партия» или банда), в виде верности региональным баронам-миллионерам, которые контролируют основные ресурсы и посылают своих адептов в Раду – для легитимации своей власти-собственности.
 
Собственность страны в этих условиях отчуждена от работника еще в большей степени, чем это было в СССР. Как и степень централизации бюджета превышает прежнюю. Поэтому мы видим (правда, большинство старается не видеть – нормальная защитная реакция), что в селе у нас – феодализм 17-го столетия. Там криминальное чиновничье-мафиозное предпринимательство в союзе с  правоохранительными органами контролирует все земельные ресурсы района,  а крестьяне превратились в никому не нужных «лишних людей», абсолютно зависимых от современных помещиков Троекуровых.
 
Там существуют, как и при классическом феодализме, отработочная или оброчная повинности, а захват земли и присвоение земельной ренты - единственный способ накопления капитала. Крестьянина попросту изгнали с земли бывшего колхоза (коллективной собственности), на месте которого образовалась латифундия с пока еще условной формой собственности на землю. Крестьянский пай уже стал фикцией. Сделать латифундию безусловной собственностью, передаваемой по наследству, – золотая мечта нового господствующего класса.
 
Наше коммунальное хозяйство – феодализм в городе. С тарифами, которые не что иное, как «подворная или подушная подать», с произволом местной власти и коммунальщиков, с воровством ресурсов, с закрытостью, отгороженностью местной власти от громады. Коммунальная собственность громад так же стала юридической фикцией. На самом деле она – собственность чиновников. Она – главный бастион местной бюрократии, системы ее абсолютизма и, с другой стороны, источник бесправия жителей города.
 
Общая экономическая проблема в том, что такая структура собственности и управления активами неизбежно воспроизводит и консервирует дикий капитализм, который не нуждается в правовом регулировании общественных отношений и потому устраивает современную верхушку власти. Эта власть лишь имитирует работу в рамках правовых институтов.  И болтает о «европейском выборе» в порядке манипулирования общественным сознанием.  В этом смысле никакой принципиальной разницы между «оранжевыми» и «голубыми» нет.
 
* * *
 
О коррупции
 
Монополия крупного капитала в политике привела к узурпации политической власти «стационарными бандитами» (Мансур Олсон) 90-х годов. Они создали квази-партии как политические департаменты ФПГ и узурпировали власть в Верховной Раде и местных советах. Поэтому власть у нас организована не как государственные институты, а как бизнес – для распределения ресурсов и самообогащения распределителей. Почему и дерутся за нее с таким остервенением.
 
Я не употребляю столь популярный у нас термин «коррупция» для характеристики такой системы, потому что в этой системе власти-собственности государственные институты фактически приватизированы, а взаимовыгодный сговор и сделка – это единственный способ капитализации ресурсов. Это не коррупция, это способ управления активами. По-другому в «раздаточной экономике» не получится. Такая «коррупция» - условие выживания, с ней невозможно и нельзя бороться. Как невозможно бороться пьяницам с водочными королями. Они нужны друг другу. И нет ничего более далекого от реальности, чем многочисленные и хорошо финансируемые программы и проекты «борьбы с коррупцией» в Украине.
 
Все это привело к чудовищному разрастанию паразитического «аппарата», бюрократии, которая само государство превратила в свою частную собственность.
 
Возьмите чиновный аппарат любого городского исполкома, областной администрации.  Сотни чиновников, производящих свою привилегированную зарплату и привилегированную пенсию. И все, ничего больше. Кому, например, нужно в администрации управление торговли, когда вся торговля частная? Чем они управляют, если у нас на рынке буряк дороже бананов,  вся материальная база производства на селе уничтожена кучмовской «реформой» АПК, а овощи и фрукты завозятся из Польши или Бельгии?
 
Кому нужно управление транспорта, если весь транспорт частный? Обществу? Нет – они нужны сами себе, потому что кабинет – доходное место: всё их «управление» сводится к раздаче «разрешений», лицензий и квот, к раздаче прав на экономическую жизнь в обмен на «сдачу» административной ренты в виде «коррупционного» дохода.  
 
Возьмите любой областной совет – это же абсолютно паразитический, никому не нужный орган «советской» власти». На самом деле это перевалочный пункт для ресурсов области и, как правило, по совместительству, штаб политической оппозиции. Это - рудимент раздаточной советской экономики.
 
Диагностический тест: попробуйте устроиться на работу в эти «белые дома». Вам потребуется пройти этап, как и в преступной группе, «прописки» - по критерию «наш – не наш».
 
О конституционной реформе
 
Поразительный факт: у нас никто не говорит о модернизации национального хозяйства, о стратегии этой модернизации. Похоже, для нашей «элиты» эта планка высока: выше реформирования избирательной системы ее представителям не прыгнуть. И это понятно: избирательная система определяет доступ к доходным местам, к «раздатку» - больше им ничего и не надо. А экспертное сообщество тоже озабочено в основном тем, как бы так исхитриться и в очередной раз так изменить систему государственного управления, чтобы она стала эффективной и непротиворечивой. «Как в Европе».
 
Между тем, если по-гамбургскому счету, реформировать (модернизировать) надо не просто систему государственного управления – надо пробовать, как это ни трудно, менять институциональное ядро страны, её матрицу -  сложившиеся веками  сдаточно-раздаточные отношения обмена, служебной собственности, информационно-сигнальную систему обратных связей в виде жалоб, которые определяют функционирование и государства, и общества, определяют способ производства и распределения богатства страны.
 
Выскочить из раздаточной исторической «колеи» был шанс в 2005 году, но мы не были к этому готовы: революция не затронула главного - отношений собственности и была абортирована.  Пытаться же написать новую Конституцию, находясь в старой феодальной «колее», чтобы реформировать только систему управления, – самообман.
 
Вопрос: возможна ли у нас такая реформа вообще, если раздаточная система – часть национальной хозяйственной культуры, имеющей за спиной столетия? Можно, конечно, говорить, что Украина именно в этом отношении – «не Россия» или «не совсем Россия», что шанс у нас есть. Но нельзя игнорировать и тот очевидный факт, что попытка имплементации в эту систему «раздатка» рыночных механизмов Запада, его правовых институтов – не будем себе лгать - потерпела провал. На этом историческом этапе она только стимулировала появление новых  возможностей для традиционных раздаточных механизмов, вдохнула в них новую жизнь.
 
Так было и в начале Нового времени, когда в 16-м веке европейский феодализм успешно адаптировал механизмы зарождающегося капиталистического рынка и только укрепил еще на два века европейские монархии. Новые товарно-денежные отношения тогда подрывали не систему феодальной эксплуатации как таковой, а только ее наиболее архаичные патриархальные формы. А торговый, земельный капитал лишь ужесточил внеэкономическое принуждение и отношения кабальной личной зависимости.
 
Сегодня фактическое разделение Украины на олигархически-клановые «вотчины», в которых процветают архаичные формы угнетения и эксплуатации человека труда - уродливое дитя этого внебрачного союза рынка и «раздатка», трансформации бывшей  коммунистической номенклатуры в капиталистическую банду мародёров.
 
Эту нерадостную картину отечественного пейзажа нельзя не дополнить фигурами наших славных правоохранителей, наших судов. Мешки с долларами в кабинете львовского судьи; гранаты, запросто бросаемые в окна мирных граждан доблестным «Беркутом», - это не «отдельные недостатки». Нет, это фирменный знак и визитная карточка не только этих ведомств. Это знак вырождения всего государства, должностные лица которого ведут себя как представители оккупационной власти. Никогда еще за последние полвека расхождение между законом и справедливостью у нас не было таким значительным.
 
Но это также знак и опасно больного состояния общества. Общество, которое после таких-то событий не способно даже на то, чтобы  в тот же день сорвать мантии с таких судей, погоны с генералов, утвердивших план захвата «террористов», и повыгонять ответственных министров, - это общество не способно к развитию на собственной основе.
  
Проектировать выход из кризиса в таких условиях украинской реальности можно только в виде отвлеченности,  в виде утопии. Потому что выход из кризиса может произойти только через невозможное - через  «коперниканский переворот» не только в общественном сознании, но и, прежде всего,  в структуре хозяйственной жизни.
 
Что ж. Оценивая такое положение дел в стране в контексте мировой повестки дня и ложного сознания наших вождей, нам, тем не менее, не следует отдаваться во власть парализующего чувства уныния. Хотя бы из принципа самосохранения:  немигающий глаз кризиса пристально смотрит на каждого из нас.
 
Николай Козырев
Луганск