Юрий Романенко: Украина будет меняться только революционно - на эволюцию уже не осталось времени

Украиной управляют глубоко несчастные и больные люди по которым плачет не только тюрьма, но психушка. Правящий класс уже не исправить. Его можно только убрать, как фактор мещающий развитию Украины. Об мотивациях, толкающих украинские элиты на беспредел в интервью с Юрием Романенко.
 
— В российских и украинских СМИ стало почти одинаково много сообщений о том, как богатые и облеченные властью люди безнаказанно насилуют и убивают бедных. Они делают это с помощью бутылок из-под шампанского в Казани, их дети сжигают девушек заживо в Николаеве. Они давят людей на "зебрах" и таранят, выезжая на встречку, они расправляются с правозащитниками. "Лихие девяностые" вернулись?
 
— Девяностые никуда и не уходили. Они, с косметическими изменениями, остались. Просто сейчас выросло новое поколение. К проблеме богатые-бедные добавился межпоколенческий конфликт. Кроме того, в докризисные нулевые успела появиться новая прослойка, которую называют средним классом, и у которой есть свои интересы и мотивации. Все это оконтуривается рамкой внешнего кризиса, который уменьшает число ресурсов и приводит к росту числа конфликтов на всех уровнях общества.
 
— В 90-е нам говорили, что третье поколение наших нуворишей будет уже добропорядочными и законопослушными гражданами. Что надо просто дождаться внуков тех, кто разбогател, грабя и убивая. Но глядя на их детей, не очень-то в это верится.
 
— Конечно, это ерунда. Изменения начнутся тогда, когда поменяются ценности у правящего класса. А поскольку ценности у правящего класса не изменились, то дети и внуки впитывают с молоком матери все то, с помощью чего их родители взяли власть и занимают высокое положение в обществе. Это ярко проявилось на примере истории с украинским депутатом во втором поколении Ландиком, когда мать "мажора" потребовала от избитой ее сыном девушки вернуть 320 тысяч гривен, которые та получила в качестве компенсации за побои. Значит, действия этого морального урода, который избил девушку, были не случайны, а стали продуктом воспитания в семье. Они рассматривают простого человека как унтерменша, с которым можно поступать, как захочется.
 
Моральные уроды, вроде Ландика, не будут меняться, потому что они видят эффективность своего поведения. И к нему же они будут приучать своих детей. Поэтому ожидания, что мажоры "перебесятся", утопичны. Не будет изменений, пока нынешнюю элиту не уберут с занимаемых ими высот, а на смену им не придут люди с нормальными человеческими ценностями. Которые будут знать слова "Родина", "честь", "ответственность", "умеренность" и так далее.
 
— То есть, норма "элитного" поведения подразумевает беспредел? Получается, что если ты принадлежишь к верхам, ты не просто можешь плевать на окружающих, но и должен это делать, чтобы не прослыть отщепенцем?

— Именно так. Причем это часть тех норм, благодаря которым эти люди и стали элитой. Наш правящий класс сформировался под воздействием двух ключевых факторов. Первое – это товарный дефицит позднего Советского Союза. Общество в 70-е было достаточно богатым, но тратить деньги было не на что. И целое поколение превратилось в "шопоголиков" — моталось по универмагам в погоне за "дефицитом". Десятки миллионов людей превратились в фетишистов, поскольку обладание той или иной вещью стало синонимом статусного положения.
 
Второе, что повлияло на формирование мировоззрения – это идеологический и властный вакуум после развала Союза. Система ценностных координат, державшая общество и конкретного человека в рамках, – исчезла, белое стало черным и наоборот. Человек оказался неподконтрольным никому, кроме своих собственных запросов. И тогда им "сорвало крышу". В 90-е годы, когда формировалась нынешняя элита – выжили лишь те, кто не стеснялся, не брезговал, не задумывался, те, кто играл в короткую игру, шел по трупам и не считался с последствиями. В итоге они отстреляли своих менее успешных коллег и заняли место на вершине социальной пирамиды.
 
Эти два фактора в итоге и сформировали нашу элиту. Страх товарного дефицита, впитавшийся в их кровь, приводит к тому, что они напоминают маленьких недоигравших детей. Какая-нибудь Ирина Акимова из администрации президента Украины едет на саммит и везет с собой 100 тысяч евро в сумочке – чтобы купить шмотки. Это диагноз. Эрих Фромм писал в работе "Иметь или быть", что важно не обладать чем-то, а быть кем-то, что лишь это дает человеку счастье. Так вот — наш правящий класс несчастлив и глубоко болен. Мы имеем дело с людьми, у которых мощнейшие психологические  расстройства, с людьми, которые требуют немедленной госпитализации.
 
— Они сублимируют духовное в материальное?
 
— Да. К тому же они превратили страну в нечто непотребное, и некоторые из них ощущают это подсознательно. Это понимание не дает им покоя. Один мой знакомый миллионер говорил: "Выйду вечером на берег озера. Все у меня есть, а я сижу и плачу". Страданием пронизаны все сферы общественной жизни. Свою неосознанную неудовлетворенность элита переносит на общество. В итоге вся страна превратилась в концлагерь с элементами психушки. Чтобы убедиться в этом,  достаточно включить вечерний выпуск новостей.
 
Вторая составляющая ужаса их положения – они создали правила, по которым никто друг другу не доверяет. А когда нет доверия – нет гарантий, что ты сможешь передать собственность своим детям. Это приводит к постоянной борьбе, в которой все время растут ставки. Никто не рассматривает свои позиции как вечные – при смене баланса сил тебя либо убьют, либо посадят, либо заберут бизнес. Логика поведения мародеров на оккупированной территории.
 
— Говорят, что каждая страна имеет тех правителей, которых заслуживает…
 
-  А не стоит считать, что остальная часть нашего общества святая. Никакая она не святая, в конце концов, именно оно и породило этих монстров. Более того – свои монстры есть на всех уровнях социальной пирамиды.
 
Тем не менее, недавняя волна шокирующих изнасилований и убийств на Украине – это проекция той модели поведения, которую навязывает обществу правящая элита. Люди смотрят на нее и адаптируют норму "элитного" поведения под свой уровень. Ведь Оксану Макар в Николаеве насиловали и сжигали заживо не такие уж сливки общества. Обыкновенный человек просто воспроизводит модель отношения к жизни, которую исповедует власть.
 
На самом деле "верхи" и "низы" никогда еще не были так близки в своем невежестве, ограниченности и жадности. Последние соцопросы показали, что украинцы относятся к одним из наиболее меркантилистски настроенных наций – наряду с евреями и русскими. Но у евреев на этот счет есть целая философия, система внутренних сдержек и противовесов. А у русских и украинцев ее нет. Изменения, что произошли с ними за последнее время – это серьезная и угрожающая тенденция.
 
— Существует ли сегодня в украинском обществе запрос на нематериальные ценности?
 
— Разумеется. Дело Оксаны Макар, всколыхнувшее всю Украину, показало, что в стране усилился запрос на ценностную составляющую. Именно этот запрос станет основной "фишкой" избирательной кампании. Тот, кто поднимет на свое партийное знамя тему ценностей, сразу поднимется на недосягаемую высоту.
 
Надо понимать: если не будет возврата общества к нормальным ценностям, то не будет и никакого развития. Не удастся провести ни одной реформы. Басня, что "профессионалы решат все проблемы", уже опровергнута. Мы видим на должности министра топлива и энергетики Украины прекрасного специалиста Юрия Бойко – одного из лучших профессионалов в газовой сфере. Но проблема газа как не решалась, так и не решается, продолжаются махинации и миллиарды воруются из бюджета.
 
— Значит, главный общественный запрос связан не с языком и не с экономикой, а с запросом на социальную справедливость?
 
— Да. В конченом итоге мы приходим к этому. Без этого все остальные вещи — даже при наличии четкого осознания проблем и путей их решения — просто не могут быть реализованы. У нас прекрасная конституция, но в ней видят не свод правил, а туалетную бумагу.
 
-  Вы говорили об элитах, которые не способны изменить свой дискурс. За двадцать лет принципиальных политиков практически не появилось. Эта система – вообще – способна измениться эволюционно?
 
— Нет. Она будет меняться только революционно – на эволюцию уже не осталось времени. Не только мы подошли к необходимости перехода в иное качественное состояние – весь мир пришел к этому. Поэтому те тепличные условия, которые у нас были в девяностые годы – исчезли. Мы в цейтноте, и времени на реформы и разрешение проблем осталось очень мало. Обвальный рост вызовов со всех сторон требует быстрого и филигранного вмешательства. Но элиты не хотят изменений.
 
Четыре года назад Украина получила право на проведение футбольного чемпионата "Евро-2012". Что за это время произошло? Построили каких-то три стадиона, худо-бедно отремонтировали несколько сот километров дорог, разворовали при этом кучу денег. Но вся страна за эти годы лишь деградировала. А ведь за четыре года можно было сделать очень многое. За время первой сталинской пятилетки в конце двадцатых годов страна изменилась до неузнаваемости. Государство тогда получило массу новых производств, новые технологические сферы, благодаря которым смогло выстоять в Великой отечественной.
 
— В общественном сознании сталинский индустриальный рывок сопряжен с репрессиями против отдельных социальных групп — того же крестьянства. Возможен ли новый рывок  без репрессий?
 
— Любой рывок требует напряжения социальной энергии. И он сжигает те группы, которые противостоят модернизационному дискурсу. Французская революция, реформы Ататюрка в 20-е годы в Турции, реформы Ли Кван Ю в 60-е в Сингапуре, реформы в Южной Корее, реформы в Польше в конце 80-х годов – все они сталкивались с сопротивлением старых элит, которые видели для себя угрозу в модернизации. Любая модернизация у нас будет также наталкиваться на противодействие старых элит и тех социальных групп, что вокруг них кормятся. Эти конфликты будут приводить к самым разным ситуациям. Мы не можем знать, какие будут издержки. Но то, что они будут – это очевидно.
 
— Вы говорите о революционных переменах, но революционерами можно назвать кого угодно. Так называют и матросов за воротах Зимнего, и мирных участников "революции роз" в Тбилиси. Какой смысл вкладываете вы?
 
— По форме это может быть что угодно. Это может быть бунт, который перерастет в гражданскую войну. Это могут быть парламентские выборы, когда какая-то политическая сила быстро наберет вес и начнет преобразования, которые будут поддерживаться обществом. Это может быть даже дворцовый переворот, который осуществит группа олигархов, заручившихся поддержкой спецслужб. Например, какая-то часть олигархов, осознавая угрозу для самих себя, попробует осуществлять какие-то перемены – хотя это утопический вариант. Но, в целом, не так уж и много вариантов, что украинская революция будет происходить с большой кровью.
 
Более того — важно, чтобы это протекало в как можно более бескровной форме, по образцу той же Польши в 80-х годах. Там, по сути, была революционная ситуация, но ее удалось перевести в формат круглого стола, и новой элите удалось оттеснить старую элиту.

— Кто может послужить социальной опорой для перемен на Украине?
 
— У нас есть социальные группы, которые имеют повышенную чувствительность к подобным вещам. Те, у кого есть чувство собственного достоинства, у кого есть идеалы. Это тот самый средний класс, о существовании которого постоянно спорят. Безусловно, он есть, ведь в нашем случае средний класс – это не только экономическая категория, которой пытаются оперировать мои оппоненты, меряющие все западными мерками.
 
В нашей ситуации само словосочетание "средний класс" – это форма социального маркера. У людей просто нет другого слова и другого понятия, поэтому они себя так обозначают. Если завтра эту группу переименуют в "жеребцов" и термин приживется – ничего не изменится, по сути. Это лишь идентификатор. Причем в эту группу не входят лишь те, кто летает отдыхать в Египет или Турцию. Туда входят люди с широким кругозором, со знаниями, те, кто вкладывается в собственное образование и расширение понятийного аппарата. И кто, ко всему прочему, имеет нравственно-ценностные ориентиры.
 
— Люди, озабоченные служением не только себе, но и обществу?
 
— Да. Когда они появляются и становятся востребованными – нация совершает скачок вперед.
 
— Есть примеры самоорганизации людей. В российской Сагре, или в украинском Николаеве, где люди сами вышли на митинг после убийства Оксаны Макар. Но порой кажется, что это очень редкие случаи противостояния беспределу.
 
— Почему вы считаете, что это редкое явление? На Украине десятки тысяч таких ситуаций происходят постоянно, просто не все они попадают в масс-медиа. Иногда причина в том, что это микроконфликты. Иногда эти ситуации просто душатся СМИ. На самом деле общество постоянно показывает свою способность к самоорганизации, и об этом говорит динамика роста самых разных актов сопротивления – как та же борьба с застройщиками городских скверов и парков.
 
Проблема в том, что пока каждый дерется за свой локальный интерес. Но так будет ровно до того момента, пока не появляется сила, которая покажет людям, в чем их общий интерес. И она, эта сила, обязательно появится – просто потому, что на нее есть запрос. И в этот момент родится огромный синергетический импульс.
 
Есть диалектика борьбы. Как у власти сносит крышу и она становится все более беспощадной к людям – так и общество начинает все больше структурироваться, понимая, что нельзя противостоять чужой организации, не имея собственной. Герои-одиночки могут быть чертовски привлекательными и романтичными. Но один в поле не воин. Мировые социальные ландшафты менялись именно организациями. Общество приходит к этому пониманию, и это будет ключевой тенденцией ближайших лет.

— Реальность в вашем описании выглядит очень оптимистично. Однако нынешняя ситуация может разрешиться и совсем иначе.
 
— Либо Украина проходит через революционную реструктуризацию и отвечает на ключевые вызовы, либо она будет включена в какой-то другой проект или несколько других проектов и прекратит свое полусубъектное существование последних двадцати лет. Но в любом случае прежняя модель ее существования себя исчерпала. Большинство людей на Украине не знает, куда двигаться. Все ждут лидера, который разрешит проблемы.
 
— А без вождя никак не обойтись?
 
— В такие моменты на первый план всегда выходила Личность, которая фокусировала волю народа к переменам. Фактически все социальные группы устали от этого государства. А, значит, не за горами сдвиг. Который не будет протекать десятилетиями.
 
Сейчас это, может быть, не для всех очевидно. Но напомню, что "Титаник" тонул 2 часа 20 минут. И первые полтора часа пассажиры не могли осознать, что они тонут. Они играли отколовшимися от айсберга кусками льда в футбол на палубе. Так и в нашем случае. Масштабное событие всегда осмысливается единицами, а масса и низкокачественные элиты всегда осознают проблему только в самом финале. Это государство может утонуть так же внезапно, как и "Титаник".
 
— А что делает территорию – государством, а людей – нацией?
 
— Бенедикт Андерсон в книге "Воображаемые сообщества" так сформулировал понятие нации: это когда человек на одном конце страны полагает, что у человека на другом конце страны такое же представление о мире. И это делает людей близкими друг другу. В нашем обществе люди инстинктивно ощущают необходимость группироваться по интересам, по схожему восприятию мира, чтобы банально защитить себя и свои ценности.
 
— Но есть ли на Украине это схожее восприятие? Ведь ее регионы столь разные. Есть ли у них схожее понимание того, что важно и ценно?
 
— Да. И имя этому – справедливость. И на западе, и на юге, и в каждом маленьком селе, и в Киеве – у всех людей есть ощущение, что это государство построено по несправедливым принципам. И если будет создано новое государство по справедливым принципам, то все вопросы, связанные с русским языком, Бандерой и всеми прочими виртуальными проблемами, уйдут на второй план. Потому что будет задана планка будущего, и общество будет идти вперед – к цели, по пути к которой каждый будет находить себя. Когда большая часть людей это осознает, то весь тот дискурс, в котором мы барахтаемся последние двадцать лет, забудется.
 
Если с позиций Советской России 20-х годов ХХ века почитать газеты царской России образца 1913 года, то все описывавшиеся в них проблемы будут казаться просто смешными и нелепыми. И точно так же через несколько лет, возможно, будет казаться смешным все то, что на Украине принято было считать важным в период с 1991 по 2012 год.
 
Беседовал Павел Казарин, "Хвиля"