Мальчонка одного из  донецких олигархов, отданный три месяца тому назад в ученье к самому премьеру Азарову, опять не пошел домой и не ложился спать. Спрятавшись под столом у шефа и дождавшись пока уборщица ушла и выключив свет закрыла дверь, вытащил из загашника потрепанный ноутбук, достал подаренный шефу периферийным посетителем пизирек Хенеси, налил в гранчак взятый в приемной у полногрудой  секретарши Лизки, которая днем была для всех строгой Лизаветой Андреевной, но всегда успевала пошло строить глазки томно взмахивая громадным бюстом молодому начинающему чиновнику.
 
Приятные воспоминания, были прерваны резким взмахом руки и кровожадным прикусом лимона молодыми крепкими зубами. Резко дернувшись от сумасшедшей оскомины Санька удовлетворенно выдохнул прочувствовав букет зарубежного продукта.
 
Примостившись боком на стоявший у окна стул, поставив на подоконник загоревшийся загрузкой ноут, он провожал взглядом стройную колонну  машин выезжавших из кабмина. Огни ночного города навевали тоску по детству в маленьком шахтерском городке, где редкий мат не долетал с террикона до террикона, и прийти с танцев без фингала под глазом было просто не прилично. Тоска захлестнула и тупо захотелось пива с пацанами, но пива не было и Санька с ненавистью посмотрел на Хенеси. Зато был пинжак, пинжак с отливом. Он резко скинул его с себя, попустил галстук  и лихо перекинул его через плечо. Замешкавшись, ринулся к шкафу заглянуть в зеркало на профиль настоящего мужчины. Присмотревшись к себе в темноте,  Санька понял, что пива все равно не хватало. Тяжело вздохнув, пошел к ноуту писать письмо мамке.
 
Смахнув пыль с клавиш, аккуратно тыкая пальцем со сломанным ногтем, он вывел первую строку:
«Дорогая маманя, Екатерина Матвеевна!
 
Нетути у меня в Киеве ни мамки, ни папки, а этот начальник, к которому ты меня послала в подмастерья, имеет редкое погоняло Кровосиси. Я сначала его боялься, а потом привык. Главное не слушать его, потому как когда он пытается говорить на чужеродном ему украинском языке, то и без москов мона остаться, ты ведь и так говорила что их у меня нет.»
 
Санька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение едущих с мигалками машин и вспомнил свою любимую дворовую собаку, которую в детстве они с пацанами научили пыхтеть сигаретой и пить с миски остатки теплого пива. Мамка всегда говорила, что научить играть на барабане можно и кролика. Опа, аналогия, как только о хорошем, так таки да, чего только не хапаешься  здеся по столицам.
 
Хряпнув еще полстана и залив лимоном клаву Cанька вздохнул и продолжал писать липкими пальцами:
«Вооще маманя тута все наши. Начиная с секретарши и заканчивая уборщицей.
Молодых чиновников учат тянуть руку вверх,  расставив  по калидорам мониторы с изображением улыбающегося Чечета. Идя мимо в туалет по нужде ты должен успеть среагировать на его резкое движение. Говорят, кто лучше всех научится тянуть руку - будет депутатом. А вчерась мне была выволочка. Меня обозвали шлепером только потому, как не успел накрапать плачущий документик в МВФ о возобновлении кредитов. А на неделе самый главный поручил мне  почистить морду оппозиции, а я начал не с того, и они сами мне  харю натыкали. Все подмастерья надо мной стали насмехаться,  и послали в кабак за водкой. А еды нету никакой. В столовке Верховной Рады утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то токмо главным. А спать мне велят в гостином дворе «Киев», шо остался еще с совка без ремонту и жить там просто невозможно. Маманя, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, нету никакой моей возможности... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру...
 
Я буду  с папкой деньги с лохов собирать, могу побить если кого нужно — продолжал он, — начну богу молиться, а если что, то секи меня, как сидорову козу. А ежели думаешь, что должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к губернатору местному порядок наводить. Хотел было домой плацкартом допхаться, да в брионии боюсь на паравоз не пустят. А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а помрешь, стану за упокой души молить.
А Киев город большой. Дома всё высотки и джипов не меряно, а жигулей почти нету и гаишники к донецким номерам  не злые. А магазинов тут больше чем жителей, а цены выше чем по Европам де вы с папкой от ментов хавались.
Приезжай, маманя, — продолжал Санька, — Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. А не заберешь, так хоть каску шахтерскую привези, для отличия от местных, а то когда наши квасить начинают, то можно запросто по балде схлопотать. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой... А еще кланяюсь гулящей Аленке, кривому гопнику Егорке и местному смотрящему, а гармонию мою никому не отдавай. Остаюсь твой сын Санька, дорогая маманя приезжай».
 
Санька сохранил текст в ворде и вставил в аутлук експресс, скачанный с пиратского диска ... Подумав немного, он смачно написал адрес:
«На деревню, ой,
исправился - мамане@donbassa.net.»
 
Потом почесался, подумал и прибавил: «Екатерине Матвеевне». Довольный тем, что ему не помешали писать, он  нажал отправить и сразу уснул на клавиатуре…
Убаюканный сладкими надеждами, он  крепко спал... Ему снилась мамка, которая читает письмо подружкам на благотворенном концерте в местном теятре оперы и балету. А рядом бродят два верзилы из охраны и  верноподданно вертят хвостами...
И лишь утром удар швабры разбудил будущего президента. Крики уборщицы не действовали, голова ужасно раскалывалась. Сложив ноут и подняв с пола пинжак с отливом настоящего мужчины, обреченно пошел встречать шефа.
 
Начинался новый день… И похоже не очень хорошо…