Почти все мальчишки в то время собирали значки или марки. Помню, марки тогда продавались отдельными экземплярами или целыми сериями в любом киоске Союзпечати или же в книжных магазинах. Тогда были очень популярными такие, например, серии как «Ленин», «Космос», «Советские достижения». Или нейтральные темы «Расстения», «Животные», «Картины русских художников». Помню, стоили они не дешево. Поэтому, не каждый родитель мог выделить своему чаду денег на это хобби. Но у самых крутых собирателей были даже специальные альбомы для марок. Такие толстые, со специальными кармашками.
Собирать марки и значки было тогда модно и считалось правилом хорошего тона. Мальчишки между собой потом всем этим обменивались, почему-то втайне от нас, девчонок. Они важничали и никогда не показывали нам свои собранные коллекции. Только вот до сих пор не пойму – почему?
И еще мальчишки собирали фантики от шоколадных конфет, раскладывая их в соответствии с какой-то ими же и определенной ценностью. А потом на переменках играли, хлопая по ним ладошкой на всех подоконниках, выигрывая или проигрывая целые "состояния". Самыми "дорогостоящими" и крутыми были фантики от конфет "Гулливер".  
 
А потом все вдруг дружно начали собирать наклейки и переводные картинки. Через какое-то время, тоже обменивались ими, если были две одинаковые, торгуясь друг с дружкой до хрипоты. Наклейки эти были тоже, как и марки, тематические: с Микки Маусом, машинками, цветочками и даже с красивыми женщинами. Лепили мы их везде: на гитары, портфели, дневники, тетради. И даже на зеркала, дверцы холодильников и оконные стекла. За что получали нагоняй от родителей и искренне недоумевали: за что? Ведь это же было так красиво!... Хотя в продаже этих наклеек никто никогда не видел, но откуда-то все их доставали. Говорили, что они – ГДРовские, но привезенные почему-то из Грузии.
А потом наступил бум джинсов. Многие из нас о них слышали, но почти никто не видел. Самые продвинутые «счастливчики» носили джинсы "Верея" со значком в виде медвежьей мордочки. Правда они были не клешенные книзу и называлиь почему-то странным словом «техасы». Привозились они родителями из командировок, опять из той же Москвы, после стояния там в 3 -5 часовых очередях в крупных универмагах ЦУМ или ГУМ, кстати известным всем нам, естественно, только по-наслышке.
Уже учась в 10 классе, я впервые увидела джинсы фирмы «Вранглер». Вернее не сами джинсы, а их фотографию на полиэтиленовом пакете. Этот пакет привезла моя мама с Западной Украины из курортного города Трусковц, когда была там на лечении. Такой пакет стоил несусветные на тот момент деньги – 10 рублей!!!  
Помню, мама привезла тогда оттуда два таких пакета. Один из них я с радостью подарила моей лучшей подруге Ирке. И мы с ней вместе дружно «вышивали» с этими пакетами, долгое время, вызывая зависть у всех девченок не только нашего класса, но и школы.
И все-таки, не смотря на недоступность, о джинсах мечтали все. Чтобы хоть как-то иметь в своём, тогда довольно скудном, гардеробе эти, пусть и не настоящие, но такие вожделенные джинсы, нужно было решиьтся на отчаянный и запретный шаг. И многие решались. Для этого, нужно было взять любые брюки-клёшь, связать их в невообразимый даже для моряков узел, прокипятить часа два в хлорке или анилиновом красителе, а потом высушить. Все это нужно было успеть сделать, пока родители были на работе. Это было тогда не просто модно, а супермодно! И назывались эти брюки, после таких экзекуций над ними, «варенкой».
Сколько же было тогда испорчено брюк и даже футболок! Сколько было выслушено упреков и ругани от родителей! Но настоящих стиляг, одетых в «варенки» было тогда много, очень много!
Были и безобидные шалости. Например, помню, как делали капитошек. Брали лопнувший воздушный шарик, натягивали на водопроводный кран и включали воду. Потом закручивали и завязывали его ниткой. С одного шарика выходило штук 6-7 таких «капитошек».
Любимым занятием было лазить по деревьям. Благо, таких деревьев во дворе было великое множество. На удобной ветке даже сооружали себе жилища, а потом «ходили» друг к другу в гости. Хорошо помню, что лазая по этим яблоням и вишневям, все время искали смолу, образующуюся на них. А потом её жевали и она, почему-то, казалась нам тогда такой вкусной! Совсем недавно отковыряла на одной из вишен у нас в саду это яство и пожевала ради смеха. Какой же это оказалось гадостью! Как же мы это жевали и, главное, зачем?...  
А какая вкусной казалась муравьиная кислота! Добывать ее было намного легче, чем вишневую смолу. Берёшь веточку и в муравейник запихиваешь, а потом её обсасываешь.
Почему-то сейчас любое насекомое, будь то муха, паук, жук или даже муравей, лично у меня вызывают некую брезгливость или даже отвращение.
А тогда они были невольными участниками нашими игр и развлечений. Мы ловили трутней, привязывали нитку к их лапке и разгуливали с ними по двору. Мы ловили в траве ящериц и ужей и забрасывали их на балконы к сварливым соседским бабушкам. Мы ловили в приднепровских камышах лягушек и бросали за шиворот тем, кто их жутко боялся.
А еще из "экстремальных" развлечений детства вспоминаются различные кувырки на сушилке для ковров. Причем все это происходило над асфальтом. Кувыркались и вперед, и назад, и поджав одну ногу. Тогда совсем не было страшно. А еще висели вниз головой, да еще и на верхнем ярусе, который находился в паре метров от земли. Сейчас я думаю, что, если бы кому-нибудь из нас довелось сорваться и удариться головой об асфальт? Веселого было бы мало.
Ну а кто не помнит качели на детских площадках? Мы на них раскачивались и сигали. Сигали на спор: кто дальше?
Экстремальных развлечений у мальчишек было несравненно больше, и были они далеко не так безопасны, как наши. Самым безобидным из них были эксперименты с шифером, который валялся тогда повсюду. Все мы знали, что шифер "стреляет", если его бросить в костёр, надо только успеть спрятаться за дерево. Мальчишки бросали, шифер «стрелял», а мы, девченки, не выходя из-за укрытий, визжали от страха, что вызывало у них даже больше восторга, чем сам «выстрел» шифера.
Или прыжки с крыши трансформаторной будки, которая находилась сразу же занашим домом, в сугроб. Верхом крутизны был прыжок с разбегом, а потом с переворотом.  Разбитые носы, ушибы, порезы...
А прыжки на стройках в кучи песка! Почему-то с криком "Слава югославским партизанам!" или «Сарынь на кичку!»
А пустые гильзы от патронов? Уже и не помню, где мальчишки их находили. Они собирали эти гильзы и заполняли серой, тщательно счищая её со спичек обычным перочинным ножом. Затем гильзы клались на рельсы и разрывались под колёсами проходящих поездов к всеобщей безмерной радости.
А спичкострелы, рогатки, дротики? А еще игра в ножички на деревянном столе, на котором мужики из нашего же двора по вечерам или по выходным забивали «козла». К концу каждого летнего сезона этот стол был такой шершавый от ножевых засечек, что самые заядлые «козлятники», матерясь, на чем свет стоит, добивались через ЖЭК перестелить стол заново.
Потом, правда, они догадались пришурупить к нему кусок украденного кем-то из них на заводе пластика, фактически отняв у наших мальчишек любимую забаву.
 
А еще, мальчишки делали маленькие рогатки из толстой проволоки с изоляцией и из резинки с квадратным сечением, которую тогда все почему-то называли "авиационной" или «венгеркой».
 
А стрельба скобками из проволоки! Таких скобок каждый уважающий себя мальчишка имел штук по сто, а то и по двести в кармане, заготавливая их днями напролет, все свое свободное время. Помню один мальчишка из моего класса, который жил в доме напротив, и которому я сильно нравилась, именно из такой рогатки разбил окна у всех моих соседей. Так он, по-видимому, проявляя интерес к моей персоне, привлекал именно мое внимание. Потому что, в окна моей квартиры он, почему-то, так и не попал. Возмущенные соседи всей толпой ходили к его родителям жаловаться. И потом его отец еще целый месяц стеклил все разбитые окна в нашем доме. Влетело, наверное, тогда этому стрелку по первое число!
В школе мальчишки тоже развлекались различными «стрелялками». Например, разрезали плоскую резину на прямоугольники. Один ее конец цепляли на кончик ручки и зажимали пальцем. Другой конец растягивали и … А ещё, предварительно пожевав бумагу, скатывали в шарик, засовывали в трубочку и, сильно дунув с противоположной стороны, снова стреляли. Стреляли на переменах, и на уроках, и, естественно, по девочкам.
Было очень больно, если попадали. А попадали в меня очень часто. Помню, я тогда еще заметила: какие странные существа, эти мальчишки? Они стреляли, когда им очень, ну очень хотелось хоть как-то привлечь внимание именно тех девчонок, которые им нравились. Мы это знали и уже тогда догадывались: наши мальчишки вступали в тот возраст, когда гормоны уже начинали играть, а развитие умственных способностей  при этом еще сильно отставало. Поэтому, другой способ «понравиться» им в голову не приходил.
 
Но были и «хорошие развлечения».
Бездомным собакам, коих и тогда было великое множество, строили будки-шалаши. Потихоньку утащив из дома какое-нибудь тряпье, предназначавшееся на выброс, готовили для них лежбище. А потом, когда в городе начинался рейд по отлову бездомных животных, перепрятывали там их от собачников. И дружно радовались, когда удавалось спасти какое-нибудь несчастное создание. А удавалось почти всегда. Никто из собачников не проявлял особого усердия в своем деле и, соответственно, «подвигов» на службе не совершал. Потом также дружно кормили своих спасенных питомцев остатками еды из дома, загодя тщательно спрятав от маминых всевидящих глаз все эти объедки в кармане курточки. А в лютые морозы пускали их на ночь в теплые подъезды.
 
А еще помню, как хоронили погибших птиц. Как правило, это были выпавшие из гнезда весной птенцы. Их было бесконечно жаль, и это воспринималось, как личное горе. Занимались этим, правда, только девочки. Мальчишки же считали нашу жалость и слезы девченочьей сентиментальностью  и вовсе не мужским занятием.
 
А какие мы устраивали у себя во дворе концерты! Для наших же пап и мам, бабушек и дедушек! Чьи-то папы, правда, приходили крайне редко. Больше – мамы, а в основном бабушки. Они сидели и очень годились: каждая своим чадом. В этих мероприятиях участвовали тоже в основном девочки. И еще маленькие мальчишки, которые пока не понимали, что к чему. Мальчишки постарше стеснялись, но, как мне казалось, гордились перед пацанами соседних дворов. Иначе как объяснить, что они с удовольствием помогали сооружать импровизированную сцену: натягивали между деревьями бельевую веревку, обозначая ее границы, на которые потом на прищепках вешались старые одеяла и пледы, чтобы скрыть от любопытных глаз таинства приготовления. Также с удовольствием и готовностью мальчишки таскали стулья и табуретки из квартир для зрителей. А потом всегда наблюдали за основным действом где-то со стороны, из-за угла или с крыши нашего дома.
 
Небольшой городок, в котором я родилась и выросла, раскинулся по обоим берегам самой большой и широкой украинской реки – Днепр.
Летом, многие наши ребята, естественно, самостоятельно ходили купаться на реку. Мне мама строго-настрого запрещала даже смотреть в том направлении. В детстве она сама не раз ходила с соседскими детьми купаться на Днепр. Однажды решили покататься на лодке. Заплыли довольно далеко. Начали баловаться: ребята раскачивали лодку, чтобы напугать девчонок. В какой-то момент лодка зачерпнула воду и перевернулась. Мать плавала плохо, но ей повезло. Ее успели подобрать рыбаки, удившие невдалеке рыбу. А два человека, парень и девчонка, тогда утонули.
Мать рассказывала мне эту историю раз сто. Я ее хорошо запомнила и боялась ходить на реку без взрослых.
Ребята ходили купаться толпой и многие, я знала, без разрешения, тайком от родителей. Но друг дружке в этом никто не сознавался. Все хотели казаться взрослыми и самостоятельными.
Я не ходила с ними. Да и плавала очень плохо. Много людей, и особенно детей, утонули на Днепре за годы моей жизни там. Многих я знала лично. Мне даже в голову не могло прийти попросить разрешения у мамы. Речка для меня была просто «табу» и точка. А уйти без разрешения?.. Я была не сумасшедшая…
Надо мной посмеивались, обидно шутили, и особенно те, кому, так же как и мне, не разрешали туда ходить.  Я смотрела им вслед. «Тоже мне, герои!» - думала я. Мне было горько и обидно.  Но ослушаться маму, я не смела.
А потом, вечером, когда приходили с работы родители, мы часто слышали, как доносились из распахнутых настежь окон и балконных дверей, вопли: «Мамочка, не бей, я больше не буду!» Нам было одновременно и смешно и жалко этого «героя», эту очередную жертву родительской расправы, потому, что почти любой из нас хоть раз, но побывал в этой «шкуре». После этих «разборок» как минимум на день родители не пускали свое чадо гулять во двор.
 
А еще была у нас одна летняя забава, которая нравилась всем без исключения, так как ее осуществление вырабатывало очень большое количество адреналина. Это было тоже запретно, но, в отличии от речки, не так опасно. Недалеко от нашего двора была районная больница, которая, как и все типовые больницы советских времен, имела свою, казалось, безграничную территорию и огромный яблочный сад. Правда, для кого был посажен этот сад, оставалось загадкой. Вот эти самые яблоки и были нашей главной целью, а мы, детвора, при этом были большой головной болью больничных сторожей. Причем сами по себе яблоки были нам и на фиг не нужны. Они были почему-то всегда мелкие и не вкусные. Важен был сам процесс их добычи. Нужно было незаметно пробраться в сад, залезть на дерево и нарвать полные карманы или запазуху яблок. Затем обязательно привлечь внимание полупьяного сторожа, а дальше быстро спрыгнув с дерева дать стрекача. Причем, никогда никто нас так и не поймал и никто не знал, что было бы , если бы все-таки поймали.  Только думаю теперь, что и ловить нас никто не собирался. Сторож это делал скорее из чувства долга, а не потому, что действительно охранял этот никому не нужный сад. Яблоки мы потом выбрасывали, потому что, а как было есть такую кислятину? Но удержаться мы не могли. Нас влекло туда скорее желание испытать пусть хоть какое-нибудь приключение, связанное именно с погоней. Само чувство погони за собой вырабатывало в крови адренналин и чувство гордости за собственную прыть, когда ты был уже недосягаем для сторожа. А как потом было приятно хвалиться перед собственным друзьям: «А ты видел, как он за мной побежал?» или «А ты видел, как я от него через забор сиганул?»
 
Зимние развлечения  
 
Сейчас в Украине зимы уже тоже не такие снежные, как раньше, во времена моего детства. Наверное, сказывается глобальное изменение климата. Но, не буду утверждать, оставим право разбираться с этим природным явлением специалистам – физикам и метеорологам.
 
В моем же далеком детстве было так: если с утра мороз минус двадцать пять, то отменяли уроки у детей с первого по пятый класс, если – минус тридцать, то в школу не шли и старшеклассники. Снег же, выпав в начале зимы, мог пролежать до самого начала весны и не потаять. Наоборот, в течение всего сезона, его постепенно подсыпало все больше и больше, наметая сугробы, иногда с человеческий рост. В течение зимы случались, конечно, редкие оттепели, но они были короткими. Снег от этого проседал, и в некоторых местах можно было увидеть его слоистость, а иногда даже посчитать по этим слоям, сколько раз он шел. Как по кольцам спиленного дерева считают количество прожитых им лет.
Днепр замерзал всегда, не то что сейчас. Толщина льда ближе к берегам или в мелководных заливах достигала полуметра.
 
По воскресеньям или же на зимних каникулах мы часто ходили на реку, точнее к ближайшему заливу, кататься там на коньках.
Даже не помню, как и когда я научилась на них кататься. Но каталась очень хорошо. И боком и задом. Умела даже прыгать с поворотом и кружиться на месте. В общем-то не только мне, но и многим из наших ребят было чем похвастаться перед новичками, которые довольно часто приходили на реку поучиться катанию. Мы часто между собой устраивали состязания, кто быстрее на коньках пробежит до конца залива. И неважно, кто победит. Нам просто неимоверно нравилась сама быстрая езда. Мы разгонялись до такой скорости, что ветер свистел в ушах и казалось, что, ну вот еще чуть-чуть, и он легко подхватит тебя и оторвет от стеклянной поверхности льда и унесет за собой далеко-далеко в неоъятное синее небо. Мы неслись и легко ощущали себя птицами, которым подвласны не только ледяная заводь, но и небо, и облака и, даже, солнце.  
Меня всегда поражал лед. Он был там такой гладкий и такой тёмно-прозрачный, что иногда можно было разглядеть под его толщей на глубине маленьких спящих рыбок.
 
Мальчишки часто толпой ходили на зимнюю рыбалку. К этому занятию они подходили очень серъезно. А ну-ка просиди несколько часов на ледяном днепровском ветру! Поэтому, одевались в большие отцовские тулупы, черные валянки и шапки-ушанки, завязанные под подбородком. Снаряженные самодельным деревянным ящиком на ремне, который служил и сумкой и скамейкой одновременно, различными снастями и тяжелым коловоротом для просверливания в толстом льду проруби, они напоминали очень смешных маленьких мужичков. Поглядишь на них: вот вроде бы всё-всё настоящее, а всё равно смешно. Потому что из-под нахлобученной шапки смотрят на тебя знакомые-знакомые голубые глаза рыжего Сережки. Или зеленые, всегда насмешливые, глаза Васьки со второго подъзда. Или черные, как угольки, глаза долговязого Кольки. Что толкало наших пацанов на этот экстрим, я не понимала никогда. Уж точно не десяток-другой никому не нужной, кроме облезлых дворовых котов, мелкой рыбешки. Думаю, что они очень хотели казаться взрослыми и просто подражали мужикам, которые, сколько себя помню, всегда удили рыбу на замерзшей реке. Подозреваю, что эти мужики просто-напросто с удовольствием удирали от семейных дел и забот, бесконечно согреваясь захваченной из дому обязательной бутылкой водки, которая, как я подозреваю, всегда была их непременной целью. От этого наши пацаны чувствовали себя взрослее что ли,  приобщенными к единому братству зимних рыболовов-экстремалов.
 
Ледоход начинался у нас аккурат на весенние каникулы. И наши любопытные мальчишки толпой бегали на Днепр смотреть, как идет лед. Только им было этого мало. И они придумали себе еще одну экстремальную забаву – они ... катались на льдинах!
Взяв увесистый камень, они откалывали большие, метра по два, а то и три,  куски от большой ледяной глыбы в заводях. И отталкиваясь от дна длинной, предварительно выламанной и отесаной от сучков, палкой, лихо балансировали на скользкой гладкой поверхности. Но лихачество иногда заканчивалось весьма плачевно. Не удержав равновесие на иногда сильно накренившейся льдине, некоторые смельчаки соскальзывали и мигом оказывались в ледяной воде. Полушерстяные ватные пальтишки и дермантиновые сапоги, согревавшие до сего момента, мигом пропитавшись водой, становились тяжеленными и превращались в обузу. И здесь спасали только ноги. Мигом доплывя или добредая до берега, такой экстремал во всю прыть несся домой переодеваться и сушиться, если конечно родители в тот момент были на работе. А если родители оказывались дома, то, раздевшись, они сушили одежду возле разведенного по-быстрому тут же возле реки костра или на батарее под лестницей в подъезде, дабы избежать родительського гнева. Катание на льдинах было строго настрого запрещено всеми без исключения родителями. И горе горькое было тому, кто все же попадался им в таком виде на глаза.  
Но никакие катаклизмы не мешали нашим мальчишкам снова и снова каждый следующий год кататься на льдинах мартовского Днепра.    
 
А еще мы любили зимой наблюдать за звездами. Когда темнело рано, и был небольшой морозец. Небо тогда было темное, почти черное и звездное-звездное! А воздух был прозрачным и, как будто звенел. Как в сказке! А мы падали в снег на спину и смотрели в это такое для нас далекое ночное небо. Оно было таким чистым, что иногда было хорошо видно даже Млечный Путь. Мы всегда думали, а что там дальше за этими звездами, за Млечным Путем? Объяснения родителей, что за этими звездами другие звезды, а за этими другими еще и еще, и так бесконечно, меня не устраивало. Я никогда не могла понять, осознать и поверить в эту самую бесконечность. Ну, допустим, БЕСКОНЕЧНОСЬ, а что за ней? Что там дальше?
 
А еще мы мечтали быть космонавтами, как Гагарин и очень гордились тем, что он наш – советский. И что именно НАШ Гагарин первым полетел в космос. А мне повезло особенно. Потому что я родилась именно в тот год, когда ОН впервые полетел в Космос, и была единственной у нас во дворе, кто родился в тот год. Поэтому, я даже чувствовала себя чуть-чуть приобщенной к этой знаменательной дате. И очень этим гордилась.
Помню, как глядя на звезды и думая о вечном, мы часто считали, сколько нам исполнится в 2000-м году. Цифры были у каждого разные, но нам они казались просто огромными. И мы все дружно приходили к выводу, что будем к тому времени уже очень, очень старыми и не надеялись дожить до этого преклонного возраста.
 
А сколько часов мы провели зимой в подъезде, когда во дворе было холодно. О чем говорили, о чем спорили, разве сейчас вспомнишь? Но это было важно для нас, очень важно, раз мы стояли там часами.
 
А как мы любили жечь костры из сосен после Нового Года! Они восхитительно пахли смолой. Я до сих пор помню этот запах. Правда сейчас не разрешают их сжигать где попало, а сваливают в определенное место, а потом централизованно вывозят на свалку.  А тогда мы жгли сосновые костры прямо у себя во дворах, постепенно подбрасывая все новые и новые сосенки, на которых то там, то сям попадались застрявшие обрывки разноцветного серпантина, белой ваты или блестящего дождика. Костер разгорался до небес. А когда прогорал, мы, обступив его со всех сторон, с удовольствием грели озябшие пальцы, уши и носы. Желтые блики огня отражались в наших глазах и было так приятно смотреть на потрескивающие горящие стволы и каждой клеточкой чувствовать эту атмосферу нашего единения вокруг весело горящего костра.
А еще мы страшно любили печь в этом посленовогоднем костре выпрошенную у родителей картошку, которая нам казалась в тысячу раз вкуснее домашней, маминой. Нанизав её на сосновую палочку, тут же, у костра, сидя на корточках, мы с огромным удовольствием уплетали её вместе с кожурой, обжигая пальцы и обветренные губы.
Мы рассказывли друг дружке разные смешные или страшные истории, иногда тут же и придуманные. Вспоминали, о том, как встречали Новый год и какие подарки получили к празднику. И мечтали о подарках, какие хотели бы получить на следующий Новый год.
Удивительно, мы знали друг о дружке, казалось бы, все до мельчайших подробностей, но несмотря на это нам было очень интересно вместе. Мы обсуждали что-то, спорили, перебивая друг дружку, доказывли, обижались, если не понимают и снова обсуждали что-то очень важное тогда для нас.
 
Сейчас дети так не развлекаются…
 
P.S. Это не ностальгия по "совку", ей Богу! Поверьте мне просто на слово! И своим детям я желаю ДРУГОГО счастья...