Пятидесятитысячная Донбасс-арена Колизея была битком набита зрителями, но все равно не смогла вместить всех желающих, а потому фанов гладиаторских боев, не сумевших прорваться под крышу квестора Рымской анпэрии Ахмета, добивали битами: кому повезло, того вколачивали внутрь поверх голов уже сидящих в амфитеатре, кому не повезло – просто добивали.
 
     Шел итзйуешвдяышавтый год правления великого хама-анператора, зализного гандона Витька Инвиктуса Понтократора, что в переводе на общепонятный означало «Типа Победитель Непобедимый (типа врагу не сдаеца наш гордый варяхъ) Держатель Понтов». Он восседал в центральной ложе Донбасс-арены на специально сооруженном для него из пробкового дуба (бо, во-первых, був дурный як пробка, а во-вторых, один пророк как-то сказал: «дубу – дубово») в понтовой пурпурной тоге от Бриони, с золотой копией пальмы Мерцалова в деснице заместо скипетра и огромным, размером со страусовое (он вообще любил все страусовое), яйцом работы Фаберже в ху… в смысле шуйце (заместо державы и в доказательство того, что теперь все яйца у него под контролем), при этом на обеих руках сохранялась традиционная для Понтократора распальцовка.
 
     На самой верхушке его огромной набитой салом головы едва заметен был венец из золотых оливковых ветвей, отчего хам-анператор напоминал то ли некошерного борова в кипе, то ли бабэру, бывшую в далеком прошлом королевой красоты, а ныне являвшую собою корову уродства, до полного безобразия раскормившуюся на гонорарах за титул.
 
     За спиной у него стояли два пидер… евнуха, охлаждавших апоплексическую морду владыки опахалами в виде еловых венков (после одного неприятного инцидента с еловым венком правитель возжелал все венки взять под контроль, как и яйца, и назначил им быть опахалами, что, впрочем, не отвадило его от привычки время от времени опасливо коситься свиными глазками в сторону венков).
 
     Одесную от анператора сидел главный квестор страны Ахмет Уринатус по прозвищу Иоанн Креститель, так как он был крестным отцом не только Понтократора, но и всей остальной рымской сенатской братии, и потому скорее не  он сидел по правую руку от правителя, а тот от него – по левую ногу. Ахмет Уринатус посадил Инвиктуса на престол, за что получил весь общак государства и исключительные права на управление всем хозяйством – металлургией, дорогами, храмами, дорогами к храмам, и вовсю вот уже итзйуешвдяышавтый год стриг купоны, в смысле гривны, в смысле доллары и евро. При нем для поддержания порядка всегда находился отряд клиторов… в смысле ликторов, у которых вместо старых добрых республиканских ликторских палочек были бейсбольные биты – для обеспечения более эффективного менеджмента. Возглавлял отряд главный менеджМЕНТ Толян по прозвищу Nos Habebit Humus (в переводе на общепонятный – Могила).
 
     После принятия налогового, жилищного, пенсионного и бюджетного латексов (кодексами их не назвали потому, что интересы и права смотрящих за соблюдением понятий в натуре там были раздуты до беспредела, на что оказался способен лишь латекс) все немногочисленное выжившее население Рымской анперии выживало со все большим трудом, а правительству уже давно не удавалось обеспечивать даже старый добрый лозунг люмпеноидов «Хлеба и зрелищ!», из-за чего пришлось ввести его модификацию: «Обещаний и зрелищ!». Государственный строй, который устроили себе понтодержатели, получил название Ordo et Stabilitas («Порядок и стабильность»), но в народе он давно уже был переименован в «Уроды и Дебилы» или просто в «орду». И тем не менее этот обношенный, ограбленный и разведенный в наперстки народ неизменно шел кормиться единственным, что соглашалась пока еще давать ему власть: зрелищами в виде гладиаторских боев. Единственное, чего ему оставалось жаждать – крови, проливаемой на главной арене страны гладиаторами, назначенными из числа и ошметков былой оппозиции.
 
     – Эй, бля, Чечётка-бля! – обратился Понтократор к распорядителю торжеств, главному сигнальному в сенате и одной из первых куда пошлют словесных клоак администрации, тупоголовому седовласому выпердку по прозвищу Сучонок-Чечётка. Тот не преминул нижайше поклониться. – Какой сёдня сцынах&й?
 
     – Э-э, сценарий-да? – поправился Чечётка с таким видом, будто это он сказал «сцынах&й». – Очень интересный-да, из древней истории четвертого Рыма-да. Разработал специально для вашего велюяегщзйабоываства-да принцепс Верховного Сената Вольдемар Litvino Veritas. Сегодняшний наш враг – команда гладиаторов под названием «бют-ОВЦЫ»-да.
 
     – Какие они овцы! Казлы они! Переименуй щас же!
 
     Чечётка немедля, дабы не заполучить в свою седую тыкву, внес необходимые исправления, но Понтократор, который, кроме всего прочего, был еще и с понтом проффесором, решил самолично проверить качество исполнения.
 
     – Та ты, я вижу, и сам казёл полный. Хто так пишет!
 
     Он взял стилус фирмы «Паркер» и собственноручными калигулами, в смысле каракулями исправил название вражеской команды. Получилось «бют-КØАЗЛЫ».
 
     – От так от, гы-гы! – самодовольно прогундел владыка. – Их били, бют и будут бить усегда, пока усех не перебют. Так шо там с ними сёдня будет?
 
     – Сегодняшняя программа со стороны «бют-КØАЗЛОВ» проходит под лозунгом «В бой идут одни старики, женщины и дети» – в защиту их предводительницы Юлии Цезарицы Магны от вашего велюяегщзйабоываского беспредела-да …
 
     – Юльки?! – всхрапнул хам-анператор. – Эта Магна хуже магнума, кольта и винчестера, вместе узятых. Та она ж одна порвет нашу команду как тот Тузик грелку!
 
     – Нет-нет-да, ее не будет, мы ее взяли на подписку о невыезде из города Х…ева-да.
 
     – А-а-а, это хорошо! – протянул Понтократор, и у него отлегло от души… впрочем, души у него не было, поэтому отлегло у него от очка, которое все еще непроизвольно сжималось при каждом упоминании имени Юлии Магны.
 
     – Да, из женщин будут только самые хилые и трусливые, то есть те, что с яйцами-да.
 
     – А какая у этой шоблы ампула будет?
 
     – Амплуа? – догадался Чечётка, да и то только после подсказки Ганны по прозвищу Говнометчица. – Амплуа такая-да. Весь отряд будет обмундирован как ретиарии-да – в набедренные повязки, с ловчими сетями и трезубцами. Чтобы чего не того не вышло, им уже вогнали трезубцы промеж ребер-да (принцепс Вольдемар сказал, что это будет очень знаково – их же гербом да по их же горбам) и запутали в их же собственные сети – типа они сами запутались и поранились-да.
 
     – Это в тему! – снова протянул Понтократор. – А наши как называются?
 
     – «ВОЛКИ ПОЗОРНЫЕ».
 
     – Как! ВолкИ – это нормально, ну а позорные-то…
 
     Тут вмешалась вышеупомянутая пресс-папьешахермахерша Ганна Говнометчица и объяснила, что слово «позор» на староязе означало «спектакль», ну, типа зрелище.
 
     – А, ну ладно. А хто у нас тама?
 
     – Лексушка Вервольф по прозвищу Баскетболист, Эльбрус по прозвищу Брус Всемогучий, Слава Лукьянус по прозвищу Анус Бультерьер. Нормальные, в общем, ребята-да. Будут экипированы по высшему разряду, как аты-баты андабаты и вдобавок вооружены тяжеленными стульями для ударов-да по головам-да.
 
     – Ниху&во! – потер руки Витёк Понтократор и заискивающе-вопросительно посмотрел снизу вверх на Крестителя, заодно еще раз покосившись на еловое опахало у себя над головой. Квестор Ахмет снисходительно кивнул головой. Хам-анператор продолжил: – Ну, чё кота за яйца тянуть! Начинай давай!
 
     Сучонок-Чечётка в чрезвычайном возбуждении от величия возложенной на него миссии вышел в центр Донбасс-арены, где уже ютилась, испуганно вжавшись в газон, запутанная в сетях и истыканная гербами-трезубцами канувшей в прошлое Рымской Республики жалкая группка одетых ретиариями отщепенцев. Публика бешено орала, делала волны по всей Донбасс-арене и тыкала большими пальцами вниз, требуя скорейшей и суровейшей расправы.
 
     – Граждане великого Рыма! – возопил Сучонок-Чечётка. – Вы видите перед собой-да самых закоренелых из закоренелых (тут он заглянул в бумажку с программой зрелища) «бют-КØАЗЛОВ»-да, которые мешают нам жить-да и не дают работать-да. Сейчас наши славные и чрезвычайно толерантные епутаты-андабаты-да тихо и нежно, на ушко, шепнут этим «бют-КØАЗЛАМ»-да, шоб они убирались отсюда подальше-да.
 
     На этих словах Сучонок-Чечётка сделал свою фирменную отмашку рукой, и под кровожадный рокот трибун со всех сторон ринулись волкИ позорные, которые полностью игнорировали слова великого рымского-корсакова композитора Николауса Гоголя о том, что «Александр Македонский, конечно, герой, но зачем же стулья ломать». Чем больше стульев обломали они о головы подлых ретиариев, тем большими героями казались они самим себе, Витьку Понтократору, Ахмету Крестителю и толпищам фанов на трибунах.
 
     Схватка оказалась слишком короткой, как боксерские поединки Тайсона в его лучшие годы. Вскоре вся команда «бют-КØАЗЛОВ» была уже в полных дровах – как в прямом смысле, усеянная осколками от мебели, так и в переносном, то есть в кусках. Практически всем им полагалось немедленно в морг через реанимацию, но толпа требовала продолжения банкета и с еще большим остервенением тыкала большими пальцами вниз, поэтому решено было преподнести популюсу рымскому бонус и выпустить против раскромсанной оппозиции настоящих зверей. Те из ретиариев, кто смог сохранить здравый ум и сознание в истерзанном теле, увидев несущихся на них львов, тигров, волков, крокодилов, медведей, вепрей, орлов, а также выжидательно пасущихся в отдалении грифов-стервятников, с благодарностью обратили глаза свои к небу:
 
     – Хвала Юпитеру, хоть эти будут обращаться с нами по-человечески…