«В Верховной Раде зарегистрирован проект декларации "О достоинстве, свободе и правах человека».
«Автором документа является регионал Вадим Колесниченко.
Как отмечается в пояснительной записке, эта декларация призвана воплотить "Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека", которые разработала и издала Украинская православная церков».
 

 

 

Раб божий Вадим, верный прихожанин Московского Патриархата, переступил порог своей домашней кельи и прикрыл за собой дощатую дверь…
 
Почитай, уж более полтора месяца прошло с того благословенного дня, когда брат во Христе Вадим Апокалисниченко услышал пение Лазаря об основах учения Русской Право-славной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека, кое пение исполнил клирик в стенах Киево-Московской Пещерной лавры. Все перевернулось в душе грешного Вадима в тот миг. Воззрел он к ужасу своему ту моральную бездну, те разверзшиеся врата ада, куда стремительным домкратом падала все эти годы душа его и воздел длани свои к Господу – спаси мя, грешного! Ибо не ведал, что творил! Не веровал в бытие Твое, не веровал в бессмертие души, а взалкал мирских радостей и телесных услад! О, горе мне, горе, грешному!..
 
Метался смятенный дух Вадима и не было ему успокоения ни в казино, ни на сессии ВР... С той поры бездушный разум его уже боле не возгорался сладостной гордыней за дом свой богатый, не ласкал соляриумное его тело бассейн подогретый, не манил его чрево холодильник многаякамерный… Тяжкий груз прошлых грехов вытеснил из его естества весь смак к мирской жизни, яко пасту из тюбика.
 
Но Господь милостив! И послал Он ему встречу с пастырем душ канонических, прес-святейшим отцом Киллиром.
 
Простерся ниц перед ним Вадим и открыл своё нутро -  черное, грешное, страшное... Тяжело вздохнул о. К. и молвил:
 
- Ну, так ты покайся, Вадим, - тебе, как бывшему комсомольскому работнику, скидка от нас полагается!
 
С этими словами батюшка зело энергичными движениями благославил Вадима – токмо волна по лампасам побежала!  
 
Вот тогда-то и принял Вадим решение – дабы создать материальную базу для духовнага исцеления, бытие свое сотворяши сообразно бытия столпов русскага православия.
 
Православные молдаване, освятив в Лавре инструменты своя, приступили к трудам, и с молитвою на устах о спасении Святой Руси за неделю переделали загородный дом Вадима в подобие настоятельских покоев Данилова монастыря - дабы ничто мирское своими бесовскими формами не отвлекало его боле от раздумий о порочности человеческой гордыни. Сам он занимал в ней всего лишь пять келий больших, да восемь малых, да спа-салон.
 
Стал истязать себя трудом физическим. Со словами молитвы выносил пепельницу, сам себе готовил по утрам фреш ананасовый, благодарил Господа вечером за йогурт обезжиренный.
 
Приехал портной, привез рубище. Вадиму оно понравилось. Приятная на ощупь ткань пастельного оттенка (что-то близкое к кофе с молоком), стильные грубые стежки. Золотошвейки просто дивно вышили на спине Георгия-Победоносца, который умиротворенно-строгим ликом зело походил на ВВП. Конный Георгий с высоты задумчиво изучал реакцию пиндосоподобного змия, ковыряясь в его теле длинной вилкой, при этом глаза у обоих были слегка увлажнены и тронуты печалью.  
 
Приехал ювелир, привез вериги. Вериги удачно гармонировали с новым рубищем. Редкие, хаотично разбросанные искристые вкрапления, карат по пять, семь каждое, как бы ассоциировались со слезами раскаяния…
 
Вадим одел обнову и подошел к укрепленному вертикально на стене большому плоскому блюду овальной формы. Специалисты так и не смогли определиться ни в ювелирной школе, ни во времени исполнения этого блюда. Только сказали, что выполнено оно из серебра иранских рудников, истощенных и заброшенных уже к ХI веку. Полированное вручную с лицевой стороны, оно вполне заменяло ему зеркало.
 
Осмотрелся строгим взглядом – ничего лишнего, умеренный аскетизм бытия сообразно отцу К. Остался доволен. Прорепетировал изображение благообразия на лице в момент сотворения крестного знамения. Плавный взлет руки ко лбу получался у него очень эффектно. Единственно, что огорчало – не получалось придать выражению глаз мягкий религиозный натурализм. Не получалось пока. Но – Бог милостив, нужно трудиться! И снова - плавный взлет руки…
 
В спальне он велел сколотить простую лежанку из грубо полированных досок меранти. На лежанке с некоторой нарочитой небрежностью лежал водяной матрац с подогревом. Поверх – строгое шелковое постельное, совершенно без рисунка. Долго подбирали цвет постельного – у меранти специфический оттенок. Сошлись с дизайнером на розовом с еле заметным персиковым отливом.  
 
Плазму дизайнер очень удачно одел в большой киот венге с легчайшим, как бы дымчатым, розовым же патинированием и отчеканенными в черном серебре византийскими элементами по углам.
 
С подоконниками, столешницами вопросов не возникло, - только церковно-аскетический стиль. А это, конечно же, розовый оникс.
 
Дизайнер подсказал заказать несущую конструкцию стола из меранти, на которую уложили пластины из оникса. Очень, очень, право очень славно!
 
Очень удачно поработали спецы по звуку. Начинили все кельи аппаратурой Marantz так искусно, что в любой точке помещения легкий звуковой фон от хоровых произведений Бортнянского заставлял мироточить иссохшую и потрескавшуюся как сельский телеграфный столб душу грешного Вадима.
 
В винных подвалах, закутавшись в древесную стружку, уютно дремали «Висант», «Кагор-Маркэр» и «Бени-Карло».
 
Зимний сад уже не стали переделывать, а просто переименовали на Гефсиманский, установив соответственно стилизованную арку с надписью на арамейском и скрыв в гуще зелени несколько мягких лежанок в стиле «прокуратор». Проходящие под этой аркой отмечали необычный подъем энергетики; особенно дамы.
 
Ну, как бы в основном все было готово к процедуре исцеления грешной души
 


…В тот вечер Вадик, сидя у камина, по своему обычаю общался с Богом. Камин ему привезли уже готовый, из Турции - мрамор Travertine Rose, две строгие консоли; по торцу мраморной столешни – ненавязчивая арабеска. Над камином, на белой стене со слегка отливающими серебром тончайшими крокелюрами – копия шедевра мозаичного искусства - Никейского Ангела, пострадавшего во времена иконоборческой ереси.
 
Палисандровые и сандаловые поленья наполняли каминную келью приятным, успокаивающим ароматом. Иногда Вадик ещё подбрасывал в огонь веточки можжевельника.  
 
Натруженная ладонь согревала «Висант» сквозь тонкое богемское стекло. Периодически, дабы осенить себя крестным знаменем, Вадик отставлял бокал на небольшое Евангелие в кожаном переплете, всегда лежавшее для этой цели на столе лицом вниз. Он не любил цокающий звук стекла по ониксу, и Евангелие годилось для этого как нельзя более. Хотя странно – этот же звук, издаваемый соприкасанием со стеклом перстня Комнина ему был наоборот – приятен… Это был тот самый перстень Иоанна Комнина, который его сын, - если верить Никите Хониату, - снял с руки еще живого отца.
 
Вадим поднял бокал с Евангелия и пригубил его. Звучало прекрасное произведение раннего Березовского – «Не отвержи мене во время старости».
 
Вадим ещё раз пригубил и сделал приветственное движение бокалом в сторону каминной фрески.
 
- Шалом, Ангел!
 
В черных глазах Никейского Ангела заискрилась жизнь…
 
- Yεια, καλός Χριστιανός!
 
Вадим недовольно поморщился.
 
- Ну, ей-Богу, - ты каждый раз как дитё малое со своим этим грецким наречием. Тебе так приятно порисоваться?
 
- О, нет, я просто забываюсь!..
 
- Не забывайся, ты меня расстраиваешь.
 
- Извини, добрый христианин!
 
- Ладно, проехали.
 
- О чем ты хочешь поговорить со мной?
 
- Ангел, я терзаем желанием творить добро!
 
- О! Я преисполнен внимания, Вадим. – В глазах Ангела читалось откровенное удивление.
 
- Сегодня, после обеда, я отдыхал, уединившись в зелени Гефсиманского сада. Черная туча неожиданно возникла с западной стороны и укрыла собой половину неба. Громовые раскаты испугали птиц. Они с тревожным криком сорвались в полет, но, сделав несколько нервных кругов под куполом сада, возвратились на свои привычные места. Потом пошел дождь. Поначалу он вел себя агрессивно, - бросался на стёкла зимнего сада, как будто преследовал коварную цель проникнуть внутрь. Но, убедившись, что его силы слишком слабы для этого, дождь успокоился и начал монотонно накрапывать свою тихую ровную дробь. Птицы перестали кричать. Я не заметил, как уснул. Странно, я никогда не замечаю этот момент…
 
- Тебе что-то снилось?
 
- Да… Странный, очень странный сон. Как будто я еду на колеснице, в которую впряжены четыре белых лошади. Меня приветствует оливковыми ветками радостная толпа в белых туниках. Они счастливы и благодарят меня за что-то. Я начинаю понимать, что совершил поступок, который решительно изменил их судьбы, но не успеваю понять какой – меня будит звонок на мобильный. Проснулся я с ощущением того, что этот поступок – мое предначертание свыше. Что я должен сделать, Ангел?
 
- Что ж, - жаль, конечно, что ты не досмотрел сон до конца. Да, эти видения были посланы тебе мною. Для того и дождь, чтобы ввести тебя в сумеречное состояние ума, которое вы называете – сон. Но я не смог помешать этому звонку из секретариата ВР, ибо решением Всевышнего ваш парламент – зона влияния темных сил.
 
- Что я должен сделать?
 
- Ты ведь знаешь - мы никогда не говорим прямо – должен.
 
- Но ведь ты хотел как-то намекнуть мне об этом во сне?
 
- Хорошо. Ответь мне тогда на такой вопрос: доволен ли ты своей жизнью?
 
- О, да! И последнее время – очень.
 
- А что ты подразумеваешь этой фразой – последнее время?
 
- Когда руководствуясь «Основами учения Русской Православной Церкви…» я стал на путь духовного исцеления, усмирил гордыню, и обрел духовную гармонию.  
 
- Хорошо ли тебе, сейчас, Вадим?
 
- Истинно говорю – хорошо! – Бокал на Евангелие, крестное знамение.
 
- Тогда сделай так, чтобы всем мирянам было так же хорошо, как и тебе.
 
- Как? Я не могу воздвигнуть всем хоромы с бассейном, открыть и щедро наполнить счета в банке, купить хорошую машину, отправлять их всех с семьями в закордонное турне all inclusive, покупать им хорошие одежды и пищу…
 
- Ничего этого не надо. Они будут жить так же, как и жили – одеваться на секонд-хенде, растягивать крупы от зарплаты до зарплаты, балуя себя на выходные развесною килькой с луком, а отдыхать будут в соседнем скверике на лавочке. Нет, ничего мирского менять для них не нужно, ибо их вполне устраивает такая жизнь. Тело – бренно, душа – вечна. О душах их подумай, Вадим. Русская Православная Церковь исцелила тебя? Помоги ей исцелить остальных.
 
- Но ведь я не клирик?
 
- Да, но зато ты мирской законописец. Так издай же богоугодный закон, дабы все миряне жили в согласии с «Основами учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека». Все – от иудея и магометанина до наипоследнейшего нехристя.  Спасайте ваши души в истинном русском православии, и за это Господь дарует уверовавшим в Него и мир, и изобилие, кои процветают сейчас на православных землях Московской Руси.
 
- Ангел, я все понял. Это не вопрос - закон будет. Только я вот чего не пойму – ты ведь как бы из византийских греков, так чего я от тебя тогда только о Москве и слышу?
 
- Ну, так ведь Москва унаследовала Византию. И нас всех заодно. Служба!..
 
- Служба – дело святое и понятное! Тут мы с тобой в одних санях едем, вопросов нет. Но вот когда это Москва успела…
 
- Прекратим провокационные разговоры! – С неожиданным металлом в голосе произнес Никейский Ангел. – Сказано ясно: руководство к действию - «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека». Всё, дискуссия закрыта. Москва – третий Рим!
 
Ангел подумал и неожиданно тихо добавил
 
- И четвертого такого я уже точно не переживу…