Бесцельно, боком к волне, дрейфует пароход. На его верхней палубе одиноко стоит старый капитан. Он не то, чтобы старый, он – бывший. Капитан погружен в созерцание своего прошлого монументального величия. Периодически он задумчиво сплевывает с высоты вниз, с любопытством наблюдая за полетом плевка. Если удается попасть кому-то на голову – облегченно поднимает взгляд в небо, крестится и смиренно произносит: «На все воля Божья!» Снующие кругом люди стараются обходить его, как чумного. Наконец к нему подбегает какой-то раздолбайного вида боцман. На нем – ментовское галифе со штрипсами, туфли и короткая кожаная косуха. На груди болтается новенькая боцманская дудка. На бритой голове – «пидорка». И, конечно, «Маузер» в деревянной кобуре. Кобура вульгарно закрашена черной блестящей краской и напоминает игрушечный детский рояль на тесемочках. Боцман остановился в нескольких метрах и, привычно тасуя одной рукой колоду карт, со злорадной ухмылкой развязно спросил: «Ну, ты, типа это – фуру то отдашь?» Капитан не глядя протягивает ему фуражку. Тот хватает её и тут же по воровской привычке быстро «делает ноги».  
 
…На капитанский мостик ступает вновь избранный капитан. За ним, в некоторой нетерпеливой нервозности, толпится его команда. Приподнявшись на носках, они плутовато выглядывают из-за спины и плотоядно шарят глазами по ручкам и кнопкам, регулирующим жизнь огромного парохода.  
На открытом и простецком, как детский альбом «раскрась сам», лице капитана отчетливо видно, что ему безумно нравится его новая должность и сама капитанская фуражка. Эту фуражку он воспринимает не как символ ответственности и необходимого для этой роли профессионализма, а, практически, как корону удельного суверена.
Капитан с самодовольной улыбкой подходит к штурвалу. Какое-то время он с теплотой во взгляде просто разглядывает его. Чувствуется, что в этом предмете заключен для него некий ситуативный символизм. Вот – цель, и она достигнута. Наконец он кладет ладонь на колесо.
- Крепче за бара-анку… - неожиданно запел от избытка чувств капитан.
- Штурвал. – вежливо и подобострастно поправляет его кто-то за спиной.
- Кто сказал – «штурвал»? – Капитан резко оборачивается. – Ты сказал? Ты что, самый умный тут?
- Нет!.. Извините, я только хотел сказать…
- Никого не парит, что ты там хотел! За борт!
Мычание и возня вокруг увлекаемого тела. На мостике воцаряется гробовая тишина. Все стоят смирно и, не моргая, изучают застывшими глазами потолок. Капитан обводит присутствующих тяжелым взглядом и очень тихо спрашивает, указывая пальцем на штурвал.
- Как эта штука называется?
- Баранка! – единогласно гаркают в ответ присутствующие.
 
…Кают-компания. Собрание Комитета по спасению Парохода. Половина присутствующих одновременно говорит, вторая половина слушает их с демонстративной ухмылкой, скептически покачивая головами и отхлебывая чай из тонких стаканов в казенных серебряных подстаканниках. Чая и сахара хватает с избытком, поэтому присутствующие не торопятся.
В углу, безвольно опустив голову на грудь, сидит какой-то человек. Периодически он вскакивает и, отчаянно ламая руки, истерично кричит.
- Да какая разница – кто главный?!! Нужно что-то делать! Неужели вы не понимаете, что нужно что-то делать? Делать нужно что-то, а не разговаривать! Вот это что-то и нужно делать! Ведь если не делать что-то, то ничего не получится! Неужели это не понятно? Так мы будем делать что-то, или будем делать ничто? А вот ОН – показывает пальцем куда-то наверх и округляя глаза от ужаса – уже что-то сделал! Он взял курс на айсберг… – после чего опять безвольной тряпичной куклой падает в свое кресло.
Его истошный вопль на секунду привлекает внимание присутствующих. Они очередной раз многозначительно переглядываются, пожимают плечами и возвращаются к торгам. Происходящее напоминает биржу. Все боятся продешевить и упорно играют на повышение своих акций.
Возле двери сидит какой-то седоватый человек спортивного вида. Он в хорошем костюме и с депутатским значком. По его поведению сложно определить, то ли он уже в Комитете, то ли еще торгуется. Периодически он поглядывает на дверь, как будто ожидает кого-то…
 
…Сумрачное помещение непонятного предназначения, освещенное ладанками и восковыми церковными свечами. Несколько десятков человек с бородами-лопатами сурово слушают такого же бородатого, вещающего с тарного ящика. Он в валенках и зипуне. За веревочным поясом – топор.  
- Други! Братья-славяне! Доколе? Дык, эта, как её - Русь!!!
Бороды кивают в знак согласия. Оратор разводит руками в зимних варежках. От его дыхания клубится пар, оседая инеем на лице.
- Сколь терпеть-то? Русь то - Киевская!
- Русь!.. Русь…
- И что, вопрошаю я вас, братья, делают эти ополяченные перерожденцы, эти схизматики, на нашей испоконно-посконной Руси? И как они уподобились назвать наш, Богом даденный нашим славным предкам, пароход? Этим богомерзким словом – «Незалежность»…
- Что делать, отец родной? Вразуми! Невмоготу уж терпеть такую наругу русскому человеку!
Мужик обводит присутствующих пронзительным взглядом и продолжает голосом, в котором неожиданно проявились профессиональные командирские интонации.
- Слушай мою команду. Коммунисты и национал-большевики, монархисты и анархисты, все вы здесь – русские люди! Новый капитан – наш человек. Штурман – дважды наш человек. Капитану проложен курс, который рано или поздно заведет пароход в плотный пояс дрейфующих айсбергов – политических, экономических, национальных, социальных. Какой айсберг первым прорежет корпус «Незалежности» - безразлично. Главное, чтобы ничто не мешало забортной воде попадать внутрь корабля, чтобы пароход утратил способность самостоятельно двигаться. Для этого: помпы – ломать, слухи – распускать, панику – сеять. После чего следующая задача – передать команду SOS нашим братьям спасателям и встретить цветами их высадку на борт. А теперь – все по местам! Последний парад наступает! С Богом! За святую Русь!
Бороды заунывно, с бурлацкими интонациями, запевают:
«Суровые годы уходят…
…за ними другие приходят…»
 
…В кают-компании вяло и безрезультатно протекают торги. Периодически лидеры мифических самостоятельных спасательных команд затевали дискуссии типа:
- А ты, собственно, кто такой?
- Нет, это ты кто такой?
- Это я кто такой?
- Да, это ты кто такой!
- Не, вы слышали? - это я кто такой! Ты мой рейтинг видел? На, смотри! Я кто такой… А ну, покажи теперь свой рейтинг…
- Так что, может померяемся рейтингами?
- Да у тебя ведь «зеркальная болезнь» – ты из-за своего надутого самомнения уже не видишь свой реальный рейтинг, а туда же… Рейтингами он будет меряться…
 
…Тихонько открывается дверь и внутрь кают-компании просовывается голова. Голова вертится во все стороны и явно кого-то ищет. Спортивно-седоватый депутат, сидящий возле двери, замечает голову и машет ей рукой. Голова кивает и втягивает за собой в помещение за шею тело, которое подсаживается к спортивному. Спортивный осторожно оглядывается вокруг и тихо спрашивает.
- Ну, і що він пропонує?  
Тело достает ручку и на углу партийной газеты рисует циферки.
Спортивный депутат, разочарованно.
- І це все? А ти їм казав, що ми - практично партія-фундатор незалежності?
- Казав. То вони сказали, що якби не це, то нашій партіїї ціна була б – п`ять копійок в базарний день. А Плюїв казав, що як не подобається, то ідіть ви, пане, зі своєю партією туди, де вам, мовляв, і місце – до ср…
- Тихо, тихо! Не треба надмірних емоцій. То він просто не розуміється в політиці! Я сам піду до Плюєва і поясню йому, як вони зможуть при нагоді неодноразово використати нашу Партію патріотичних патріотів. То ти вже сиди тут, а я піду до Плюїва, поторгуюсь. Бо пропонувати такі дрібні гроші за наш багаторічної витримки патріотизм – просто не серйозно…
 

…Каюта первого класса.
- И шо там за нервы по всему пароходу?
- Так то они избирают главного по спасательным плотикам.
- А что, они уже хотят спасаться? И от кого?
- Новая команда собираются взять на абордаж первый попавшийся приличный айсберг.
- Ой, не нравится мне почему-то эта их затея. А если у них не получится ничего с этим айзбергом? Опять начнут – эти айзберги, айзенберги…
- Ой, ты таки дашь мне спокойно попить чаю без этих глупостей? Тебе оно надо – их нервов?
- Мне надо моих нервов, мне не надо ихних. Чужого мне не надо. А что, может таки забронировать пока себе места в этих плотиках?
- Они еще не выбрали старшего – нету кому выписывать бронь.
- И кого, ты думаешь, они таки выберут?
- Ну, я же тебе не Ванга, откуда я знаю. Впрочем, хотя я и не Ванга, но таки заметил такую странную и необъяснимую закономерность - передай варенье... спасибо… - такую закономерность: как правило выбирают того, кому мы открываем хорошее финансирование на выборы.
- Ой, что ты такое интересное говоришь? Какая странная и необъяснимая закономерность…
- Вот и я постоянно удивляюсь.
- А кому мы теперь открыли финансирование?
- Почти всем. Я так подумал: ты ведь на базаре не покупаешь по одной семечке, ты берешь сразу стакан и опускаешь их себе в карман. А когда они у тебя в кармане, то ты в любой момент можешь кушать этих семечек.
- Ой, как умно! Еще варенье?
- Немножко…
 
…А в это время в кают-компании продолжалось учредительное собрание Комитета по спасению парохода…