До восхода солнца дул пронзительно холодный ветер. Он вышел на балкон и, с видимым усилием раскрывая глаза, высунулся навстречу надвигающемуся дню. Дыхание весеннего утра в несколько мгновений сдуло дремоту. Тело, излучавшее теплую негу постели, покрылось рядами бегущих мурашек. Заскочив в комнату, он быстро нырнул под одеяло, на секунду прижался к телу дремлющей жены, набирая потерянное тепло, и тут же вынырнул.
Распорядок действий, созданный за годы супружества, ежедневным повторением уверял его в незыблемости бытия. Ванна – три минуты, лицо ополоснуто холодной водой для стопроцентной гарантии пробуждения, зубы вычищены; бегом на кухню – шипение жареных яиц призывает к завтраку; на ходу пережевывая традиционный шпондерок, он будит жену и сына. Короткий поцелуй – жену в губы, сына в лобик; похлопывание по карманам, так: деньги, ключи, документы – все на месте; размашистым шагом он несется в день.
Выйдя на улицу, он вдруг ощутил, что кто-то включил подогрев ветра. Кто-то – это солнце. После ледяной утренней свежести, обжигающей любителей воздушных ванн, этот ветер ощущался невесомым дыханием. Щуря глаза, в точности как ленивые коты, рассевшиеся возле мини-магазинчика во дворе, он решил добираться на работу пешком, благо идти недалеко.
Очень хотелось вобрать в себя весеннего солнца, насытить легкие, кровь свежестью ветра, той самой, особенной свежестью этого времени, еще не наполненной запахами зелени. Наверное, это особенный, редкостный аромат весеннего города. Природа не несет такого, он – привилегия цивилизации, ее компенсация за асфальт, бетон и стекло.
Он дышал так глубоко, что закружилась голова и перед глазами пронеслась череда разноцветных всполохов-букашек. Ему так хотелось остаться в этой утренней мятной чистоте, особенно в ожидании многочасового сидения за монитором с ежеминутными перекурами и кофепитиями. Он сбавил шаг, зная, что и так придет на работу раньше положенного.
На полпути он почувствовал прикосновение холода. Его натиск становился все настойчивей. С запада надвигалась огромная туча. Она разрасталась на глазах, наливаясь угрожающим черным цветом. Солнце светило ему в спину, но все передаваемое тепло сдувалось вновь возникшим ветром. Этот уже не был бодрящим, как утренний; нет, воздушный поток неприятно ощупывал тело влажными пальцами.
Возле светофора он остановился в ожидании зеленого огонька, и, по дурной привычке, стал прикидывать угловую скорость тучи, одновременно соотнося ее с расстоянием до работы и временем, что он теоретически потратит на его прохождение. Предварительный расчет показал, что шанс намокнуть у него небольшой. Это утешало: зонтик, конечно, был оставлен дома, в старой плетеной корзинке. Многострадальный зонт был одной из любимых игрушек ребенка, неизменной крышей всех его домиков и пещер с сокровищами.
В детском садике малыш вдруг прекратил игру, и судорожно сжав кулачки, разрыдался. Нянечка так и не смогла узнать, кто его обидел. Она обняла надрывно рыдающего ребенка и погладила его по коротким волосам. Никто не обратил на это внимание, в детском садике такое случалось ежечасно.
Жена отставила кофе, неожиданно ставшее отчаянно горьким. Она пожаловалась подруге, что чистый бразильский продукт стали готовить из обугленных желудей. Необъяснимая тоска сжала ее сердце. Все выпадало из рук.
Зеленый огонек объявил: «Путь свободен». Продолжая вычисления, он сошел с обочины на переход. Никто не последовал за ним. Добрый десяток людей напряженно вглядывались ему в спину. Он почувствовал давление чужих глаз, приостановился и стал поворачиваться. Стремительная тень закрыла весь мир.
Удар невероятной силы заставил его тело воспарить над дорогой. Гигантский диаскоп отщелкивал последние кадры.
Клац! Тело медленно вращается вокруг невидимой оси, пробивающей его через затылок и проходящей по позвоночнику. Изображение неба медленно смещается, скользит по его глазам, переходя от грозовых клубов через границу реальности в мир грез.
Клац! Облачко кровяных капель образовало галактическую спираль вокруг его головы. Черты лица стираются, оно становится маской черепа. Правая рука простерта в жесте римского патриция, указывающего в сторону Карфагена.
Клац – последний кадр. Еще один удар, теперь шеей об бордюр тротуара. Хруст ломающихся костей услышал только он. Это был предпоследний звук в его жизни. Голова повернута лицом в бесконечность глубоко синего неба. Изображение сузилось до ослепительной точки в центре глаз. Звон лопнувшей струны погасил и ее. Облачко крови мельчайшими веснушками облепило его лицо и окропило асфальт. Все закончилось.
Здоровенная машина, провернувшись на 90 градусов, затормозила в полусотне метров от его тела. Сидящий за рулем подросток трясущимися руками пытается набрать номер на мобильном, периодически вытягивая тонкую шею и бросая быстрые, птичьи взгляды на толпу. Зеваки со спокойным любопытством смотрят на машину, на тело, перешептываются, тычут пальцами. Их группа пополняется проходящими бездельниками, школьниками и студентами, прогуливающими занятия, пенсионерами, волочащими свои тела в неведомом направлении.
Гаишники примчались через десять минут. Видимо парню за рулем удалось дозвониться, и звонок возымел неожиданное действие. Менты убедились, что массовых беспорядков не наблюдается, прыщавого водителя не линчуют и не тащат с петлей на шее к ближайшему дереву. Разложив папки на капоте джипа, они приступили к написанию безразмерных протоколов. Предварительно, лениво размотав рулетку, они измеряли какие-то загадочные расстояния.
Заглянув в этот протокол, мы удивлением смогли бы прочитать, что машина ехала со скоростью около 60 км/час, что подтверждено результатами замеров тормозного пути и опросом водителя. Пострадавший перебегал дорогу в неположенном месте, в нескольких метрах от пешеходного перехода; показания свидетелей прилагаются. Показаний мы бы не нашли, они появятся позже, этим вечером, вместе с упомянутыми очевидцами.
Конечно, этого никто не видел. Да никто и не интересовался, что там они пишут. Ротозеи с напряженным любопытством рассматривали труп, чтобы через час-другой, украсив неимоверными подробностями, распространить среди подобных себе глупцов, историю про обнаглевших депутатов или алкашей, падающих под машину.
Юркая старушонка углядела в мусоре при обочине блеск цепочки, сорванной динамикой удара с его шеи. Она по-обезьяньему ловко ввинтилась в толпу и поставила на нее потертую кошелку. Оглядевшись по сторонам, нагнулась, поправила неопрятные колготки и, захватив в охапку кошелку вместе с цепочкой, быстро посеменила прочь.
Отойдя на приличное расстояние, она разжала сухую, сморщенную ладошку. На покрытой старческой пигментацией коже, блестела тоненькая золотая цепочка с многоцветным крестиком. Старушка улыбнулась одними глазами, засунула ее в потрепанный кошелечек и, уже не спеша, поковыляла домой.
Сегодня вечером к ней придет внук. Она даст ему цепочку, вместе с крестиком – подарок от бабушки. Глядя на примитивное лицо, покатый лоб, короткую стрижку внучка, ее лицо будет светиться от счастья. А уже завтра, стоя у ломбарда, он с досадой посмотрит на позолоченный крестик, который вернет ему приемщица. Произнеся грязное слово, швырнет его в картонную коробку, заменяющую мусорный бак. Вдогонку полетит плевок. Спивающийся подросток в этот же день спустит все деньги в баре и на игровых автоматах.
Жена узнает о его смерти только поздним вечером. Оставив ребенка соседке, она помчится в морг судебно-медицинской экспертизы. Дробно стуча каблуками в пустых облупленных коридорах, пропитанных формалином и сладко-тошнотворным запахом тления, она войдет в каморку дежурного патологоанатома. Опознание пройдет успешно. Набирая номера на телефоне, она звонит родственникам, знакомым. Слышны слова: «прокурор, суд, жалоба, убийцы…». Доктор мотнул головой, словно отгоняя назойливое насекомое, отошел, остановился, резко повернулся, приблизился к ней и тихо сказал: «Не рекомендую». Не глядя в ее недоуменные глаза, развернулся и ушел. Больше она его не видела.
Следователь, ведущий дело скажет ей прямо: «Не лезьте, куда не следует!». Когда она заартачится, начнет смешно, по-детски рассказывать ему про свои права, капитан МВД странным взглядом вперившись в двери произнесет: «Ведь вам еще ребенка растить». Она умолкнет, встанет и уйдет. И с ним она тоже никогда не встретится.
Еще несколько месяцев малыш замирал, слыша звонок в дверь. Но отец не пришел. Он уже никогда не встретит его на пороге дома. Его забрал ветер.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
К чему это я? Как-то приехал мой знакомый из Калгари – преуспевающий архитектор. И рассказал он мне интересную историю из местных нравов. Утро. Квартал особняков. На улочке скрип тормозов, удар. Со всех домов полуодетые и полуобнаженные граждане обоих полов и всех возрастов стекаются, дабы помочь пострадавшему, кто, чем может. Это в цитадели бесчеловечного капитализма! Там нет широкой славянской души – это сухие и безжалостные англосаксы. Вот так.
P. S. Особая благодарность группе «Rammstein» и «Несчастный случай», под музыку которых писался этот рассказ.
