Давно хотел написать об этом, но не знал, а может быть, просто сомневался, как и с чего начать. Тема ведь о-о-очень щекотливая! Но прочитав статью Ю.Шеляженко «Юридичний вертеп, або руки геть від Бандер», все- таки решился.
 
Однокурсник моего отца по Харьковскому юридическому институту, Виктор Иванович, по окончанию ВУЗа, получил распределение на запад тогдашней УССР, где и прослужил в должности районного прокурора с 1950 по 1954.
 
В дальнейшем судьба распорядилась так, что наша семья и семья Виктора  Ивановича оказались в одном городе, на севере Украины. Я с родителями часто ходил в гости к Виктору Ивановичу. После доброго застолья  мужики немножко вспоминали войну, оба  были фронтовиками, а Виктор Иванович часто говаривал, что для него война имела свое продолжение на западной Украине и в пятидесятые. Тогда я мало что понимал  в их разговорах.
 
Лет через двадцать, отслужив в армии,  закончив ВУЗ и  женившись, я снова очутился в родительском доме. Отца к тому времени уже год  как не было на этом свете. Ушел из жизни он очень рано, сказались два тяжелых фронтовых ранения.
 
А на работу мне помог устроиться Виктор Иванович, старый батюшкин приятель, к тому времени уже весьма значимая в нашем городе прокурорская фигура.
 
C тех пор, раза два в году,  мы с Виктор Ивановичем обязательно встречались. После нескольких рюмок, за ушедших, за фронтовиков, за нас родимых,  Виктор Иванович предавался воспоминаниям. Довольно часто его воспоминания касались и тех, пятидесятых, проведенных им на западной Украине. Он рассказывал, как приходилось спать с взведенным «ТТ» под подушкой, как один раз в окно его хаты бросили гранату, которая к великому счастью не взорвалась, как страшно было осматривать трупы «советских активистов», порезанные «циркуляркой»… Я слушал и молчал.
 
Не знаю,  плохо это или хорошо, но никто из моих родителей, а также бабушек и дедушек,  в КПСС не состоял. Так сложилось. Поэтому  в  нашем доме коммунистическая  риторика, а тем более патетика, отсутствовали напрочь. Отец редко рассказывал мне, как было на войне и все его повествования разительно отличались от «официальной» литературы. Свои боевые награды отец называл «побрякушками» и никогда их не надевал.
 
Уже в горбачевские времена, попав  в служебную командировку в Бухарест времен Чаушеску на целых  три месяца, я запоем читал «НТС»овскую и «Посев»овскую литературу, которую мне приносила переводчик, уроженка  Харькова. Многие события и документы, описанные в этих маленьких, карманных книжонках для меня были настоящими откровениями…
 
А к чему это все я? Да к тому, что встретившись в очередной раз с Виктором Ивановичем, уже в начале девяностых, после нескольких ритуальных рюмок и воспоминаний,  я впервые  начал спорить. Услышав, в который уже раз, о зверствах «бандеровцев», я рассказал о «работе» ребяток из МГБ. Виктор Иванович сначала опешил, несколько минут думал, затем буркнул: «Дурак ты» и ушел. На этом наши встречи закончились.
 
Последний раз я встретил Виктора Ивановича где-то в 2003, незадолго до его смерти. Мы поздоровались и на мой вопрос: «Ну что, по рюмке чая?» он,  усмехнувшись, ответил: « Господь с тобой, я этим уже лет пять, как не увлекаюсь и вообще, девятый десяток – это тебе не хрен собачий». Поговорили  с полчасика ни о чем и стали прощаться.
 
Пожав мне руку, Виктор Иванович, как бы выдавливая из себя слова, произнес: «А помнишь наш последний разговор?  Ну,…тот…о западной Украине пятидесятых…  Я долго потом об этом думал. Наши ведь тоже давали там «прикурить» и  жизнь, как на войне, них.ра не стоила. А впрочем, это и была война, настоящая гражданская война».
 
Каких-то не полных шестьдесят лет прошло после окончания той, нашей, гражданской войны. Живы еще ее участники, живы и ее свидетели.
 
Может ли простить своих обидчиков, ныне здравствующая девяностолетняя бабуля,  вдова тогдашнего председателя западно-украинского колхоза, повешенного в пятидесятых на сосне, с вырезанной звездой на спине?  А?!
 
А такая же бабуля, вдова обыкновенного западно-украинского селянина, живьем сожженного в своей хате со своими малыми детками, за то,  что дал шмат сала и кусок хлеба своему родному брату, воину УПА, может ли простить своих обидчиков?
 
НЕТ! НИКОГДА И НИ ЗА ЧТО! До самой своей смерти!
 
Так давайте же перестанем терзать еще кровоточащую рану.  Долгих лет жизни всем, пережившим эту трагедию и Господь им всем судья. Нам же всем надо ждать, когда рана зарубцуется. А это значит, что должны отойти в мир иной и участники тех событий и, как минимум,  их дети.  И это еще пятьдесят, а может и более, долгих лет земной жизни. Гражданские войны, к сожалению, несут очень крепкую и долгую память.
 
А к тому времени  и  у нас, может быть,  появятся профессиональные историки-исследователи, не ангажированные политической конъюктурой, оперирующие только архивными документами.  А не появятся -  как всегда, нам поможет Запад.
 
Так что лучше познавать, думать и  молчать…молчать…и еще раз молчать…
 
Я не стал коммунистом, не стану и бандеровцем. Я хотел стать профессиональным рабочим или крестьянином, инженером или служащим, управленцем или, Господи прости, политиком. Получилось или нет, не мне судить.
 
Я стараюсь быть заботливым сыном, любящим мужем, понимающим отцом, мудрым дедом.
 
Я стараюсь быть человеком!
 
Я хочу им быть!