Кто это там забился в уголок? Вцепившись в какой-то поручень, избитый и оплеванный, содрогается в конвульсиях рыданий. На благородном лице рваным валенком торчат обрывки бороды. Посиневший от ударов нос украшают разбитые окуляры в золотой оправе. Под жалкой фигурой растекается дурно пахнущая лужица. Боже мой – да это министр чего-то там, аристократ и знаток живописи Дмитрий Табачник.
 
Из неизвестности проявился мужчина. На шее его висел сверхсовременный фотоаппарат с огромным объективом, в правой руке он крепко сжимал заточенную арматуру.
– Дай я тебя оботру, – благодаря мощному телосложению он легко выколупал избитого интеллигента из убежища. Дима кинул на него взгляд. Увидев арматуру, он затрясся как вибропресс.
– Не бейте меня, дяденька, я больше не буду врать и красть,– прикрыв руками голову, жалобно пробубнел страдалец.
 
Добрый самаритянин погладил его по голове, вызывая стоны от прикосновения к набитым шишкам. Дима успокоился, поняв, что продолжения банкета не будет. Он начал усиленно кряхтеть, пытаясь вызвать сочувствие богатыря.
 
– Где эти мерзавцы, – самаритянин засучил рукава и продемонстрировал волосатые кулачищи, здоровенные как шлакоблоки.
– Сейчас они ответят за оскорбление уважаемого гражданина, так много сделавшего для укрепления взаимопонимания украинцев.
Дима пустил слезу и перевернулся на спинку, демонстрируя синюшного цвета мордашку. Богатырь-самаритянин грозно взмахнул арматурой:
– А ну, выходите, анонимы несчастные. Вот я вам…
 
На заднем плане робко жались мелкие фигурки. Поначалу они активно поддакивали могучему мужу, но он практически не слышал их одобрительного гула. Неизвестные анонимы или онанимы, черт их знает, к какой категории нечисти они относятся, увидав тяжелый и острый предмет, удалились на почтенное расстояние. Попасть под горячую руку крепыша было страшно, особенно после следующих его слов:
 
– Мне, – вещал он – все равно кто ты, клятвопреступник и садист-педофил или же светоч даосизма и движения неприсоединения. Важно, что богомерзкие анонимы нанесли тебе предательский удар, даже не представившись. Вот я, примером, никогда не отрывал ближнему своему голову, не представившись согласно требований этикету. Некоторым я даже давал почитать свой паспорт, и лишь затем, с чувством выполненного долга, согласно наших народных обычаев, насаживал его на штахетину. Все пришло в упадок, со времен моей молодости!
 
Самаритянин разочаровано махнул полуметровой железкой. Табачник очередной раз обмочился, но в уже влажных портках он не ощутил новых неудобств.
 
В воздухе незаметно образовалась, уплотнилась и приобрела вещественность удивительная фигура. Рыжеватые волосы с залысинами открывали высокий лоб. Сухощавое тело было обтянуто мундиром нацистского образца, перепоясанном милитарными ремешками. Под мышкой зажат томик неизвестного автора.
 
Появившийся скептически посмотрел на Табачника.
– Жид?
– Ну что вы, товарищ…
Табачник не успел доблеять последнюю фразу, как высокая фигура отточенным движением сапога пнула его в коленку.
– Пейзанин тирольский тебе товарищ, грязная скотина. Ко мне обращаться – герр комендант.
– Простите герр комендант, больше подобное не повторится.
 
Табачник на коленках подполз к арийцу и попытался обтереть носок его сапога, замазанный соплями со своей коленки. Герр комендант брезгливо, но с любопытством поглядывал на старание подхалима.
– Так что, мелкий пакостник – жид ты или нет?
– Никак нет, герр комендант, я чистокровный русский.
 
От этих слов комендант скривился.
– Значит тоже недочеловек, тварь недостойная, – и замахнулся.
– Ты кто, рыжая твоя морда, – остановил его, появившийся первым богатырь.
– Я – уважаемый эстет, герр Фридрих.
– Это меняет дело. Никакой анонимности, все по-честному. Продолжайте ваш нелегкий труд, коллега Фридрих.
Комендант со знанием дела нанес несколько ловких ударов по табачниковым ребрам. Страдалец взвыл:
 
– Не издевайтесь надо мной, герр комендант! Даю слово чистокровного русского, что я никого не убивал, крал совсем немножко и боролся за чистоту арийской расы.
– Это как же ты, червь низкого рода, боролся за чистоту?
Дима сел на зад и поморщился от боли. Многочисленные пинки оставили неизгладимый след на копчике. Разгладив остатки растительности на лице, и выплюнув расшатанные зубы, Табачник занялся любимым делом – враньем.
 
– Знайте же, герр комендант, что русские есть наследники истинных арийцев – славных монгол. Из века в век, жили они тысячелетиями, отстроив во времена незапамятные город Киев. Славились добротой и сердечностью, пахали землю, извлекая из нее коксующийся уголь и выплавляя разные нужные вещи под заказ ацтекский и вавилонский. По благости своей кормили все племена вокруг. Но были и нечестивые укры-галичане. Жили они на западе, в земле, как мерзкие черви. Родом они из стран неведомых, зловещих, пышут ядом и землю отравляют своим дыханием. По ночам устраивали они набеги предательские на земли монгольские, крали монголо-арийских детишек и пожирали их сырыми.
 
– Почему сырыми? – удивился комендант.
– Потому, герр комендант, что огня и колеса они не ведали, а только подачками монгольскими и питались.
– Каковы недочеловеки, – возмутился Фридрих.
– Вот-вот, мудрейший из комендантов, – возрадовался Табачник.
– И они-то тебя, ласкового и правдолюбного так обезобразили, – поинтересовался самаритянин.
– Они, они. Ненавидят меня за правду, ненавистью лютой.
Герр комендант ласково взглянул на Димона. Тот начал тереться об его коленку.
 
– Партайгеноссе Фридрих, можно я буду так вас называть, герр комендант?
– Ладно, подлиза мелкая, – улыбнулся комендант. – Знаю, знаю, что ты мелкий пакостник, но от этого не перестаю тебя любить и уважать. Поклянись Димон, что никого не зарезал.
– Чтоб я сдох, – взволнованно и торжественно промолвил бородатый мудрец и перекрестился косоугольной левосторонней звездой Давида. Немецкий коллега не заметил последней богохульной акции. Глаза его увлажнились от умиления. Богатырь тоже прослезился.
 
Обнявшись, втроем они запели:
– Ах, мой милый Августин, Августин…
Под звуки губной гармошки, взявшись за руки, наши герои уходят в неизвестность.
Занавес.