Минул месяц с окончания карантина. Стерлись из памяти фронтовые сводки с экранов телевизоров, напряженные лица дикторов, объявляющих сегодняшнее количество жертв. Забылись политики, власть и оппозиция, представители крупных и мелких партий, раздающие марлевые повязки и таскающие на своих трудовых спинах ящики с «Тамифлю». Исчезли циничные рожи, обвиняющие друг друга в убийстве украинских граждан, в бездействии и провокациях. Кто-то нажил процент политического капитала, многие нажили банковские счета, роскошные машины и привилегированную недвижимость. Они решили, – А почему бы и нет? Полмиллиарда гривен, совсем даже неплохо.
 
А украинцы продолжают умирать. Они делают это, и диагноз остается прежний – вирусная пневмония. Как и месяц назад, лечение любыми препаратами неэффективно уже на третий день болезни. Ничего не изменилось. Паники уже нет, просто умирают люди. Для больниц это обыденная ситуация, но диагноз то, диагноз никто не отменял! А власть спокойна и невозмутима. Ну что Вы, сам ВООЗ заявил об эффективности принятых нами мер, – так они сказали? Теперь все обходиться без эффектных заявлений и полувоенных мер. Молчание в эфире; через пару дней выборы, зачем портить людям праздники и волеизъявление, – не так ли?
 
Кто они, кто дал им право так поступать с нами? Мы забыли 26 апреля 1986 года, когда через два дня нам сообщили про двух погибших, а через пять в Киеве прошли массовые первомайские гуляния под неистовый гул счетчиков Гейгера. Та власть тоже считала себя вправе дозировать информацию. В этом был залог существования режима. В 1935 году, когда оставшиеся в живых крестьяне с ужасом содрогались от воспоминаний годичной давности, Джугашвили мило беседовал с Р. Ролланом, поясняя ему гуманистические воззрения советской власти. А тот, потом, переносил советскую ложь в Европу, где лишь единицы представляли себе масштаб бедствий, постигший хлеборобов.
 
Я думал, надеялся, что власть поменялась. В 1991 мы заснули, чтобы проснувшись, увидеть новую страну. Мы открыли глаза, и что увидели? Почерневшая стена, покрытая лишаем и запекшейся кровью, вся в рытвинах и изъявлениях от времени и пуль. Поодаль многотысячная толпа монстров, человеко-монстров и людей, возносящих хвалу стене и ожидающих прихода колесницы Джаггернаута. Не для того, чтобы в экстазе поклонения кинуться под ее многотонные колеса, нет! Их вера иного рода. Они тут для того, чтобы кинуть туда нас. Кинуть как искупительную жертву от своего имени и от имени своих детей и внуков.
 
Все развивается не так. Власть и страна остались прежние. Это те самые люди, что убивали наших предков, пили их кровь и наслаждались картиной мучений. Они не исчезли. Они с нами. Они не хотят уходить.
 
P.S. Сегодня с утра, пользуясь возможностями отпуска, я поехал в крупнейший на Западной Украине фтизио-пульмонологический центр. Пользуясь знакомством со многими врачами, я получил необходимую информации. Вчера, на протяжении дежурства, только в реанимационном отделении умерли четверо. Из них один гарантированно скончался от вирусной пневмонии, еще для одного диагноз установит патологоанатом, и двое стали жертвами иных, печальных, обстоятельств. Сколько всего по больнице с тысячью койками умерло людей, я точно не скажу. Думаю, что не менее десятка. Сколько из них от вирусной пневмонии – вопрос. Но факт налицо. Вот так!