"Избирательные комиссии… поощрили ответственных граждан подарками: на Дальнем Востоке раздавали бутерброды с красной икрой, а в Воронежской области первый проголосовавший получил бутылку водки.
Председатель избирательной комиссии участка настаивала, что это никакой не подкуп: подарки — традиция избиркома. К тому же избиратель заслужил: пришел на участок аж в 7:45 утра. Молодежи, как и в предыдущие годы, предложили выиграть гаджеты на конкурсах селфи.
Избиркомы имеют право одаривать голосующих совершенно законно".
Новости
Не, а чо? Как на духу говорю: выборы ведь вещь не только общественно полезная, но и народу очень выгодная.
Обычно по утрам в выходные дрыхнешь, с бодуна слюнявишь подушку и горячим дыханием обжигаешься. Потом, когда глаза разлепишь и с трудом преодолеешь горизонтальную тягу, новая проблемка всплывает — опохмел. Хорошо, если где-то в запасах по случайности осталась недопитой заветная бутылочка, и ты прямо как богиню подхватываешь, вскидываешь над собой, как горнисты из детства, и губами страстно впиваешься в ее уста… Так взасос и заснул бы…
А тут, понимаешь, выборы подоспели. Ответственный момент в жизни общества.
С утречка только и мыслей — поскорей на участок, чтоб волю свою избирательную изъявить, поддержку курсу государственному высказать. Как же иначе, когда враги кругом?
Даже побриться толком некогда. Так в щетине и трениках на участок и рулишь.
Соседские окна еще не подают симптомов жизни, но в некоторых свет подозрительно поблескивает. Явно тоже разбужены проснувшимся сознанием.
Молча сигнализируешь им движением плечевого сустава, — смачно так, от души, хлопнув по руке в локтевом изгибе, — и поскорее к урнам, чтоб бюллетень заветный туда опустить за правильных ребят.
И тут — ага! — дверь тебя встречает закрытая, и абсолютно твоему приходу радушно не расположенная. Хотя на дверях табличка — «Избирательный участок». Начинаешь дверь выносить. Без злого умысла, но настойчиво. Вскоре выползает какое-то сонное мурло в камуфляже.
— Тебя сразу без сознания оставить или подождешь немного?
— Мне, — говорю, — ждать некогда, потому как сознание прямо распирает и проголосовать очень хочу! Так что открывай это божье заведение и доступ избирателю обеспечь!
— Я тебе бюллетень недели на две обеспечить могу, — говорит это мурло и нахально щурится. И на роже явно отсвечивает, что не врет, запросто обеспечит. Причем сделает это с удовольствием.
— За что, — спрашиваю, — такой негуманный подход к избирателю? Почему гражданские права человека так бессовестно попираются? Небось Конституцию не читаем, да?..
— Гражданские права, — говорит эта камуфляжная личность, — обеспечат тебе члены избирательной комиссии!.. А еще патологоанатом, когда будет в твоем наглом нутре остатки совести отыскивать. Так что если не хочешь с ним поскорее встретиться, по команде «кругом» весело строевым удаляешься в направлении крыши дома своего!..
— Ох, и злобный же ты субъект! — отвечаю ему как можно дружелюбнее, потому что встречаться с патологоанатомом хочется меньше всего, да и то в очень отдаленном будущем.
Мысленно двойным апперкотом отправляю это мурло в тяжелый нокаут и усаживаюсь на скамеечку в ожидании. Хорошо, что ждать недолго пришлось.
Вскоре стали члены комиссии подтягиваться. Лица у всех озабоченные, опухшие, — сразу видно, что ночь для них непростой была, бессонной; только и думали, как такое важное мероприятие достойно провести и в грязь перед властями своим достоинством не пасть.
Я сразу к ним.
— Граждане, — говорю, — члены дорогие! Допустите на участок, чтоб долг свой гражданский исполнить, и оградите от этого цербера дверного, от этой бациллы и харизмы двуликой в проёме! Потому как это существо попирает мое патриотическое сознание самим своим присутствием.
Члены переглянулись, на часы посмотрели.
— Рановато, — отвечают, — ваше сознание проснулось. Не хотело бы оно, сознание, еще полчасика вздремнуть?
— В самый раз, — говорю им. — А то потом наплыв народу, толкайся среди таких же сознательных граждан, нервную систему расшатывай, а она у меня и так с утра не ахти какая, на соплях еле в теле держится!..
Тут как раз еще один из комиссии подходит, — тоже на лицо не очень, зато в шляпе и с портфелем.
— В чем, — спрашивает, — проблема?
Ему объясняют: мол, рановато избиратель приперся, у нас еще печати не мокрые и вообще, мол, мы даже чаю с утра не пимши. Пусть опосля приходит, после чаю. Заодно бюллетени подготовим.
— Так, товарищи, не годится, — говорит тот, что в шляпе (я сразу догадался, что он среди них за главного, председатель, видать). — Мы не можем позволить себе такое наплевательское отношение к гражданским чувствам людей. Так мы всех избирателей отвадим от участков вместо того, чтобы поощрять и усугублять души прекрасные порывы! Нам каждый голос чрезвычайно важен. Кто знает, сколько их сегодня, голосов, соберется? Может быть, именно этого голоса нам будет очень не хватать для статистики? — И повернувшись ко мне, говорит: — Пойдемте, дорогой товарищ, сейчас мы уладим этот непроизвольный казус!
Берет меня он под мышку, и торжественно провожает внутрь, мимо распахнувшего дверь камуфляжного цербера, которому мне очень в этот момент хотелось выделить смачный пинок в заднюю нижнюю часть. Но портить торжественность обстановки не стоило. Все-таки я был первым избирателем, а нам, первым, не годится опускаться до мелочного, нам вести за собой миллионы! У нас особая миссия, починная…
Как только вошли в комнату с кабинками, тут же все суетиться начали, бумагами шуршать, председатель сразу к графину и два стакана залпом в себя залил. А одна дамочка мельком в зеркальце на свое отражение зыркнула, синеву пудрой подтерла, и ко мне:
— Давайте, пожалуйста, паспорт.
— Пожалуйста, — вручаю ей свою паспортину; она копошится в списках, отыскивает где-то там в болоте циферок и буквочек и мои, от рождения присвоенные координаты. Ставлю закорючку (у меня подпись всегда такая корявенькая получалась), взамен получаю простынку бюллетеня. Ох, и развелось нынче кандидатов на свете! Читать и разбираться до вечера хватит. И все, как мухи к сортиру, во власть стремятся…
— Поставьте галочку напротив вашего кандидата, — говорит дамочка. — Вон там, в кабинке.
— Зачем в кабинке? Мне скрывать нечего! Я и здесь могу.
— Так положено.
— Я голосую, как велит мне гражданский долг, — удивляюсь я. — И не скрываю этого… А кабинками этими пусть пятая колонна пользуется, — для умыслов своих тайных!..
— Надо в кабинке.
— Марья Андреевна, пока наблюдателей нет, пусть голосует, где ему нравится! — подходит к нам председатель. — И в самом деле, что тут скрываться?
— Вот! — говорю. — А вы, кстати, Марья Андреевна, очень чаю хотели попить… С ватрушками.
— Верно, — кивнул председатель. — Включите чайник, пожалуйста. Только осторожнее, там в розетке провода оголенные торчат. Электрик никак с контактами не разберется, плюс с минусом постоянно путает…
Я с выданными бюллетенями долго не возился, поскольку выбор свой уже давно сделал, и выбор правильный, — естественно, в поддержку правящего курса. И как только затолкал в прорезь ящика свои простынки, председатель так расчувствовался, что смахнул рукавом слезу и защелкал портфельными замочками.
— Оставить без внимания вашу твердую гражданскую позицию невозможно. Это надо обязательно поощрять… как только можно… — и на стол бутылку водки — бац! — Ваш бонус… Как первому проголосовавшему… — и голос его растроганно вздрогнул. Но приз мой не отпускает, будто сомневается в чем-то.
Я за бутылкой на радостях потянулся, а он ее к себе отодвигает так, потихоньку, виновато улыбаясь.
— Спасибо, товарищи дорогие! — тяну бутылочку на себя, но председатель руку-то не спешит разжимать, все менжуется. И глаза печально щурит.
Соображаю, что некоторые выигрышные билеты не всегда торопятся отдавать счастливым обладателям. Видно, бутылка эта у него невыносимая. В смысле, что на вынос не дается. «Ну, — думаю, — приплыли».
— Давайте, — говорю, — в честь такого знаменательного события совместно хлопнем по чуть-чуть… Чтоб, как говорится, у вас и явка была, и результат не подкачал!
У председателя глаза сразу загорелись: видать, понравилось ему такое решение. А Марья Андреевна лишь тихонько вздохнула:
— Разве что по чуть-чуть…
Другие члены комиссии также возражать не стали, стаканы, что для чая готовили, живенько гурьбой сдвинули. Выпили мы за явку и за результат, потом за всенародную поддержку правительственного курса, и за то, чтоб сил хватило внешним врагам противостоять…
Когда допили, кто-то предложил сбегать еще за одной, но председатель напомнил, что у них сегодня все-таки важное мероприятие, и нарезаться сверх меры очень уж неприлично.
Раздобревшая Марья Андреевна сладко икнула и сказала:
— А я сегодня первому пришедшему студенту подарю свой гаджет. Мне-то муж давно обещал новую модель купить, а кто ж их, бедненьких, порадует? Стипендия мизерная… Пусть приобщаются к общественной жизни.
— Марья Андреевна, вы молодец! — потер руки председатель. — Ну, кто еще готов пожертвовать во имя благого дела?
Однако больше желающих жертвовать на благие дела не нашлось. Снова предложили сбегать за бутылкой, чтобы достойно встретить и второго избирателя, но других жертвоприношений не планировалось.
В общем, ловить здесь уже было нечего. С чувством выполненного долга, я покидал территорию волеизъявления; злобы как не бывало, на душе посветлело, и в дверях я добродушно ухмыльнулся камуфляжному церберу:
— Чудак ты эдакий! Стоишь здесь, на людей бросаешься, видать, мамой с детства обижен и человеческие чувства душе твоей неведомы! Доброты в тебе и на чекушку не накапать.
У него от удивления челюсть едва под ноги не свалилась. Застыл, бедолага, и глазами только хлопает. А я подмигнул ему и, насвистывая, домой пошел.
Шел себе и раздумывал: вот кругом говорят, что народ у нас малосознательный! Что не спешит-де к избирательным урнам, и нету приятной радостной суматохи и стремления отдать свой патриотический голос за самых достойных… Народ спокойно дрыхнет и презрение выказывает. А ведь почему? Просто народу интерес нужен. Чтобы патриот не спал, его заинтересовать надо. Вот объявили бы, мол, даешь свой голос – получаешь сто грамм взамен… нет, лучше, конечно, двести… Ведь все по-другому бы было! И тогда посмотрели бы они и на процентную явку, и на патриотические желания. По нескольку раз избиратель очередь занимал бы: и за бабку усопшую, и за тестя-язвенника! При таких раскладах за кого хочешь бы проголосовали, хоть за черта лысого!
Потому как патриотические чувства должны быть крепким фундаментом скреплены. И чем крепче по градусу тот фундамент, тем чувства надежнее!
© Гай Ворон
