В Таганроге, городе вечно живых персонажей Антон Палыча, сошёл я один, а служивый «в синей форменной фуражке» остался на границе бдеть государственные интересы, то есть – не мои…
 
…Так «исторически сложилось», что когда-то был совдеповский союз нерушимый, люто гнобивший своих граждан и рикошетом наводя трепет на остальную вселенную. Уважали -  все поголовно. А как не уважить, когда «красную кнопку» нервно и демонстративно подбрасывают у тебя перед носом, жонглируя, как пионер дымящейся картошкой из костра.
Мужчины в порядке живой очереди передавали из рук в руки символ «национальной» гордости, - АКМ имени Шмайсера, и бдительно охраняли себя от врагов. Враги, если их ловили, оказывались, как правило, из местных. В основном – из гнилой и очень творческой интеллигенции. В принципе латентными врагами были практически все поголовно, ибо, как минимум, не уважали старых маразматиков при власти и травили о них анекдоты. А это уже – мыслепреступление со статьёй.  
Немалая часть вооруженных мужчин с Трезоркой на шнурочке была круглосуточно занята патрулированием этого всего добра по периметру. То, что находилось внутри колючки, не взирая на национальность, вероисповедание и широту с долготой, называлось родиной; эстонцы с таджиками были братскими народами до мозга костей – не отличишь. Попытка ускользнуть от родины каралась, как говорил один персонаж Подеревянского – «Тут же!», - от поражения в правах до стрельбы на поражение.
Родиной гордились, к врагам же испытывали сложное чувство из смеси презрения, ненависти и зависти. Эти три чувства причудливо дробились и меняли пропорции, как в калейдоскопе, в зависимости от того, на какую страну был наведен окуляр. При чем единственным рационально обоснованным чувством была зависть.
Разом все три чувства были неотделимы друг от друга, как разноцветные слои в мармеладке, и сложно было определить, какое из них послужило первичным питательным бульоном для взращивания другого. Это своеобразие отметил ещё де`Кюстин, но внутри периметра, слава Богу, его крамольные книги в библиотеках почему-то не попадались, поэтому сложными ментальными самокопаниями никто особо не заморачивался. Фраза «меньше знаешь – крепче спишь!» имела очень буквальный, я бы даже сказал - витальный смысл.          
И вдруг в один момент рухнул этот шедевр монументальной казарменной архитектуры, при чем не от массового всплеска чувства собственного достоинства или – Боже упаси – свободомыслия у подозреваемых, которые сами себя, смешно сказать, называли  – товарищами, а из-за элементарной невозможности отоварить мужикам талоны на выпивку и закуску, а дамам-с – на мыло и порошок. Именно так – когда довели безропотную биомассу до полной нищеты и голода, когда очередь за дрянной по качеству жратвой – любой! – легко и мгновенно достигала полтинника и дальше просили не занимать, а в самих очередях энергичность добычи пайки достигала такого накала, что дамы (я - свидетель) тупо вытаскивали друг друга из очереди за волосы, когда шахтеры вылезли из шахты и немытыми уселись посреди площади перед кемеровским обкомом ка-пэ-эс-эс, колесо, перемоловшее ум, честь и совесть многих наций и народов с последующим наглым присвоением себе этих качеств, нехотя, со скрипом, начало останавливаться.
Возможно, где-то общее настроение было и более радостным, но во всяком случае в Таганроге на тот момент картина была именно такой, и свидетельство тому – оставшиеся в качестве сувениров не отоваренные талоны на предметы витального уровня потребности и воспоминания о том, как мужика реально затоптали в очереди за водкой.  В общем, развалилась эта помесь КПЗ с коммуналкой, и слава тебе, Господи!
Все обратили свои взоры, полные надежд, меркантильной любви и аналогичных требований на вчерашних врагов – Италию с Германией и прочие Испании с Франциями – когда же вы, урюки, откроете нам границы во все стороны, дадите работу (мы ведь такие же европейцы, как и вы, шо не ясно?), подбросите хавчика (можно и слегка просроченного), машин бэушных из фатерланда, ну и что там ещё у вас лишнего, что можно тут впарить вчерашним товарищам. Так появились «бутики недорогой одежды из Европы» с вездесущим представителем деколонизированной Африки за прилавком. И когда этот афро-европеец со словами «Эй, брат!» бесцеремонно хватает меня за рукав, моя фантазия тонкого «эстета из Ростова» рисует перед глазами дивную картину – как гармонично он смотрелся бы на белом фоне бескрайних хлопковых полей, напевая, без отрыва от производства, знакомую ритмичную мелодию из бразильского телесериала…
А эти, которых мы еще вчера презирали-ненавидили, непонимающе смотрели в нашу сторону и не могли догнать, что здесь происходит. Почему вон те, с Трезоркой на привязи, так вопят об открытой Европе, в то время как пальчики привычно вяжут макраме по периметру, и почему два (!) паспорта на руках, - внутрь и на экспорт, и это при том, что у всех реальных пацанов целые веера этих паспортов плюс недвижимость на вражеской территории. И почему количество запретительных документов, регламентирующих передвижение внутри себя или на «братской» территории тихонько возрастает и даже превращается в документы строгой отчетности.
Это они просто не в курсе, что слово «гражданин» в голове экс-совка рефлекторно и сиротливо тулится к слову «начальник». Если государство устами «начальника» в чей-то адрес озвучивало термин «гражданин», то это означало одно: человек из пассивного подозреваемого превратился в активного, и «родина» всеми своими внутренними органами может в любой момент больно, с нанесением увечий, полюбить его в противоестественной форме. У нас ведь «гражданин», ежели без «начальника», это – промежуточное состояние между «товарищем» и «заключённым». «Гражданин», это – «пройдемте» и «документы». От этого слова вздрагивали и напрягались. Никому не хотелось быть гражданином. А посему никто им и не был. Я бы даже сказал так, что основу «гражданского сообщества», учитывая специфику восприятия термина, во времена совка составляли, в основном, обитатели СИЗО.
 
…Так «исторически сложилось», что у меня в России, на Дону, есть родственники. Каждый раз, когда я туда еду, меня ожидает тонизирующая встреча с властями на границе. Меня ожидают дебильные вопросы, строгие взгляды и интонации. Каждый раз мне дают понять, что моё пребывание в вагоне, следующем через границу, уже есть фактор весьма подозрительный, а то, что у меня ничего крамольного не нашли, еще ни о чем не говорит. Бывает такое, что вертухаи не поднимают спящих с требованием показать содержимое ящиков нижних полок, и пассажиры с некоторым недоумением переглядываются – непривычно. Принципиальной разницы в методах работы с «клиентом» между украинскими и российскими службами на границе нет. Здесь – как повезет. Нормальные люди могут попасться с обеих сторон условной пунктирной черты. Какое-то время украинская контора выгодно отличалась при пересечении границы автотранспортом. Там была служба единого окна, куда сдавались все документы, и человеку не приходилось бегать по разным конторам. Сейчас - не знаю.
Что касается железной дороги, то уже второй раз подряд конкурс в номинации «Сделаем из пассажира подозреваемого» выигрывает Украина. И оба раза по одному сценарию – борьба за нравственность. При последнем пересечении границы я, похоже, вообще сорвал джек-пот…
 
Пустое купе. Я – единственный пассажир. Настроение сонно-безразличное. На столике книга и прочие несущественные мелочи. Входит молодой человек лет тридцати. Не представляется. Бегло оглядев полки, переходит к вопросам. У нас происходит следующий диалог.        
 
- Куда едете?
- В Таганрог.
- Цель поездки?
- Отдых.
 
Смотрит на рюкзаки.
 
- Спортивный отдых?
- Я бы не сказал. Быстрее – алко-релаксационный. А спортивным он станет, если мы в сам процесс введем соревновательные элементы.
- Отвечайте по существу.
- Какую часть полученной вами информации вы считаете несущественной? Это – во-первых. А во-вторых: на сколько вот этот детальный допрос о методах моего отдыха согласуется с вашей юрисдикцией? Я что, на допросе?
- Вы что, считаете себя самым умным?
- В каком смысле?
- Вам представитель власти задает вопрос, а вы не хотите отвечать.
- Я вам ответил.
- Отвечать нужно ясно и конкретно. Как вы намерены отдыхать?
- Бухать с друзьями.
- В смысле?
- Абсолютно бессмысленно. У меня товарищ – подводник со стажем, кап-раз, ему уже осмысленность ни к чему. Он помнит слово «шило», и нам этого достаточно для полноценного обсуждения любых тем, включая розовый период в творчестве Пикассо.
- Вы что, алкоголик?
- А это уже что, - фактор, препятствующий пересечению границы? Тогда скажем так: я лечусь, активно экспериментируя с объёмом, градусом и цветом, одновременно комбинируя с закуской.
- В поезде употребляли?
- Не с кем.
- А то что, употребили бы? С собой везете?
- Да.
- Покажите.
 
Вытряхиваю содержимое одного рюкзака, в котором было сухое инкерманское. Власть перещупала шмотки, начала тщательно изучать бутылки.
 
- Новые вещи везёте? Куртку, на пример.
- Нет. А что, это тоже запрещено?
 
Оставив вопрос без ответа, перебрасывает вываленные вещи. Поворачивается ко мне.
 
- Ноутбук есть?
- Да.
- Покажите.
 
Вытряхиваю содержимое второго рюкзака. Берет в руки вывалившуюся упаковку с болванками.
 
- Что на дисках?
- Ничего.
- На ноутбуке есть порнография или сцены с насилием?
- Нет.
- А открыть?
- Что открыть, ноутбук? Во-первых, у меня там коммерческая информация. А во-вторых, я пароль забыл. Помню только, что восемь знаков, из которых три буквы. А что, разве частная жизнь уже не охраняется законом?
- Запрещены порнография и сцены с насилием.
- На своём ноутбуке? Кем?
- Верховной Радой.
- И что, может эти уроды теперь дали вам право без санкции устраивать шмон моего ноута?
 
Служивый заинтересованно оживился.
 
- Это кого вы называете уродами?
- Депутатов Верховной Рады, кого еще.
 
И тут звучит такое знакомое слово с соответствующей металлической интонацией.
 
- ГРАЖДАНИН, вы что себе позволяете? Вы понимаете, что это оскорбление властей? Можно и с поезда снять.
- Это не оскорбление, а моя гражданская оценка результата деятельности этих самых властей.
Служивый в некотором недоумении. После короткой паузы спрашивает.
- А вы кем работаете?
- Извините, а каким боком вас это касается? Вам очень хочется предпринять какие-то действия, утверждающие вашу власть надо мной, но вы пребываете в сомнении – стоит ли? И правильно сомневаетесь. Ибо попытка взломать ноут или высадить меня с поезда будет витиевато описана минимум на двух сайтах. Плюс соответствующая фото-сессия. А дальше мы так и будем общаться – через прессу, с протоколами изъятия у меня на руках. Естественно, что до момента наступления полной сатисфакции мы превратим это действо в сериал на подобии бразильского телемыла.
- Вы что, журналист?
- Можно и так сказать.
- А удостоверение есть?
- Нет.
- Ну а чего же тогда пальцы веером делать.
- Во-первых, я пальцы веером не делаю, а объясняю логику и последовательность своих действий, если вам действительно уж очень захочется влезть в мой компьютер. Статью вам я в любом случае посвящу, вопрос только - в каком ключе она будет написана.
- Это что, серьёзно? В смысле статью?
- Даже не сумливайтесь!
- И что вы там напишете? Типа то, что мы сейчас говорили? Тогда пишите все, что говорили тут про депутатов. А я посмотрю. И учтите про ответственность за клевету.
- Учел. Клевету гарантирую, ответственность – нет. А про депутатов – обязательно. Какой смысл писать о шурупе, если не вспоминать отвертку.
- Так чё, серьезно статья будет? А где?
- Вас сомненья грызут? Я сомнениям этим не рад. Вот адрес, заходите.
- Что это – «Дурдом»?
- Ну, типа – да. Глянете, кстати, что там наши умельцы в фотошопе с депутатами делают. Никакой порнографии, чистая эротика. Вам понравится, обещаю. Так что, может фотку на память? И статью назовем типа «Берегущие родину от пассажиров» или «Будни вагонного сыска».
- Не надо меня фотографировать. – помолчал немного – Я действую строго по инструкции. Нас инструктируют.
- Нешто мы не понимаем! Таможенники – люди полезные, пассажиры – другое дело. И кто такую сволочь только в вагоны пускает! Но здесь - как в том диалоге из «Убить Дракона» - «…учили всех, но ты почему-то стал лучшим учеником». И вытряхивать все вещи, устраивать этот тотальный шмон – давно такого со мной не было. Кстати, хочу задать вам вопрос.
- Да?
- Вы в Европу ездили?
- Ну, ездил. А что?
- А таможенники с вами там так же разговаривали, как вы с нами?
Молча сидим какое-то время. Потом он сухо произносит: «Счастливого пути», встаёт и выходит из купе. А я уже внутренне готовлюсь к встрече со следующей партией блюстителей государевых интересов.  
 

П.С. Все, что написано в этой статье – ложь и клевета. Всякое совпадение с реальными персонажами считать злобным, циничным и преднамеренным.
 
П.П.С. Кстати, кто увидит случайно пробегающего мимо депутата без охраны – дайте в рожу, что ли. А с меня – пиво.