Венику - главному директору "Йху Москвы" - исполнилось 60 лет. Несмотря на свой преклонный возраст, Веник сохранил свою первородную свежесть.
Он был сплетен из соломы веничного сорта любящими руками трудяги-матери в советской Москве и ухожен добросердечной умной бабушкой, заседающей вечерами за чертежами. Черенок был слегка сломан и испачкан в белой краске. Разные хозяева обвязывали его широкими шелковыми нитями, лоснящимися на солнце, словно новая машина прокурора Чайки. Солома на конце Веника была собрана ленточками меньшего размера в отдельные пучки, поэтому им было так удобно подметать. Мусор не застревал в нем.
Веник восседал на красном кожаном диване. Рядом с ним находилась картина - подарок одного из гостей, на которой он был изображен в одеянии праведного старца стоящим на большой лодке, на которой также находились сотрудники "Йху Москвы". Пучки Веника окунули в тазик с ирландским виски.
На день рождения собралось огромное количество друзей. Все они разбились на небольшие компании, из которых кто-то уходил и в которые кто-то приходил.
Одну из таких компаний представляли Андрей Макарыч, Маргарита Семяхина, Евгений Рийзмах и Тигран Кесорян.

- Знаете, вот нет у нас гордости. Нет. Мы когда Крым отжали, ой, простите, присоединили, то для меня, как гражданина Российской Федерации, не понятно, почему мы не сделали coming out? - спрашивал Тигран.
- Не сказали, что Россия - это страна-пидарас? - поинтересовался Макарыч.
- Нет. Что мы присоединяем присоединенное, - ответил Тигран и залпом выпил прекрасный армянский коньяк.
Маргарита Семяхина слушала разговор, откусывая кусок мяса от запеченной бобровой головы. Иногда она отвлекалась на Рийзмаха, который норовил рассказать увлекательные истории о наркоманах.
- Ну я, короче, его к батарее и присобачил. Он ревет, кричит. Я говорю: "Неее, малой, стопэ. Как скрепы принимать, так ты горазд, как лечиться, так сразу заднюю передачу включил. Ломку мамке своей покажешь", - бормотал на ухо Семяхиной Евгений.
- Какие скрепы? - спросила Семяхина.
- Духовные, - ответил Рийзмах и многозначительно покачал головой.
- Какой ужас, - вздрогнула Семяхина.
Тина Вурдалаки флиртовала с Никитой Седых, играя в "Самый хитровыебанный".

- Вот тебе вопрос: "У тебя есть небольшое предприятие по производству молока в Кирове. По закону и понятиям тебе надо для нормального существования бизнеса заплатить некий процент государственным структурам. Что из себя представляет данный процент?" - звучала, словно свирель, Тина.
- Думаю 36%, - ответил Никита.
- Неправильно, - Тина игриво коснулась кончиком пальца носа Никиты.
- Почему? Налоги - 20 %, налоговая - 4 %, пожарка - 4 %, санэпидемка - 4 %, милиция - 4 %. Все правильно.
- Администрация? - улыбнулась Вурдалаки.
- Администрация - это я. Самому себе я и так заплачу.
Оба засмеялись.
Возле барменши с оголенным торсом и полными красными губами, стоял Николай Свинидзе.

- Котик, сделай мне адскую смесь, - попросил, разглядывая грудь, Николай.
- "Гайдар" подойдет? - спросила барменша томным голосом.
- Отлично. А знаешь, что сделал Наполеон с Марией-Луизой Австрийской, когда в Дрездене на съезде монархов обсудил государственные дела? Он сделал так - "бл-лл-л-лл-ллл-ллл", - последние звуки Николай Сванидзе произнес, когда взял груди девушки в руки, соединил вместе, зарылся в них лицом и потряс головой в разные стороны.
Девушка захохотала.
- А знаешь, как Иосиф Сталин заводил «Фордзон-Путиловца»? "Бр-брбр-брбрбрр-рр", - имитировал звук двигателя Сванидзе, взяв сосок девушки в рот.
- Давайте песню спою, - громко сказал Макарыч и достал гитару.
- Конечно, конечно, сейчас послушаем, - все замолчали, ожидая, когда расправят крылья первые аккорды.
Макарыч ударил по струнам и запел фирменным голосом: