Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.
Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.
За твоею спиной умолкает в кустах беготня.
Мне пора уходить. Ты останешься после меня.
И.Бродский.
 
   Свет слепил глаза. Он рассматривал готические вершины забора, которые устремлялись вверх, а их верхушки искрились радугой. Голубое небо, чуть прикрытое белыми облаками, обволакивало дома и церкви. В этом мире можно было жить, растить детей, смеяться. Тут можно было не бояться восхода Солнца,под его лучами не проступали разломы и увечья домов и людей. Странным образом скатываясь с гор можно было оказаться сразу на завалинке, где подтирали память...Некоторым удавалось проскользнуть в этот мир, с обязательным условием коррекции памяти. Не было ничего дороже, чем память и ничего страшнее, чем память.
   Мир изменился, он словно перевернул страницу и забыл,что за вершинами остались люди, который так же были созданы из мяса и костей, и в них тоже была душа.
   Резкий вой сирены оборвал сон.
   В этом мире первые просыпались терриконы, а теперь они не засыпали...Грады стирали с лица земли города и веси, все, что могло еще быть живым, или все что еще хотело жить...
   Когда это война была справедливой? Сколько о ней бы не было сказано правды, она все равно оказывается ложью. Не было оправданий ни для одной смерти, потому всех последующих уже не считали. Статистика была скучна- уничтожали народ. У них не было презумпции невиновности, у них была прописка.
   "Это все было нервное... этого не может быть за вершинами мира"- бормотал он про себя. Он совсем устал и хотел бы пожалеть себя, да не умел. Мог ли он сойти с ума от происходящего? Очень запросто.Привычка мало есть и мало спать изматывала, но он заставлял себя еще что- то чувствовать. Пусть это даже будет злость и ненависть, но это то, что дает ощущение жизни, пакостной, но жизни. Он взывал к своим недрам, чтобы гореть, а не тлеть.
   Он  давно хотел тишины, в которой поля с проросшими ромашками и маками. Тишины в которой слышно полет бабочки, и нет никакого страха или ощущения надвигающейся лавины обстрелов. Он силился вспомнить жизнь без войны: мелкие оплошности, суету, смех, но все картинки в искуренной памяти были смяты и оборваны войной, которой нет.
   Как хочется вдохнуть степную перегоревшую траву, но не с пеплом и кровью, а наполненную полынью. Другая горечь наполняет все и он, задыхаясь гарью, отхаркивает злость. Все что наполнило его это - злость ...
   Он устал, сделал шаг и спустился в тоннель  своей памяти, где были те кого нет, там же он мысленно перебрал выживших.
   Кровавый рассвет не жалел выжженную землю, кровь поднималась выше уровня моря...
   Смерть это то,что всегда бывает с другими...
   За вершинами ничего не хотели знать про этих других...
   Не хочу умирать. Мне не выдержать смерти уму.
    Не пугай малыша. Я боюсь погружаться во тьму.
    Не хочу уходить, не хочу умирать, я дурак,
    не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак.