Под покровом ночи мы въехали в город, где нас уже ждали ополченцы. Простые ребята, не рождённые для противостояний или распри. Интеллигенция, читающая журналы и газеты. Но их заставили взять в руки велосипеды и пойти войной. На жизнь или смерть.
“Я не боюсь погибнуть тут, у себя дома, на своём велосипеде. Пусть они меня даже два раза переедут, задавят. Я буду стоять до конца,” – такими словами меня встретил парень, чьё имя я узнал только потом, на его похоронах – Алекс. Друзья называли его Бизон. Его храбрость вдохновляла меня. Всю ночь мы неслись по просёлочным дорогам, по кочкам полей – срезая путь. Дорога была дальняя, 12 километров, и с нами могло случится что угодно.
“Но как мы собираемся победить?” – несколько уставшим голосом спросил один из ополченцев. Я сразу же обратил внимание на его большие, как греческие колонны, ноги.
“Мы победим правдой.”
“Но нас меньше.”
“Правда не знает таких оправданий.”
И всё же здравый смысл был сильнее любой правды. Правда? Кто нам поверит? Только смерть могла бы перечеркнуть ложь, которую мы слышали в песнях, читали в книгах. Мог ли я согласиться на смерть ради будущего, если места для нас в этом будущем, чужом и холодном веке, не было?
Я голосовал за Президента-хипстера два раза. Яблинский, Яблонский, Яблуневич... Как-то так. Я радостно встречал хипстеров на велосипедах в своём городе. Бабушки были против. Мы открыли второй фронт, фронт против упадничества. Они пытались ломать велосипеды, но герой и наркоман со стажем Эндрю в отместку украл дворового котика. Когда соседний район начали контролировать хиппи, подло свергнув нашего Президента-хипстера, мы купили даже больше велосипедов. Но боялись поехать на них кататься. Хиппопитеки ужасные, они постоянно талдычат о любви, и наверняка нездоровой. Мы для них просто материал, прошлое. Они отвергли своих родителей.
 
Ненавижу бусы VW, ненавижу Леннона. Хунта, ублюдки.
Но наша борьба – до последнего поворота руля. До последней отбитой педали.
До последнего хипстера, чёрт подери! Мы так просто не сдадимся!