Здравствуйте, уважаемые коллеги!
 
Решил отметить небольшой стихотворной формой грядущий завтра сороковой день своего пребывания среди персонала Дурдома.
 
Сразу должен поблагодарить Вас за доброжелательное отношение к моим скромным усилиям в нашем безнадежном деле излечения безнадежных пациентов. Только благодаря Вам, откликавшимся на мои научно-популярные публикации, я сумел за эти сорок дней пройти трудовой путь от простого Санитара до Заведующего Отделением.
 
Такой карьерный рост был для меня полной, хотя и приятной, неожиданностью. Ведь я даже не успел сдать Завхозу Дурдома комплект смирительных рубашек, выданный мне при поступлении. Тем не менее, я всегда готов это сделать, ибо, как показала практика борьбы с эпидемией гриппа, медицина должна быть готова к любым поворотам судьбы. Особенно к обострениям психозов в период предвыборной кампании и собственно выборов.
 
Ещё раз сердечно благодарю Вас, коллеги, как сторонников, так и оппонентов, и предлагаю Вашему вниманию нечто вроде краткого дневника врача. Искренне Ваш, ДСЛ.
 

Прохожу по палатам Дурдома
Как сотрудник теперь, а не гость,
Стало все здесь привычно, весомо,
Мне поручен ответственный пост.
 
Перед выдачей медпредписаний
Совершаю обычный обход -
Кто из психов орал обещанья?
Кто грозил осчастливить народ?
 
***
 
На двери, на тяжелой, дубовой
В обрамленье оранжевых лент,
На удачу прибита подкова
И написано «ПАН ПАЦІЄНТ».
 
Я не стану тревожить больного,
Предлагать ему борщ и компот –
В пациенты собрался он снова,
Как Мальбрук собирался в поход.
 
Эта дверь – за решеткой с «кормушкой».
Под табличкой «Стоять! Не влезать!»
Тот сидит, кто хотел всех послушать
И проблемы за них «порешать».
 
Как у бедного съехала крыша!
Все бормочет, мол, «Мать-перемать»,
И на стенке с ошибками пишет:
«Если Я никаво не услышу –
Век свободы мине не видать!»
 
Ну, а в этой уютной палате
Не слышна никакая возня.
За столом, в белом с сердцем халате,
С ноутбуком, общается в чате
Та, которая, все же, - Вона.
 
Безутешно, но интеллигентно
Разрыдался в сортире Литвин:
«Тільки я можу буть ПАЦІЄНТОМ!»
Я утешил его: «Тільки Він!»
 
Черновецкому влили подкожно,
Но паршивец поет все равно!
И для бабушек сыплет «дорожки» -
То ли гречкой, а то ли пшеном.
 
Вот и двор. Здесь для бешеных ферма.
В крепких клетках, стоящих подряд, -
Богословская, Шуфрич и Герман
Мерзко лают и гнусно визжат.
 
***
 
Я иду коридором Дурдома,
Я на пальце вращаю ключи.
Отделенье открыто приёма,
Эти психи давно нам знакомы, -
Только как же их всех излечить?