PS
Собственно имхо будет коротким, зато цитата будет длинной. Иначе здесь нельзя – содержание цитаты не позволяет обрамлять ее длинными рассуждениями. Однако и правила нарушать нельзя. Поэтому я удлиняю это имхо этим прескриптумом, и для надежности в конце поставлю постскриптум.
 
Предисловие.
По характеру своих интересов я в течении нескольких десятилетий (ого! неужели?) несколько раз обращался к книгам Льва Соломоновича Полака. Мне нравились его книги, я из них черпал. Особенно его фолиант по истории науки "Вариационные принципы механики". И вот недавно я наткнулся на одну его работу с нехарактерным для физика названием "Было так". Заинтригованный я скачал книгу .. И был таки впечатлен. Предлагаю вам для ознакомления пару фрагментов.

"Дорогой читатель,
Восемнадцать лет, пять месяцев и одиннадцать дней я был «врагом народа», побывав за это время в двенадцати тюрьмах (следственных, пересыльных, срочных), трех лагерях, двух ссылках."

...
 

"Наш «телячий» вагон, в который было набито около 80 человек, поставили в тупик, и два дня мы стояли в тупике. Кормили нас вяленой треской, на которой выступила соль, а вдоль хребта шла вонючая черная пленка, и почти не давали воды. В первый день еще давали, а во второй что-то там «заело». Поэтому состояние наше было совершенно чудовищное. Как мы потом узнали, самые трудные дни (в смысле жажды) — это первые дни, потом человеческий организм начинает что-то вырабатывать и жажда переносится легче. На второй день нас вывели из вагона. Было слякотно, снежно. Выводили по пять человек, ставили на колени в грязную жижу — пятеро военных и три собаки[1]. Когда набралось пять или шесть рядов (я уже точно не помню), нас отвели в деревянный домик, в довольно большую комнату. В углу сидел какой-то начальник, и охрана была тут же. Стоим строем. Начальник говорит: «Сейчас я буду вызывать, как вы идете в списке. Говорите фамилию, имя, отчество, кем осужден, статья, на сколько лет» (кажется, так).
Начинается перекличка. «Первый». Тот называет фамилию, имя, отчество, кем осужден, по какой статье, срок. «Второй». То же самое. Дальше стояли пятеро рабочих Шлиссельбургского порохового завода, с которыми я некоторое время был вместе. Самый старый из них — член РСДРП с 1912 г., а самый молодой был, очевидно, комсомолец моих лет. Третий, старик, говорит: «Илья Федорович Полувафтов. Десять лет без суда и следствия. Осужден врагами народа, засевшими в НКВД». Начальник вскакивает: «Ты что говоришь, б... худая?». Тот повторяет спокойно: «Врагами народа, засевшими в НКВД». — «Дать ему!» — слова сопровождаются необходимым матом.
Старика хватают два здоровенных «вертухая» в кирзовых сапогах, оттаскивают вперед на два-три шага, бросают на пол и начинают избивать сапогами — в бедра, в грудную клетку, в лицо, которое он закрыл руками и старался повернуть все время вниз. А они снизу бьют. Кирзовые сапоги — это страшная вещь. После побоев старик уже не может встать; все остальные стоят, никто не шевелится, слышно было бы, как муха пролетела. Его бросают к дальней стенке, где выход, на корточки.
 
 
[1] «Шаг влево, щаг вправо — считается побег; оружие будем применять без предупреждения».
- 8 -
Полагается сидеть на корточках лицом к стене — полагается заключенным, естественно. Он садится на корточки, все его лицо в крови, он держится за бок... ему порядочно лет.
Следующий — рабочий этого же завода, и тоже — «врагами народа, засевшими в НКВД». Он был помоложе, его избили так, что он не мог двигаться и его дальше тащили на руках. Положили у стенки — он не мог сидеть на корточках. Избили еще троих. Двое в следующем ряду ответили как полагается.
Подошла моя очередь. Я все это время метался, не знал, как поступить: сказать как полагается или говорить, как они? — ведь никто этого не услышит, никто не узнает, кроме двадцати заключенных, стоящих здесь вместе со мной, какого-то начальника, его подчиненных, которые входят буквально в раж при избиении людей. Чего ты этим достигнешь? За что будешь получать страшные побои? За то, чтобы... за что? — за то, чтобы... за что? Если бы никто не сказал, и я бы ничего не сказал. Но когда эти люди, рабочие, осмелились поднять свой голос, зная, что их ожидает, для того чтобы сказать, что они люди, что у них есть человеческое достоинство, что они не боятся... я решил тоже так поступить.
Когда я стал говорить, то услышал себя как бы со стороны. Я и не предполагал, что у меня такой писклявый голос. Очевидно, из-за того, что волновался, я на каких-то действительно очень высоких нотах произнес это — «врагами народа, засевшими в НКВД». Начальник уже ничего не говорил, только поднимал руку. Меня схватили, бросили на пол, я едва успел закрыть лицо руками, уткнуться в грязный загаженный пол. Стали избивать... Мне казалось, что били меня много часов. Наверное, это были секунды. Потом я смог кое-как доползти до стенки, сесть на корточки лицом к стене позади старика. Все тело ныло. Я размазывал по лицу кровь, сопли, слезы. Бессильная злоба, ненависть душили. Передо мной были стена и спина. Старик просунул руку, взял меня за колено, сказал тихо: «Не плачь, Левонтий (так они меня звали), правда за нами».
Ни один из них не вернулся.
"

И заключение.
Есть люди, которым без достоинства жить труднее, чем без воды. Наверное, такие люди составляют ядро народа.
 
Вот, собственно говоря, и все.
 
ПС
Лев Полак родился в Германии летом 1908, в семье выходцев из России, которые со временем вернулись на Родину. Надо полагать, Левонтий успел подхватить в Германии европейский вектор. Видимо, чувство человеческого достоинства произрастало в нем из этого вектора ценности отдельной личности в сообществе себе подобных.
И на гулаговском этапе это чувство сработало. Но простимулировано оно было стоическим поведением русских правдоборцев. Такая вот «диалектика» ..
Умер Лев Полак летом 2002.