Как я не старался закосить на годик от армии, как не напрягался: в больничку ложился, кишку резиновую несколько раз чуть не до пачканья исподнего заглатывал, а в начале лета 1969 меня все-таки забрили.
 
Постарался кто-то из знакомых, родителей будущих патриотов-националистов. Наш сосед по подъезду, зам военкома города, принес моей матушке небольшой листочек в клеточку, на котором крупным женским подчерком было написано что-то типа «когда наши сыновья преданно служат родине, эта жидовская морда пьет и гуляет… непорядок, обратите внимание».
 
«Пьет и гуляет», тут мой доброжелатель был не далек от истины. Ну когда же человеку пить и гулять, как не в молодые беззаботные годы? А вот насчет «жидовской морды»… до сих пор никак не пойму. Как пел Высоцкий - «Если кто и влез ко мне, так и тот - татарин». Но, со стороны, как говорится, виднее.
 
В общем, в начале июня 1969 меня остригли наголо, одели во все защитное казенное, приняли под роспись присягу и полгода пропарили в богодуховской зенитно-ракетной учебке. А затем в коровники и drang nach Deutschland, точнее в ее восточную «демократическую» половинку. И очутился я в зенитно-ракетном дивизионе, где и провел последующие полтора года своей жизни.
 
Сказать, что это была нормальная жизнь – язык не поворачивается. Вся территория твоего существования ограничивалась несколькими сотнями квадратных метров: казарма, позиция ракет, чайная военного городка и киноклуб по воскресеньям. В казарме была так называемая «ленинская комната» с подшивками относительно свежих газет («Правда», «Красная звезда») и телевизором.
 
Через два месяца на третий дивизион заступал на месячное дежурство. В таком варианте твое существование замыкалось в небольшом домике сокращенного расчета без каких-либо средств информации и кабины самого комплекса. Зато можно было в это время от души выспаться.
 
Насчет телевизора. Уже в те годы, даже в ГДР, телевизоры выпускались с приемниками дециметровых волн, по которым можно было принимать сигналы Западной Германии. Но смотреть передачи с растлевающего душу Запада советскому человеку, Боже упаси. На ручку переключения каналов наш комиссар изготовил жестяную нашлепку, которую прикрутил громадными шурупами и опечатал. Теперь можно было смотреть только один канал ГДР.
 
Но он не учел неуемное желание советского человека к знаниям. Ночью дневальный аккуратненько штык-ножом отгибал нижнюю часть этого самодельного контрацептива демократии, настраивал телик на западную волну и все «деды» на полночи погружались в созерцание такого удивительно красивого мира тотального порабощения трудящихся. Так зимой 1971 года мне посчастливилось наблюдать репортаж о высадке очередного американского «Apollo» на Луну.
 
Наш дивизион был естественно интернациональным. Да и в те годы в армии мало кто обращал внимание на твою национальность. Тон задавала Украина. И в этом ничего не было удивительного. 70% офицерского состава были выпускниками КВИРТУ, а личный состав приезжал сюда после окончания учебок в Богодухове и Харькове. Командир дивизиона майор Колодько, невысокий, но всегда спокойный мужичок с сизым носом профессионала.
 
Талисманом нашей части был главный дивизионный «кусок», старшина сверхсрочник Миша Чучман. Наличие жителей  западной Украины в режимных частях СА в те годы было большой редкостью. Не знаю, как сюда затесался житель села из-под Львова.
 
Говорил Миша на странном миксе и мне пришлось привыкать к его говору несколько недель. Он был старожилом нашей части, пережил несколько смен КД (командир дивизиона). Когда к нам приезжал с проверкой командир полка, то в первую очередь, плюя на всю субординацию, всегда здоровался с Мишей.
 
В нашем дивизионе не было явной дедовщины и издевательств над молодыми. Драки, иногда, конечно же случались, а как же без них в коллективе одиноких самцов. Но это было скорее исключением.
 
Где-то по прошествии полутора десятков лет, будучи в служебной командировке в Киеве, мы с напарником познакомились в гостинице с двумя молодыми восточными немцами. Пригласили их к себе в номер. У нас была литрушка спирта и нехитрая закусь. Немцы немного шпрехали по-нашему.
 
Когда выпили по первой, оказалось, что они жители Шверина, города, недалеко от которого стоял мой дивизион. Я признался им, что был оккупантом и топтал советскими армейскими сапогами их землю. Немцы в ответ дружно заржали.
 
Мы выпили по второй, и один из немцев рассказал, что его покойный дедушка воевал во Вторую мировую в Украине и тоже был оккупантом. Правда, ему, за его оккупацию, пришлось девять лет отстраивать разрушенный войною Сталинград. В ответ мы с напарником развели руками – c’еst la vie.
 
Затем мы выпили по третей, за то, чтобы никогда больше в жизни не быть оккупантами.