Это ИМХО должно заменить собой отчет о командировке. Иначе, командировочные не получишь.
 
И снова я в госпитале. Третий раз в течение года. Не слишком ли часто? Но, поскольку сие от меня не зависит, будем принимать все это как должное.
 
Я здесь уже не новичок,
Костюм вцепился в свой крючок,
И койка греет мой бочок
С большим радушьем.
 
Весьма приветлив персонал,
Меня он вспомнил и узнал,
И я их новостям внимал,
Развесив уши.
 
А все знакомые врачи
Сказали: "Нечего лечить!
Тут нужно скальпели точить
И просто резать!"
 
Еще два страждущих со мной
Лежат напротив под стеной.
Нас всех больничный ждет покой,
Тоска и трезвость.
 
Ждут дни невиданной длины,
Ждут боли в области спины.
Мы - инвалиды той войны,
Чье имя - старость.
 
            И, значит, мы в конце пути,
            Хотя, попробуй тут сочти,
            Как много каждому пройти
            Еще осталось.
 
Операция прошла успешно, и я был доставлен в палату для дальнейшего лежания и лечения. Несколько дней меня через трубки снабжали всяческими лекарственными препаратами, и у меня было много времени для шевеления мозгами и ведения, так сказать, путевых записок.
 
Спина болит, как будто ей крошили кирпичи,
Сплошная революция в желудке,
И полное собрание моей родной мочи
Доверено какой-то мерзкой утке
 

В эти дни на базе госпиталя проходило шоу под названием «Конференция хирургов и анестезиологов». В полночь шоу, как ему и положено, go on, то есть продолжалось, и этот самый гоу он плавно перерос сначала в гом он, а из гомона в хоровое исполнение популярных в народе песен типа «Ой, мороз, мороз», «Держись, геолог» и пр. Песни исполнялись а капелло громкими мужскими голосами в парке госпиталя
 
В госпитальном саду ночью громкие песни
Про мороз, про коня, про геологов.
Знать, военных хирургов собрали в Одессе
И, конечно, анестезиологов.
 
Я впал в глубокий сон.Транквилизаторы, анализаторы, катализаторы, стимуляторы оказывали свое действие на мой воспаленный мозг.  Черная ночь вдруг подсветилась мерцающим светом, и появилась Она. Я обратился к ней со словами восхищения и преклонения
 
Как рассказать о двух твоих маслинах?
О бахроме густых твоих ресниц?
Овале пухлых губ твоих невинных,
О красоте, не знающей границ?
 
О мраморных плечах, ланитах, шейке
С пульсирующей жилкой голубой?
Ты предо мной, прекрасная Зулейка,
И, как Иосиф, я перед тобой.
 
То в танце ты кружишься на паркете,
Как бабочка, как белый мотылек,
То, загрустив, ты, как цветок в букете,
Чуть изогнешь свой тонкий стебелек.
 
Как я хотел бы, чтоб свою головку
Ты положила на мое плечо,
Чтоб я поцеловал тебя неловко,
В ответ услышав тихое "Еще".
 
Я всю тебя бы целовал: от ножек
И до упругой налитой груди.
Несбыточны мечты мои, быть может,
А, может, будет счастье впереди?
 
В соответствии с действующими до сих пор правилами она, разумеется, растворилась в пространстве, но стих остался. А потом начались пытки, связанные с атаками комаров-камикадзе. Жрали эти ребята нас от всей души, а мы хлестали себя по всем открытым местам
 
Я, пройдя через скальпель, уколы, наркоз,
Возвратился обратно на койку,
И жена задала мне стандартный вопрос,
Я ответил: "Да, так, потихоньку".
 
Мы еще обменялись с ней парочкой слов,
(Ниже пояса все онемело),
И жена, пожелав мне веселеньких снов,
Удалилась домой иль по делу.
 
Меня в койке бросало то в холод, то в жар,
Видно, я отходил от наркоза,
И кружил надо мною противный комар,
И жужжал, создавая угрозы.
 
Я напрягся и ждал, пока сядет комар,
Рассчитал, как летел он по хорде,
И нанес ему страшный смертельный удар,
Дав ладонью себе же по морде.
 
И теперь перед взором моим все плывет,
Я свое ощущаю бессилье,
Вот, как только нога у меня заживет,
Попрошу, чтоб мне морду лечили.
 
Через несколько дней, когда мне было позволено самостоятельно перемещаться в пределах отделения, я увидел своего хорошего знакомого. Я говорю об унитазе. Мы с ним почти ровесники, и, хотя медицина у нас переживает эпоху возрождения (так, по крайней мере, нам сообщает премьер), но лопнувшую крышку этого самого унитаза можно было бы и заменить
 
Привет тебе, мой старый унитаз,
Ответь бренчанием своих разбитых крышек,
Каких людей ты видел не en face,
От стариков до молодых мальчишек.
 
Ложился на солдатские зады
Холодный отблеск твоего фаянса,
Он освещал полковничьи труды
И ягодиц касался лейтенантских.
 
За талию хочу тебя обнять,
Я снова пред тобою на коленях,
И твоего прошу я позволенья
Всего себя тебе, мой друг, отдать.
 
Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончилось и мое пребывание в родной палате. Уходя, я оставил в книге почетных посетителей следующую запись:
 
Пусть осыпят вас охапками цветов,
Пусть к вам будут милостивы боги.
Вы нам руки протянули, а не то
Мы бы просто протянули ноги.