21 февраля исполнилось 50 лет Борису Фельдману. Если кто забыл, это тот самый Фельдман, чей банк «Славянский» был уничтожен налоговой и генпрокуратурой. Тот самый Фельдман, отсидевший  4 года и вышедший на свободу лишь в 2004 году. Тот самый Фельдман, чье «дело» было первым и жутким примером того, что Украина не становится правовым государством, а совсем даже наоборот, скатывается в бездну беззакония. Дело Фельдмана показало, что весь наш госаппарат – не более, чем организованная преступная группировка, привычно занимающаяся рэкетом. Дело Фельдмана уничтожило иллюзии насчет независимости судебной власти и еще более опасную иллюзию о правах человека в Украине. Их никогда не было, нет, и, судя по развитию спектакля – никогда не будет. Неужели же все так грустно? Да нет же, конечно нет! Именно дело Фельдмана показало, что с системой беззакония можно и нужно бороться. Что можно побеждать и оставаться свободным человеком в несвободной стране. Именно дело Фельдмана сделало главное – определило статус, в котором живет народ, населяющий Украину. Этот статус называется – война. Иллюзии насчет сотрудничества власти и народа исчезли. Не может комендант концлагеря сотрудничать с заключенными. И заключенным не стоит «вестись на эту замануху». Сотрудничества нет и быть не может. Есть только война. Любой госчиновник для нас свободных граждан – не более, чем эсэсовец для жителя оккупированной территории. И единственное право и обязанность гражданина состоит в его уничтожении. Звучит безумно? Тем не менее – это правда. Нынешнюю систему невозможно ни реформировать, ни перевоспитать, ее можно только уничтожить. Ее сформировали нелюди для нелюдей. Это чуждая инопланетная цивилизация. Посмотрите хотя бы на лицо Азарова. Того самого Азарова,по чьей команде и уничтожался Фельдман. Разве есть в этом лице хоть что-то человеческое? Да, возможно он страдает человеческим геморроем, но внутренняя его суть основана на простейших животных инстинктах – страха, власти, стяжательства. Это существо, в котором до человека просто не хватает одного измерения. Он – плоский. В нем не может жить основное человеческое чувство – любовь. Ей просто негде разместиться в этой плоской серой мрази. Вообще, все причастные к делу Фельдмана чиновники – это просто энциклопедия инопланетян. Об Азарове мы уже говорили. Бывший генпрокурор Потебенько. Смертельно бледный упырь, обезумевший от власти. Кажется, что это существо просто не способно жить при солнечном свете, солнце его испепелит. Еще один бывший генпрокурор – Пискун. Смешная внешность, смешные высказывания – и абсолютное равнодушие к чужой жизни. В каком-то из своих интервью он говорил, что самое яркое свежее впечатление молодости – это эксгумация трупа, ночью, в каком-то селе. И это – человек? Отсутствие совести является обязательным качеством современного украинского чиновника, но Пискун в этом отношении просто уникален. У него не то чтобы вырос какой-то орган на том месте, где была совесть – ее просто отродясь не было. И потому так органична ложь которую он говорит, так правдива лживая улыбка. Пискун – это идеальный палач. Он совершенно органично смотрится при любой власти, он с мягкой улыбкой отправит в тюрьму своего вчерашнего покровителя, не забывая собирать компромат на покровителя нынешнего. Это торговец смертью, предприниматель от правосудия, веселый палач. Удивительный экземпляр нечеловеческой цивилизации.
Еще один фигурант дела Фельдмана – вечный, а возможно и просто бессмертный заместитель генерального прокурора Кудрявцев. Оживший «щелкунчик», не способный к человеческим эмоциям по определению. Именно он произнес коронную фразу, со временем ставшую одним из лозунгов украинской власти: «Мы не будем исполнять решение суда». Этот человек оказался, также как и Пискун нужен любой власти, и «голубой» и «оранжевой». Потому что не обременен совестью, потому что является человеком-схемой, способным «решать вопросы» и не способным на человеческие поступки.
Ниже мог бы идти весьма длинный список причастных к делу Фельдмана судей, прокуроров, следователей и оперов. Но стоит ли? Они такие же, как и их «вожди», о которых мы написали выше. От судьи Лубяного до опера, по кличке «Гражданин». Прожорливые винтики уродливого, нечеловеческого механизма власти, создавшегося в Украине. Практически все они живы и продолжают работать. Никто из них не понес наказания за то издевательство над правосудием, которое называется делом Фельдмана. Многие продолжают «работать». Что не удивительно. После, скажем так, «пробного опускания» общества на деле Фельдмана, власть, меняя окрас, отнюдь не меняла сущности. И ныне «начинания» Кучмы, Потебенько, Пискуна, Кудрявцева благополучно развиты и модернизированы «новой» властью. Возможно ли сейчас повторение дела Фельдмана? Не то что возможно, оно постоянно происходит. Может быть, не с такими масштабными фигурами, но с более масштабными нарушениями закона, ставшими уже привычными, ставшие уже иным законом – неписанным. Удивительно, но при «оранжевых» крушение правовой системы в Украине приняло вообще лавинообразный характер. И дело здесь не только в абсолютной неспособности Президента не только «думать по-украински», но и действовать в рамках Конституции. Дело не в удивительном правовом бескультурье практически всех высших госчиновников. Дело в готовности граждан соглашаться с тотальным и ежедневным попранием закона в нашей стране высшими должностными лицами. И готовность эта родилась из дела Фельдмана. Стране настойчиво, изо дня в день демонстрировали, что нарушать можно любые законы, что главным законом в стране является некая жуткая «политическая целесообразность», совершенно кафкианская, нечеловеческая, насекомая сущность, способная уничтожить все человеческое, в том числе и правосознание. И так, в принципе, оно и произошло. Правосудие стало коммерцией, правосознание превратилось в произволосознание. Пока еще произвол живет в основном на верхних этажах общества. Но рано или поздно эта зараза, этот пожар перекинется на все этажи общества и тогда… Колиивщина или диктатура, или одно за другим, не столь уж важно. Важно другое – наше общество до сих пор не осознало простой истины: на земле свободным можно быть только в царстве Закона, уничтожение Закона неизбежно ведет к рабству.
Впрочем, это слишком грустный разговор для дня рождения. На самом деле исход дела Фельдмана вполне оптимистичен. Вся эта гнусная рать серой мрази в конечном счете не смогла одолеть одного свободного человека. Одного? Конечно же, не одного. На всех заседаниях суда по делу Фельдмана в зале сидела маленькая женщина с удивительно любящими глазами. Алена Фельдман, жена Бориса. Благодаря этой женщине, благодаря ее любви о деле Фельдмана узнала не только Украина, но и весь мир. Именно эта любовь смогла разогнать все уродливые тени и вернуть Бориса. Возможно, в этом и кроется главный итог дела Фельдмана. Да, Закон можно уничтожить. Но есть нечто выше Закона, нечто куда более мощное и живое – Любовь. И когда есть она – серая мразь отступает и человек сохраняет свою свободу. И уже ничто не способно ее отнять. И ныне, и присно, и во веки веков.
На этой оптимистической ноте редакция «ОРД» позволит себе еще раз поздравить Бориса Фельдмана не  столько с юбилеем, сколько со свободой и любовью, которые сильнее не только зла, но и времени. А также поздравить его многочисленных друзей и близких, которые уже сами по себе являются миром свободы в несвободной стране. И не политики и не партии, а именно такие группы свободных людей – главная надежда страны на выздоровление.
Станислав Речинский, «ОРД»
 

Приложение:
 

В Верховном Суде Украины началось слушание по делу Бориса Фельдмана и банка «Славянский». Это одно из самых скандальных дел за всю историю независимости Украины. Дело без состава преступления, дело без события преступления, дело без потерпевших, но, тем не менее, с осужденным, который вот уже почти четыре года сидит за решеткой. Те, кто организовывал это дело – своего добились. Азаров – вице-премьер, Пискун – после провала в должности генпрокурора нашел пристанище в СНБОУ, исполнители рангом поменьше стали исполнителями рангом по- больше. Дело Фельдмана, к сожалению, для многих предпринимателей стало визитной карточкой Украины – страны, где можно уничтожить любой банк, любого предпринимателя, любого человека. Суд откладывается. Не исключено, что его будут откладывать вплоть до выборов. Что будет еще одним доказательством полной сервильности нашей судебной власти. А тем временем, 21 февраля Борис Фельдман будет отмечать в тюрьме свой день рождения.
 
1. Юрий Любимов в Москве, в Театре на Таганке сейчас ставит спектакль по мотивам двух процессов, Вашего и Кафки. Каково это – жить четыре года внутри процесса?

Я знаю о проекте Юрия Петровича, и хотя не являюсь особым знатоком театра, догадываюсь, почему он нашел так много общего в наших «процессах». К сожалению, сам я роман Кафки прочитал только после приговора, иначе сэкономил бы массу сил и эмоций. Система украинского «правосудия» удивительно точно повторяет мир, созданный Кафкой и его роман мог бы служить подробным путеводителем для всех, кого засасывает эта система.
 
Мировая литература периодически обращалась к теме параллельных миров. Миров, существующих рядом с обычным, но живущих по своим законам. Эти «зазеркальные» миры имеют глубинные, скрытые свойства, которые взгляд художника гиперболизирует и доводит до гротескных форм. Свифт отправил в необыкновенное путешествие своего Гулливера. Кэррол переместил Алису в Зазеркалье. Мрачный гений Кафки поместил банкира Йозефа К. в особый мир –мир бюрократической власти. Не просто власти, а той ее области, где сталкиваются интересы человека и неких субъектов от «правосудия». Этот мир не привязан к конкретному месту и времени и отражает свойства системы, в которой обвиняемый является не более чем питательной средой для тех, кто интегрировал себя в систему, принял ее как единственную форму существования.  Винтики этой системы, люди сами по себе вроде бы нормальные, может быть даже безобидные, будучи включенными в эту систему становятся частью страшной машины. Так обычные веселые кузнечики, сбившись в стаю саранчи, становятся совсем иной сущностью, разрушительной и всеопустошающей.
 
Кафка писал «Процесс» сто лет назад в другой стране. Но как это актуально для нас! Очевидно, у произвола есть некие константы, некие обязательные неотъемлемые черты, которые переживают пространство и время.
Постижение этого мира, с его причудами, с его правилами – вот это и были четыре года моего процесса.
Вывернутой логикой этого мира все поставлено с ног на голову. Если в обычном мире принято прямо понимать тексты законов, то в этом -- их толкуют с точностью до наоборот. Здесь нарушены причинно-следственные и пространственно-временные связи, перепутаны обычные ролевые функции. Например, в законе написано, что подсудимого ни в коем случае никто не может лишить последнего слова. В этом мире как раз последнего слова тебя и лишат. Причем официально – определением суда, ссылаясь как раз на этот закон.
Если в обычном мире суд постановил тебя выпустить из-под стражи - тебя непременно выпустят. В «мире Кафки» суд выносит постановление освободить из- под стражи, но «освобожденный» продолжает находиться за решеткой.
В нормальном мире если суд установил законность каких-то действий, то за них не может наступать уголовная ответственность. В украинском кафкианском мире по поводу именно таких, признанных судом законными, действий без всяких стеснений возбудят уголовное дело. Только в этом мире, не нарушив закон, вы можете совершить преступление. Только здесь существует «преступное использование пробелов в действующем законодательстве». Если говорят, что подсудимый имеет право знать, в чем его обвиняют, и суд обязан ему это разъяснить, то в мире Кафки ему ничего не разъяснят, и при этом добавят, что «сами должны понимать».
 
Если в обычном мире уголовное дело возбуждают только после обнаружения преступления, то в «зазеркалье» поступают строго наоборот. Сначала назначают «преступника», затем возбуждают дело, а потом долго ищут преступление и потерпевших. Да так и не находят. Что, кстати, совершенно не мешает течению процесса.
 
В этом мире нормальному человеку невозможно ориентироваться. Ты все время идешь в какую–то не ту сторону: идешь вперед, а оказываешься сзади; движешься в будущее, а оказываешься в прошлом. Все, абсолютно все, чем руководствуется человек в здравом уме, здесь не работает.
Сначала суд продлевает задержание, а только потом происходит само задержание. В прошитых и скрепленных печатью томах дела даты на документах гораздо позже даты постановления об окончании дела. И меру наказания здесь определяют до начала судебного разбирательства.
Еще одна яркая особенность процесса в этом мире – его беспредметность. Потому что единственной целью процесса является сам процесс. Не важно в отношении чего и кого, важно – как. То есть сам предмет уголовного преследования условен и исчезает как таковой. Как и герой Кафки, я до сих пор не знаю, в чем состоит мое преступление.
 
Беспредметность процесса доведена до абсурда: вам даже предлагают выбрать самому себе обвинение. Генерал Пискун так мне и заявил: «Ну что вы со всеми пунктами обвинения спорите. Может мы где- то и ошибаемся, может, не во всем разбираемся. В конце концов, что не подходит -- уберите, что не нравится -- поправьте».
 
Не важно что ситуация нелепа, важно чтобы процесс продолжался.
Почему продолжение процесса так необходимо для его организаторов и участников? (Кроме, естественно, жертвы)
 
Как стая саранчи, все эти безликие существа должны на чем-то паразитировать, чтобы существовать. Эти существа кормятся процессом: им платят жалование, они получают продвижение по службе, почести, иные блага.
 
Процесс, если хотите, и дает им бытие, дает им душу. Это как электричество, которое оживляет какую-нибудь кофемолку в прокурорском или налоговом мундире.
«Саранчовость» этого мира, его обезличенность проявляется еще и в том, что абсолютно непонятно, кто же конкретно руководит процессом. Все его участники, с которыми мне приходилось разговаривать, вплоть до самых высокопоставленных лиц, вроде бы понимали абсурдность предъявленных обвинений. Но в конце разговора производили одну и ту же странную пантомиму – поднимали глаза вверх, показывали пальцем куда-то в потолок, а потом беспомощно разводили руками, призывая меня к пониманию. Но проблема в том, что я до сих пор этого не понимаю. Кого они имели в виду? Бога? Вряд ли. Кучму? Но я думаю, когда Леонида Даниловича спросят, заказывал ли он лично мой процесс, он тоже недоуменно разведет руками. Кто, в конце концов, в этом мире принимает главные решения -- не известно никому, есть только исполнители. Причем эти исполнители обладают единственным правом, единственной способностью -- они могут принимать только негативные, разрушительные решения. В этом мире реализуется только что-то негативное. Позитива не существует. В нем скажут, как делать не надо, или скажут, что «делать можно – но бесполезно». Безнаказанно нарушать все существующие нормы обычного мира – в этом «кафкианском» мире - норма. Это их работа – разрушать существующий порядок. А вот восстановить порядок некому. Этот мир попросту не обладает такой способностью, те люди, которые его создали, не заложили в него возможности позитивного разрешения каких-то ситуаций.
Думаю, поэтому в украинских судах практически не бывает оправдательных приговоров. Это не потому, что так хорошо работает следствие. Оправдательный приговор выбивает почву из под ног участников процесса. Перефразируя Достоевского, «если Процесса нет, то и я – не капитан». Оправдательные приговоры слишком опасны для кафкианского мира, они нарушают в нем основополагающие вещи. И поэтому у нас нет оправдательных приговоров, только посмертная реабилитация. Которая вовсе не означает отмену «процесса». Просто он переходит к другой форме своего существования, и фабриковать новые дела и нарушать новые законы будут новые следователи. А неправосудно судить будут новые судьи.
 
2.Скажите, спустя 4 года вы, наконец, поняли, кто именно вас заказал? Кто был заинтересован в уничтожении банка «Славянский» и вас лично?
 
Заказчик нашего дела – прежде всего сама система, обезличенная. Хотя и существуют конкретные люди, которые отдавали приказ о начале преследований и лично контролировали исполнение этого приказа, при этом постоянно мелькали на телевидении, хвастаясь успехами в этом «громком процессе».
Если говорить более конкретно, то я почти уверен, что главным инициатором нашего «процесса» была налоговая администрация. Для того, чтобы занять достойное место в системе, это позднее дитя независимости нуждалось в грандиозном, шумном, резонансном деле республиканского, а если повезет и мирового масштаба. Это дитя родилось злым, крикливым и ненасытным. Ему нужно было свое «громкое дело».
 
У Суворова в «Аквариуме» достаточно точно описано как одна команда, точнее не команда, а по его же выражению - стая, сметает предыдущую, чтобы взобраться на вершину. Целая группировка – у нее есть ядро и масса сподвижников. В «Аквариуме» «местом прорыва» была военная контрразведка при поддержке где-то секретарей обкомов, где-то милицейских структур – одна стая сметала другую.
Момент раздувания дела «Славянского» - момент на Украине, когда новая стая врывалась на административно-бюрократический Олимп. Налоговики были ведущим мотором, к их стае примкнули деятели из разных ведомств: прокуратура, судьи.  И вместе - стаей они тоже поднялись, сожрав предшественников. Это легко наблюдать. Следователи стали старшими следователями, заместители стали первыми, люди из высоких кабинетов пересели в еще более высокие. Один даже стал Генеральным прокурором, но, как говорят на зоне, «луга перепутал – забрел не на то пастбище», ну и поплатился. А в общем все поднялись.
Интересно, что на последнем заседании Комитета по борьбе с коррупцией и организованной преступностью Кучма подтвердил, что вирус коррупции поразил все структуры, особенно те, которые с этой самой коррупцией должны бороться. К тому же президент обратил внимание на несколько существенных моментов. Он согласился с раскручиваемым в Украине тезисом «заниматься бизнесом в нашей стране и не нарушать законы невозможно» (презумпция виновности: все - преступники), и что большая часть доходов теневой экономики (до 60%) достается чиновникам, а непосредственно «теневики» довольствуются меньшей частью. Фактически, он подвел итог строительства нынешней системы. Наше дело начиналось как раз в момент ее становления. Тогда еще к такому пожиранию бизнеса, система только подходила. А существование бизнес-структур, которые власть не могла подмять под себя, делало систему по отношению к ним агрессивной.
Но почему все-таки из всех выбрали именно нас?
Не скажу, что мы были единственным исключением, но мы достаточно ярко противостояли тезису, что заниматься бизнесом и не нарушать закон нельзя. Мы выбивались из правил и нарушали картину, к которой эта система стремилась. А у налоговой администрации вообще была проблема – другим силовым структурам поле деятельности досталось по наследству, а налоговой надо было прорываться, надо было себя показать, себя зарекомендовать. Кого взять? Мы оказались самым удобным объектом для процесса. Потому, что с одной стороны – мы были никак не связаны с чиновничьим аппаратом, ни с политиками. Мы неправильно отвечали на главный вопрос украинской современности: «А ты чьих будешь?» Бывшекомсомольские? Ментовско-прокурорские? Бандитские? Российские? Президентские? А мы отвечали, что ничьи, что сами по себе живем и работаем. А что, нельзя? Оказалось, что нельзя.
 
Когда налоговая пыталась совершить свой первый наезд и выставила нам штраф в несколько десятков миллионов гривен, мы, вместо того чтобы «договариваться» и платить, цивилизованным путем пошли в суд и выиграли спор с налоговой администрацией. Когда мы получили окончательное решение, и оно вступило в законную силу, один из руководителей налоговой администрации сказал: «Ну, это вы зря – могли бы заплатить миллионов 8-10. Что с вас бы убыло? А так ждите неприятностей». Его угрозы очень скоро исполнились в виде уголовного дела.
 
Самое смешное, что это уголовное дело было возбуждено именно по тому факту, по которому мы выиграли суд у налоговой. То есть, уголовное дело, по которому я оказался за решеткой, было возбуждено по факту действий, которые судом уже были признаны совершенно законными. Этим уголовным делом убивалось два зайца: во-первых пытались доказать тезис, что «закон нарушают все и не может быть кого-то, кто считает себя незамаранным» И утверждался новый закон -- если не платишь, если не согласен с создающейся системой коррупции, то выбываешь из игры.
Могли быть другие, менее явные причины.
На упомянутом заседании Комитета по борьбе с коррупцией Президент говорил, что за последние 5 лет проблема неплатежей усугубилась, взаимная задолженность предприятий в полтора раза превышает нынешний ВВП и никто этой проблемой не занят на государственном уровне. Мы-то как раз в свое время разработали механизмы разрешения проблемы неплатежей на Украине на государственном уровне. Эта программа была расписана пошагово до уровня конкретного реального проекта, который можно было в течение полугода внедрить в масштабах страны. Еще одна проблема, на которую указал президент в своем выступлении – это абсолютная неэффективность управления государственным имуществом и нерешенность проблемы финансового планирования государственного сектора. Он сказал, что несколько раз ставил эту задачу, но она до сих пор игнорируется министерствами и ведомствами. Мы и эту задачу достаточно подробно и детально решили, создав комплексную систему планирования, которая тоже была пошагово расписана и могла быть внедрена в течении года-полутора. И я думаю, уже с 2001 года Кабмин мог бы эту программу внедрить. Допускаю, что наши неприятности связаны и с тем, что кто-то не желал внедрения таких программ на уровне страны. Потому что внедрение прозрачных механизмов объективного учета и системного планирования финансово-товарных потоков на общегосударственном уровне могло нанести ущерб интересам тех, кто зарабатывал на хаосе.
В разрушении банка налоговиками просматривается, и чисто меркантильный момент. Как говорил Жванецкий: «Что охраняешь, то и имеешь, ничего не охраняешь – ничего не имеешь. За очередью следишь – без очереди получаешь.» Борясь с разворовыванием – разворовали один из крупнейших банков.
 

3. Многие считают, что банк «Славянский» был уничтожен за то, что являлся частью «империи» Павла Лазаренко, а вам лично не могли простить тесных деловых контактов с Юлией Тимошенко. Правда ли это?
 
Вы забыли упомянуть, что меня еще и пытались объявить заказчиком записей Мельниченко…
Весь этот миф о связи с Лазаренко и Тимошенко и о том, что мы являлись частью какой-то империи, был создан для того, чтобы слепить дело мирового масштаба. Те структуры, которые на самом деле расследовали дела Лазаренко и Тимошенко, к нам никаких претензий не предъявляли – они хорошо знали, что мы никакого отношения к ним не имеем. В нашем уголовном деле также ни Лазаренко, ни Тимошенко никогда не упоминались. Кто же все это придумал? Все тот же Пискун, которому жутко хотелось иметь сверхмасштабное дело. Он очень хотел стать генпрокурором, и ради этого раскручивал процесс до вселенского масштаба. Исчез Пискун, и исчезло все это вранье.
 
4. Известно, что в нашей стране заниматься бизнесом и совсем не нарушать законов – невозможно. Система «заточена» именно под то, чтобы все ее граждане нарушали законы. Существует своего рода «презумпция вины». Все-таки, в чем ваше преступление? Какие именно законы нарушал банк «Славянский» и Борис Фельдман?

Могу смело заявить, что любой кто удосужится прочитать приговор, убедится в том, что никаких правонарушений ни я, ни банк «Славянский» не совершали. Это легко понять из самого приговора.
Я признан виновным в двух эпизодах, которые обладают одинаковой особенностью: я осужден за деяния, которые сами по себе не являются противоправными. В них не содержится нарушения хоть каких-то законов. Мало того, те вполне законные деяния, за которые я осужден – совершены без какого-либо моего участия. Например, я признан организатором уклонения от уплаты налогов очень странным способом: я одолжил деньги компании на три года, и компания эти деньги мне вернула. И преступление якобы состоит в том, что я знал, что компания эти деньги не включила в состав валовых доходов и не заплатила с них налог на прибыль. Начнем с того, что в данном случае компания и не должна была платить с этих сумм налог на прибыль – на сей счет есть масса однозначных разъяснений Высшего хозяйственного суда и самой налоговой администрации. К тому же я никакого отношения не имел к составлению и подаче налоговой отчетности данной компании - это делали исполнительный директор и бухгалтер. Слава Богу, эти люди к уголовной ответственности не привлечены. А я признан организатором без соучастников, что само по себе является идиотизмом.
 
По второму эпизоду я признан виновным в хищении средств банка «Славянский». Здесь надо отметить, что при этом у банка «Славянский» ничего не пропало. И опять же речь идет об операциях, к которым я не имел никакого отношения. И к описанным событиям и к самому совершению сделки я не имею никакого отношения. Суд установил, что банк был должен зарубежной компании определенную сумму денег и вместо того, чтобы непосредственно заплатить, купил кредиторские требования к ней и зачел эти кредиторские требования. Банк купил эти кредиторские требования без скидки, но с отсрочкой платежа, что естественно выгодно. Вместо того, чтобы заплатить сразу эту сумму, он заплатил ее позже – сменив кредитора.
Естественно, что ни о каком ущербе речи быть не может – данная операция была выгодна банку, так как банк заплатил ту же самую сумму, но позже. К тому же саму сделку осуществлял не я, договора и платежные поручения подписывал не я. А те, кто это делал, по утверждению суда «не знали и не могли знать» о каких-то моих намерениях.
 
Тем не менее, в мире Кафки законное действие, совершенное одним человеком и не причинившее никому ущерба может стать основанием для процесса и для обвинительного приговора другому человеку.
 
5. Интересно, что пока вы тут сидите, наиболее яростные ваши гонители уже уходят в политическое небытие. Люди, которые вас преследовали, у них было что-то личное против Вас или они просто проявляли служебное рвение? Нашелся ли хоть один «который в меня не стрелял»?

У них ничего личного не было. В начале. Хотя в конце появилось. Личная обида за то, что я не захотел стать «рождественским гусем» на их праздничном столе. Их страшно раздражала моя позиция – нежелание принести себя в жертву их карьерному росту. Они разозлились лично на меня и на моих защитников за то, что мы до конца занимали принципиальную позицию по всем вопросам материального и процессуального права. И в конце появилась личная ненависть и неприязнь. Когда вы не хотите быть съеденным, то те, кто вами не пообедал до конца …наверное будут недовольны. Сейчас это недовольство растет, потому что мы стали представлять для них угрозу. Они поняли, что, возможно, вскоре им придется ответить за свои поступки. Но по началу ничего личного не было– просто бизнес. Их бизнес. Потому что наш «процесс» для них был именно бизнесом.
Был ли «тот, который не стрелял»? Сложный вопрос. В начале, когда система еще не включилась полностью, были судьи, которые принимали справедливые решения, были прокуроры и следователи, которые оставались на позициях закона, но в какой-то момент, когда уже была запущена кафкианская машина, таких почти не осталось. Хотя, вообще-то «не стрелять» -- не такая уж и доблесть. Были те, кто не стрелял. Например, тогдашний Генеральный прокурор Потебенько отказался продлевать срок моего очевидно незаконного содержания под стражей, и вообще не оставил ни одной подписи в этом деле, кроме как на постановлении об освобождении из-под стражи двоих арестованных по этому делу. Насколько мне известно, Потебенько сознательно дистанцировался, понимая абсурдность всех выдвинутых обвинений. Не стрелять здесь еще мало. Да, были те, кто не стрелял и сейчас много людей, которые не хотят пачкаться, но они не развернут винтовки против тех, кто командует «пли!» Эти «не стреляющие» очень опасны на самом деле – это такие серые мышки – не запачкаются, но и отстаивать ничего не будут.
 
6. Ваш процесс был не только беспрецедентно иррациональным, но и рекордно долгим. Он длится до сих пор. Отечественное правосудие и судопроизводство было проверено на вашем деле, как на испытательном стенде. Что было принципиально новым в Вашем деле? Что, собственно, испытывали?
 
Если говорить о процессуальных нормах, то испытывался достаточно широкий арсенал новых средств. Скорее вопрос стоял так: есть ли что-то, чего нельзя нарушить? В этом плане был действительно поставлен грандиозный эксперимент. Причем нарушить, не скрывая, и в отношении далеко не беспомощных людей.
На примере нашего дела видно как уничтожались основные принципы правосудия. Перечень всех нарушений процессуального и материального права, которые были совершены в нашем деле, огромен. Но из всех нарушений хотелось бы выделить нивелирование силы судебных решений.
Если до сих пор было понятно, что когда ты ведешь спор, то окончательной точкой в нем является судебное решение. Ты его получил, и оно тебя защищает. В нашем деле был поставлен эксперимент по уничтожению реальной силы судебного решения. Власть начала признавать и исполнять только те судебные решения, которые приняты в ее пользу. И таким образом суду остается только функция оформления принятых вне суда решений. А судебные решения, принятые в нашу пользу просто не исполнялись. Это так сказать, «правовая» составляющая эксперимента. Есть еще социальная:
Эксперимент, который проделали над нами, заставляет вспомнить один миф о Гитлере. Чтобы узнать, готова ли Германия принять «новый порядок», он провел удивительный эксперимент. В Германии тогда резко упала дисциплина во время кризиса конца 20-х годов, и законопослушные немцы стали себе позволять ездить без билетов в пригородных поездах. И якобы Гитлер приказал остановить один из поездов, а всех безбилетников расстрелять прямо у железнодорожной насыпи.  Гитлер нервно ждал результатов этого жуткого эксперимента. Когда же узнал, что общество промолчало, а кое- кто позволил себе даже ликующие отзывы: «наконец-то наводится порядок, ура!», Гитлер понял, что Германия – его, с ней можно делать все что угодно.
 
7. В России сейчас лучшие адвокаты защищают Михаила Ходорковского. И абсолютно ничего не могут сделать. Можно ли сказать, что Украина в смысле использования судебной власти в борьбе с неподконтрольным бизнесом обогнала Россию?
 
Мы уже говорили, что мир Кафки не привязан к конкретному пространству и времени, и везде, где существует питательная среда, он чувствует себя как дома. Я внимательно слежу за процессом Ходорковского. Все происходящее с ним очень узнаваемо, и покамест события в его деле совпадают с нашим до мелочей, до деталей. Я мог бы сказать словами одного из героев Кафки: «У Вас такой молодой процесс!» Вот в этом плане, Украина успела продвинуться значительно дальше России. Дело Ходорковского также показывает неизменность основных элементов кафкианского Процесса, где бы он не воплощался в жизнь. Украинские юристы и политики живо комментируют процесс Ходорковского. Благо в данном случае можно безнаказанно поерничать на тему явной незаконности действий властей (российских), подмены права политической целесообразностью («у них»), хотя не понимают, что в данном случае на Россию смотрят как в зеркало. Перефразируя еще одного классика, можно сказать, что «Кафка – это энциклопедия нашей постсоветской жизни».
 
8. Первое время о Вашем процессе довольно много писали, за Вас боролись. Потом, время начало работать против Вас. Все свыклись с тем, что где-то сидит такой Борис Фельдман, его все еще судят. Для журналистов тема потеряла информационную новизну, для коллег банкиров Вы стали примером, того, как не нужно жить в нашей стране в наше время, а простой обыватель забыл о вас еще быстрее. Пустота. Вы уже несколько лет живете в пугающей пустоте. Вы не возненавидели после этого все наше общество?
 
Ни в коем случае не возненавидел, но мне его очень жаль. Потому что на своем примере я могу сказать, что наше общество, вернее не общество, а совокупность людей, проживающих на территории Украины, даже не представляют до конца свою незащищенность. Я иногда из окна автозака вижу улыбающихся, гуляющих по солнечным улицам людей и думаю: «Боже, эти люди еще не знают, что все они потенциальные жертвы. И только от воли случая зависит, кто из них завтра попадет в эти жернова». В сегодняшней ситуации абсолютно любой человек в любой момент может стать сырьем, питательной средой для очередного процесса. Защититься от этого можно только превратившись из безмолвной толпы, исповедующей принцип «моя хата с краю», в Общество. До тех пор, пока общество не будет вслушиваться, вчитываться в судебные приговоры, такие „процессы” будут происходить. Глухота и равнодушие обеспечивают „миру Кафки” процветание.
 

9. Президент Кучма недавно как обычно начал  кампанию по борьбе с коррупцией. К этому уже все привыкли, как привыкли и к тому, что коррупция, это некая необходимая константа нашей жизни. Как Днепр, как Владимирская горка, как Шевченко. Что такое украинская коррупция?
 
Когда меня только арестовали, я сидел на Подоле. И туда привезли мужика, которого обвиняли в получении 100 гривен взятки. Очень сомнительное обвинение – видел я его. Мужик, в общем-то, немолодой, заместитель директора какого-то предприятия. И вот, для того, чтобы получить первую передачу – с его жены вытребовали взятку в 200 гривен. Дальше я могу себе представить развитие ситуации: чтобы получить свидание, которое дается на усмотрение следователя – где-то 100 долларов. Чтобы получить условный срок (оправдательных приговоров не бывает) судья, я думаю, получил долларов 500 или 1000. Вот это и есть коррупция в Украине.
 
10. Верховный Суд начал рассмотрение Вашего дела. Чего Вы ожидаете от этого рассмотрения, чего опасаетесь?
 
Это уже не первая моя кассационная жалоба, которую рассмотрит Верховный Суд. До этого во время досудебного следствия я обжаловал незаконность содержания под стражей и иные процессуальные нарушения. Верховный суд установил в своем решении, что я незаконно содержался в СИЗО. Но у него не хватило мужества поставить точку в деле, и он снова запустил дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции. В результате бесконечного хождения по этому кругу, окончательное решение о незаконности моего содержания под стражей во время досудебного следствия, было принято по прошествии двух лет с момента подачи жалобы. Чудовищность такого подхода состоит в том, что речь шла не о каком-нибудь имущественном споре, речь шла о незаконности содержания человека под стражей! То есть о жутком нарушении основных прав человека. И вопрос в этом случае должен был быть решен Верховным Судом немедленно. Но ВС дотянул это дело до того, пока уже приговор против меня не вступил в законную силу и решение о том, что я когда-то содержался под стражей незаконно, уже невозможно было реализовать в какие-то конкретные действия.
Так вот чего я опасаюсь. Я опасаюсь что, и в данном случае Верховный Суд побоится принимать окончательное решение по сути. Конечно, ВС не может не заметить нарушений как материального, так и процессуального права – он не сможет закрыть на это глаза. Но он может отправить дело на дополнительное расследование или новое судебное рассмотрение. И самое страшное, что он может при этом не изменить меру пресечения, оставить меня под стражей. То есть, опять запустить меня по этому бесконечному кругу процесса.  Верховный Суд поступал так при рассмотрении предыдущих кассационных жалоб, касающихся процессуальных нарушений. Если он так же поступит при рассмотрении жалобы на приговор по существу, то это значит, что мне нужно готовиться к реабилитации – писать мемуары, приводить в порядок архив. Верховный Суд может так сделать, и это будет самое мерзкое из всех возможных решений.
Мы в своей жалобе категорически настаиваем на том, чтобы Верховный Суд сам принял окончательное решение по делу, и не возвращал его в низшие инстанции.  Ведь у нас уникальное в смысле нарушения всех законов дело. Можно прочесть его первую страницу и тут же закрыть дело, как возбужденное незаконно. Можно начать с конца, прочитать приговор и понять, что фактов установленных самим приговором достаточно для полного оправдания. И никаких дополнительных расследований тут не нужно. Но, к сожалению, я допускаю, что из каких-то, явно не правовых соображений, Верховный Суд вновь умоет руки. И это будет равносильно кафкианскому: «бывает только мнимое оправдание или волокита».
 
11. Говорят, что некоторые высокопоставленные чиновники неоднократно предлагали вам сделку – вы тихо признаете себя виновным и прекращаете сопротивляться процессу, а вам дают минимальный срок, а потом его быстро сокращают. Почему вы отказывались от таких предложений? Возможно, Вы были бы уже на свободе.
 
Во-первых, в явной форме такие предложения не звучали. Пару раз были намеки. Но сложность прежде всего состоит в том, что при отсутствии самого события преступления, я не понимаю как возможно реализовать такое предложение. В чем я должен признать себя виновным? Я мог бы даже согласиться, что все, что указано в приговоре совершал я, но от этого сами по себе эти деяния не станут противоправными. Я не могу согласиться, что бывают хищения без предмета хищения. Здесь от меня ничего не зависит – это все равно, что согласиться с тем, что 2х2=5 , а солнце встает на западе. Невозможность принять такое предположение само по себе снимает вопрос. У нас нет почвы для компромисса.
 
12. Йозеф К., банкир из романа «Кафки» попадает в шестерни безличного, бездушного процесса, и, в конце концов, погибает от рук людей, которые не имеют против него ничего личного. Это процесс, это просто машина, бездушная, как закон природы. Вы верите в то, что суд может быть иным в принципе?
 
Верю. Суд может и должен быть иным. Не таким, как нынешний украинский суд. Такие суды ведут к разрушению основ государства и, в конце концов, к самоуничтожению. Кафкианский мир не может существовать долго. Хотя бы потому, что все живое в нем быстро уничтожается, и ему уже больше не на чем паразитировать. Это как древесный паразит омела, она живет только до смерти дерева. Но стоит ли ждать, пока она его погубит?
 
беседовал Станислав Речинский, специально для «Зеркала недели”
http://ord-ua.com/2008/02/26/boris-feldman-krah-illyuzij-i-rozhdenie-nadezhdyi/