Петька полулежал на диване и смотрел передачу «Как стать миллионером». В ней брали интервью у состоявшихся толстосумов,  спрашивая, каким образом им удалось стать теми, кем они есть. Речь шла не о том, как и с чем они начинали, а о том, каким образом и каким местом они чувствуют, где живут большие деньги.
-Понимаете, - говорил подёрнутый благородной сединой старик,- это не так просто обьяснить. Есть некое чувство.. голос..
- Вы слышите голоса? – спросила корреспондентша.
- Да нет же, вы не поняли.. Как будто кто-то..
- Это врождённая интуиция?
- Нет. Это..
Речь старца перебил нарочно созданный Зинкой шум посуды на кухне.  
- Наконец-то у тебя пизда отвалилась, - заорал Петька, заслышав продолжительное  бряканье.
- Ага. А ты обратно прикрути, милый.  Есть же чем, - ответила супруга Зинка.
«Это она на шуруповерт намекает, сука» - подумал Петька.
Он сунул руки под диван, чтобы найти шуруповерт, но не нашел. Зато его палец ловко поймала электромышеловка, купленная как и шуруповерт на хрен непонятно зачем. Еле сдержавшись, чтобы не закричать от боли, Петька уставился на ярко-красный бок валившегося у стены лодочного мотора, надеясь найти в созерцании этой удивительной вещи успокоение, но не нашел. Наоборот, стало еще хуже. От боли и понимания, что жизнь его говно, как и  говно  все эти вещи, не нужные  как и он сам, никому. Даже ему. Жаль, лодки к мотору  нет. И не уплыть. А так бы было хорошо. Взмахнуть веслами, погрузить их в сверкающую воду и в Паргавай. А шуруповерт подарить кому-нибудь, знатный был бы подарок. Тут ему на ум неизвестно почему полез Зинкин любовник –  сварщик охуительной квалификации Федька, варивший в командировках газопроводы за не менее охуительную зарплату. Вот, точно, ему шуруповерт и подарить бы. Прикрутил бы он им к железному столу поручни, чтобы Зинка держалась за них во время фрикций, не скользила туда-сюда по блестящей поверхности, похожей на тихую водную гладь. Интересно, куда уплывает по ней Зинка? Но тут Петька вспомнил, что уже прикручены поручни. И прикрутил их Федька даже без шуруповерта - электросваркой. И стало Петьке печальнее от этого еще больше. Так печально, что просто пиздец.  
На кухне опять что-то громыхнуло, но Петька ничего не стал говорить. Он просто сделал громче звук телевизора. Какая-то баба, блондинка в короткой юбке, с выпирающими грудями, рассказывала, что вот дескать, есть мол, на свете такой долбанутый народ, который верит всем подряд. Тому же Мавроди, например, который снова взялся за старое и манит народ приумножать деньги. «Легко сказать, приумножать», - подумал Петька, и мысли унесли его в  прошлое. Вот он разве не приумножал? Разве не воровал тосол со станции техобслуживания и не продавал налево?  Воровал. Мешал тосол пополам с водой, крашеной зелёнкой. Лишку продавал. И хули? Приумножил? Да ни хуя. Только пиздюлей получил от своих же коллег. Потом, несколько лет спустя, нашел престижную работу электриком и стал зашибать деньги.  Шабашить стал. Только вот что от этого толку?  Ну да, на еду хватает. Ну, электромышеловку можно купить, шуруповерт этот поганый. И все. А ведь старался, приумножал. Петя вскочил с дивана, и снова ёбнулся обратно. Похмелье душило мутной волной, выворачивая наизнанку. Жена, криво улыбаясь, стояла у двери и смотрела на Петьку.  
- Милый, кушать хочешь?-спросила она.
«Вот ведь сука, блядь», - подумал Петька, - какая с похмелья еда». Он отрицательно покачал головой.  
- Как я выгляжу, милый?- снова спросила жена.
«Вот ведь пристала, ебаный в рот, - подумал Петька, - ложку бы тебе в рот». Вторую часть фразы он, незаметно для себя, произнес вслух.
- Зачем мне в рот ложка, Петенька? Может, что другое?  
«Кроме ложки в рот сороке пихать нечего», - подумал Петька и ничего не стал отвечать. Проваливаясь в забытье, он видел как его жена, одетая в яркий сверкающий халат, выходит из комнаты. «Не иначе в Парагвай плывет»,  - решил он и задремал.
Разбудил его телефонный звонок. Петька сунул руку под диван, выматерил мышеловку, в которую снова попал палец, нажал кнопку и сказал «Алле».
- Вас беспокоят из коллекторского агентства «Сила в правде». Ваши долги выкуплены нами у банка. Когда платить собираетесь?
Петька не знал, что ответить. Эх, и на фига он польстился на эту  корейскую иномарку. Набрал кредитов, а кризис и урезание зарплаты тут как тут. Тем более разьебашил ее в хлам на новогодние праздники и все одно ходил пешком.  
- Скоро отдам. Хули.
- Хули улей. Прилетим, покусаем, - ответил ему строгий голос в трубке.
Петьке стало страшно, под желудком неприятно заныло. В углу зеркала появился чертик и подмигнул. Дескать, прилетят. Петька с сожалением поглядел на бутылку, повертел задумчиво в руках, но пить не стал. Вместо этого, охая и кряхтя, вышел на улицу хлебнуть свежего воздуха.  На скамейке у подъезда сидел сосед  Леший.
- Что грустишь, братан? - спросил Леший.  
Петька рассказал ему про ебанувшуюся мышеловку, пиздоблку жену, хулей неулей.
Леший внимательно выслушал. Покачал головой. Махнул рукой с татуировкой.
- Мочить надо беспредельщиков. Барыг особенно.  В зоне с такими знаешь как?
- Как?
- А вот как.
Он освободил петькин палец от мышеловки, бросил ее на землю и растоптал…
…Утром в понедельник Петька еле заставил себя слезть с дивана и поплелся на завод. У проходной стоял губернаторский джип. «Живут же люди, приумножают». – подумал Петька. Истории сисястой дикторши не давали ему покоя. Губернатор воровал где-то сырье. Не сам, конечно, но с его высочайшего позволения. Потом пристраивал это сырье на завод и из него делались железные стулья, кресла, которые позже, с помощью всяких хитрых слов, вроде «тендера», оказывались в бюджетных учреждениях. А деньги шли губернатору в карман. Пока Петька размышлял, качаясь в похмельной пурге из обрывков дум, снов и запаха нестранных носков, смешивающихся с лиственным дымом осени, губернаторский джип уехал. Вместо него стояли несколько полицейских и автомобилей из налоговой.  Петька знал, зачем они здесь. Для прикрытия губернатора и директора. Каждый месяц они ездили сюда за губернаторскими «котлетами». «И эти приумножают», - Петька вздохнул, взглянул на часы. «Ебаный же в рот, опоздал» - подумал он. А потом подумал, что всё равно, потому что похер, потому что жизнь говно.
После смены, вместо того, чтобы  идти домой, Петька приплелся к пивному ларьку, взял кружку и начал думать. «Вот живут же люди»,  - думал он. Губернатор тот же, директор. Приумножают. Даже Зинка. Пусть количество оргазмов. Но приумножает все же. А я…
- Мил человек, позолоти ручку.
Рядом стояла цыганка.
«Тоже приумножает, тьфу..», – подумал Петька, пошарил в карманах и ничего не нашел.
- На, вон, кружку. Допивай, а то я обоссусь, -сказал ей Петька.
- Обоссышься, мил человек, как пить дать. Только через мочу это выйдет тебе большое облегчение.
«Иди нахуй в пизду, сука на хуй блядь», - хотела сказать ей Петька, ничего не понявший в словах предсказательницы, но не осилил столь замысловатую речь и от слабости своей речевой тут же обосссался. Стоя в луже мочи он думал, что да, пиздец, приумножил он таки. Количество луж. Только те, что были рядом, были гораздо красивее, с разноцветной листвой, где в прохладной, хрустально воде можно было увидеть свое отражение, а в его лишь муть. «Увижу и я», – подумал Петька. Текла моча в рваные подошвы трёхлетних ботинок, первый снег хрусталиками таял в волосах. Петька  не заметил, как вышел на междугородное шоссе.
- Может в жопу?
- В жопу. Такую жизнь,- согласился Петька.
- Да я не про то.
Голос женщины в сиреневом пальто был хрупок, прозрачен и отдавал чем-то прошлым. Чистым. Этот голос напомнил ему Алёну, бывшую его подругу.
- Выеби меня. Недорого возьму.
«Так-то бы да, - подумал Петька, - можно. Или просто пройтись. Да только кроме лужи мне и дать-то ей нечего».
Он шел и думал, зачем женщины становятся проститутками. Вон та же Алёна.  Одноклассница его. Помнил, дергал ее за косички. Ухаживал. Танцевал, прижимаясь. «Какой у тебя большой», - говорила она.  Другие правда, говорили, что маленький. Ну вот.. Чего. Окончили школу. Он в техникум, потом в электрики. Она в институт, потом в проститутки. Ну, а чего. Тоже дело. Какая разница, как тебя ебут? Прямохоньки в пизду, или через зарплатные квиточки. Одна ебля. Ну вот… Чего. Встречались иногда. Ага. Недавно вот. А чего же они говорили? И он вспомнил те мелочи, на которые тогда не обратил внимания. Она сказала:
- Привет. У тебя такой же большой?
А он чего ответил? А… Точно.
-  Не хочешь испробовать.  
Фигня какая-то. Было в том разговоре что-то важное.
Она ответила:
- Нет. Скоро я эту еблю только в телевизоре буду видеть.  Ха-ха. Но ты ведь его мне выебнешь из окна. Да?
От тогда сказал, что да. Выебнет. И поинтересовался, что она делать собирается. Она сказала, что есть такая сеть… Какая сеть? Рыболовная сеть? Хрен знает. Пятница была. Пьяный он был, как обычно, как обычно в пятницу пьяный. Эх. Еще она сказала:
- Пора тебе становится человеком. Я и то стала. А ты электрик. Тебе проще стать.  
Не откладывая дело в долгий ящик. А хули откладывать, нет ящика. Петька вытащил телефон и позвонил Алёне. Оказалась, что та помнит разговор.
- А… Торкнуло таки. Ну ебтать. Ну вот. Завтра. Все завтра. С таким человеком тебя сведу.  
Дом встретил Петьку холодом.  Сын шлялся неизвестно где. А жена, видать, держалась за поручни. Или не держалась, потому что пришла злая. Навернулась об лодочный мотор, бухнулась на пол и заорала:
- Когда же мы жить-то будем по человечески? А? Опять ведь из банка звонили. Денег требуют.  Хоть бы ты зарабатывать начал. А то, блин, раз тосола спиздил неудачно и все. Опустил руки. Вон. Нинка, вон. Соседка. Пиздила кексы с фабрики. В лифчики запрятывала. Грудь то маленькая. Ловили ее, кексы отбирали. Потом уволили. Так она лаз прорыла под забором. Опять поймали ее, напинали под жопу. Так она все равно не успокоилась. Познакомилась с мужиком богатым, он на ней женился, денег дал. Так она купила эту кексовую фабрику. И грудь приумножила, до третьего размера. Вот бы и ты, показал бы, что мужик.
   Петька по привычке пропустил всё мимо ушей. Но только решил, что покажет. Приумножит и покажет. На следующий день он стоял под проливным дождем у разбитой остановки и ждал мужика, который как сказал Алена, согласился с ним встретиться. Проезжавший на всей скорости джип окатил Петьку водой с головы до ног. «Блядь, приумножают. А на простого человека  - по хуй» - обматерил Петька водителя. Спицы старого зонта впились от порыва ветра  в плечо и не хотелось жить. Между тем джип дал заднюю скорость. Из него высунулся мужчина и сказал:
- Петька, что ли?
Петька кивнул. Мол, он самый.
- А я Виталий. Значит, ты от Алены. Ну, садись.
Петька неловко сел, занеся на сиденье пару литров дождевой воды. Виталий на бешеной скорости понесся по городу, болтая без умолку, сыпля шутками-прибаутками, но о деле не говоря ни слова. Мелькали дома. Шикарный центр сменяли панельные уебища хрущёвок. Потом кончились и они. И началась осень. И дорога. А потом пришел конец и ей. Дорога уперлась в клинкерный  забор, за которым виднелись огромные особняки. Виталий нажал на кнопку брелка. Ворота тихо отъехали в сторону. Джип медленно ехал между красивых особняков. Около одного Виталий затормозил…
В доме он пригласил Петьку в гостиную и, впервые за все путешествие сказал серьезно:
- Ну, что… Объяснять про сеть особо не буду, небось слышал всякую муть уже. Вот лучше  гляди.
Он достал с полки несколько фотографий.
- Гляди.
Петька перебирал снимки. Недоумение было на его лице. На фото он видел бедно одетых людей на фоне обшарпанного ковра с не то  оленями, не то медведями. Старый был ковер. Иногда люди просто сидели на диване, иногда сидели за столом, уставленным дешевой водкой, тарелками, лимонадом и  жареной курицей.  Печаль и безысходность были на лицах людей. Одно лицо было Петьке знакомым, только он мог вспомнить, где же он видел этого забитого жизнью человека. Может на заводе? Или в магазине подержанных вещей?  Петька потряс головой.
- Да я это.Я.  Вот таким я был, пока не стал участником сети. А сейчас. Вот, гляди, -       он обвел рукой комнату.  
- Итальянская мебель. Телевизор на всю стену. Знаешь, сколько нас?
Петька видел всё и учтиво  подождал ответа с выраженим глаз бездомной собаки.
- Сорок миллионов на сегодняшний день! - виталий откинулся в кресле.- Это крупное государство, Петя! В нашей казне  около шестидесяти миллиардов долларов. Средний вклад среди участников – тысяча-полторы. Это только начало по СНГ! В котором  проживает пара-тройка сотен миллионов. На днях Индию подключили, идут за нами ударными темпами. Знаешь сколько людей в Индии?
Петька не знал. Пете  было стыдно, что его ноги в рваных ботинках утопают в ворсе ковра.  А Виталий продолжил:
- Там миллиард населения, Петя… Дом, конечно, опять же мой. Машина тоже.  Вот дачку собираюсь строить, для тещи. Этажа два, не больше. Хватит, дуре. Как она меня, доставала… Мол, зарабатываешь мало. Мол, ни на что решиться не можешь. Как вспомню, так вздрогну.
У Петьки не было тещи, но была жена. Почти такая же, и он тоже вздрогнул для приличия. И все ей мало, жене этой. Разве не носил он в дом лодочные моторы, мышеловки, стабилизаторы напряжения, другие нужные в хозяйстве вещи? Носил. А она что? Он вспомнил, как она кричала и называла его ничтожеством. Ну, он ей покажет. Покажет. Петька всю жизнь мечтал иметь свой дом, поэтому и покупал барахло, совершенно непригодное в квартире.
Виталий довез Петьку до дома. Всю дорогу он снова травил анекдоты. Петьку тошнило. От осознания собственной никчемности и зависти. На скамейке у подъезда сидел петькин сын Станислав вместе с друзьями. В руках они держали бутылки с пивом. «Хорошо, хоть не наркотики, - подумал Петька, - но это все впереди». И ему стало грустно. Ребята с завистью смотрели на подъезжающий джип.  А когда увидели, что из него в раскорячку вылез петькин отец, чуть не ахнули. Стас даже поплелся с отцом домой, так ему хотелось узнать, что же это за новый знакомый.
Сначала Петька не хотел ничего рассказывать Стасу. Но потом, не выдержал. Стас только ахал. «Батя, так чего, давай, вступай, - сказал он.  «Он меня с детства не называл батей», – вспомнил Петька. И на душе стало так хо… Нет, не хорошо. Непонятно как. «Хорошо, сынок», -  сказал он. И всю ночь думал, где бы достать деньги. И решил,  что хорошо, что фиг с ним. Попробует снова пойти в банк. Не все банки же он еще обошел, не все. Осень засыпала его в сон листьями мечты.
Утром Петька зашел на работу, взял неделю за свой счет и отправился ходить по банками.Ходил несколько дней. В некоторых ему отказывали сразу, в других говорили, что им надо несколько дней на раздумия. А по вечерам слушал крики жены, трясущей в руках внезапно начавшие приходить письма из банков, требовавших погашения набранных кредитов. В один из дней в кроваво-когтистых лапках жены оказалась повестка в суд. И Петька пришлось идти на него. Стоя в темном зале, Петька говорил, что как только представится возможность, сразу погасит все долги. А судья равнодушно слушала его.Уже давно абсолютно все обвиняемые представлялись ей в виде неодушевлённых предметов или образов из эротических снов. Судья была одинока. И виделось ей, что не Петька это стоит перед ней. Не Петька. А голый мужик-негр. И член у него как баобаб, а после любовных утех едят  они вкусный кус-кус и член негра от него снова превращается в баобаб. Тьфу. Нет, в два баобаба.  
А в это время Станислав, решивший что батя…. В  общем, уже стал богатым. В общем, зачастил на автомобильный рынок. По вечерам, вернувшись с него, он рассказывал друзьям, какой будет тюнинг  у его новой тачки, обвесы, диски, которые купит ему батя. «Ара-тюниг», - издевательски смеялись приятели. Но Стасик их не слушал.  «А пахнуть там будет вот так…»,  - говорил Станислав. На этом месте он останавливался, торжественно доставал из пакета дорогой немецкий освежитель воздуха. А хули, у нового русского должно быть всё немецкое. Машина, замок под Кёльном, президент, говорящий на немецком и даже освежитель. Только на него у Станислава хватило пока денег. Нажимал на колпачок и брызгал вокруг. «Это пиздец», - говорил он. «Это пиздец, все бабы наши», - соглашались друзья. Пиздец.  
А Петька наконец-то нашел банк, который согласился дать ему кредит. Правда, под больше проценты. Под очень большие. «Но это не имеет никакого значения», - думал Петька, а рваные его башками соглашалась с ним, чавкая в грязи: «Не имефет, не имефет». Петька снова позвонил Алёне и узнал, как связаться с представителем этой сети. В мечтах он уже мчался на джипе, сыпал шутками, прикуривал от автомобильного прикуривателя. И деньги вались пачками из карманов. Не потому что дырявые, а потому что не вмещались. Эх, ебаный же в рот. Наверное сеть эта – пиздец всему. Апокалипсис.
Представитель заседал в офисе, расположенном в одном из самых шикарных зданий города, высоком, сверкающем. Ну, прям Парагвай. Петька зашел внутрь, но охранник сначала не хотел пускать его дальше, уж больно вид у Петьки был потрепанный. Но как узнал куда, тут же пустил. И тут же почтительным стал. «Видать, пиздец всему сеть», – снова подумал  Петька.
Кабинет представителя был под стать зданию. Красивый, с огромным глобусом в углу, мягкими кожаными креслами. А владелец кабинета был под стать кабинету. В дорогом костюме,  пахнущий обалденным парфюмом,  беспрестанно поправляющий часы,  так  и старающиеся скрыться   в рукаве белоснежной сорочки, украшенной золотой запонкой. На огромном столе представителя не было ни одной бумаги. По центру лежал только брелок от дорогого немецкого автомобиля. А на лице менеджера было только одно выражение, чем-то напоминающее брелок. Улыбка. Не менее пластмассовая.
Менеджер практически не говорил. Он знал, зачем пришел Петя. И Петя знал, зачем он пришел. Петьке выдали номер счёта, куда нужно было переслать деньги. Банк был тут же, на первом этаже. Переместились документы с подписями… Менеджер улыбался. Пете казалось, что он улыбается даже когда какает. Ничего, и он будет также улыбаться. И бумаги накупит дорогой… Себе и брелку. Брелки от таких машин тоже какают. И тоже говном.
Прошло пять месяцев….
Тонированное стекло Джипа Гранд Чероки (Лимитед, а хули, а не ебет)  медленно ползло вниз.  И вместе с ним с лиц работяг сползала восхищенная зависть, уступавшая место охуению, когда они понимали, что за рулем сидит не очередной бандерлог мент, приехавший на завод, не очередной менеджер, приехавший пиздить, пиздить, пиздить, вот жеж , сукаблядь, а ИХ Петя. Петя!!! Неуклюже  вылезавший из громадный машины,  небрежно кидающий прикуренную двадцать секунд назад дорогую сигару  в мазутную лужу. Вот так. ДЗЫНЬ! И пускающий кольца дыма. Петька прекрасно помнил этот день. Скоро он закажет картину, чтобы запечатлеть его. Художнику закажет. И назовет ее скромно, со вкусом : «Жизнь удалась». На ней будет он. Машина и люди, завистливо смотрящие на него. Шесть на девять метров будет картина, типа фотографии. И не акварелью какой-нибудь нарисована,  не гуашью долбанной, а маслом. Самым, что ни на есть шоколадным. Только таким рисуют картины «Жизнь удалась». Можно и без, но с ней лучше. Будет помнить тот день. День, когда деньги социальной сети дали ему… Петьке-долбоебу, Петьке-неудачнику, Петьке-пойдивынесимусор, придурок… Как его звали? Да никак. Прошлое, на то и прошлое, чтобы забывать. И он забыл. Так вот. Деньги социально сети дали ему новое имя… НЕТ. Имена!!! Петька-ну ты даешь, Петька – ну, ты пиздец, Петька – не ожидал, Петька, ты- олигарх, сука, нахуйблядь. Легион дали имен.  И двадцатикратное увеличение вложенной суммы за пять месяцев. Так то.
Петька мечтательно закрыл глаза. Открыл. И вышел из машины.  И пошел на проходную. Он давно бы мог послать этот завод на… Да куда угодно. Но ему нравилось. Нравилось смотреть и слушать, как подобострастно смотрят на него коллеги по цеху. Ему нравилось снимать костюм от Кардена и переодевать в грязную спецовку и думать, что он  - Петя – город контрастов. И в нем тьма улиц – Удачи, Предвидения и даже проспект  - «По хуй, повезет». Вот так, через запятую. Потому что повезло. Потому, что может писать как хочет. Например, приходя в кассу за зарплатой, коряво выводить в ведомости: «Ни нуждаюс». А потом идти и глядеть, как почтительно здороваются с ним налоговики, полицейские, ебанаты эти. В дымке ранней весны и  новой жизни, которая только для него. И для тех… Для тех, кто поверил в сеть. Кто уже не ездит на автобусах, не метёт  городскую грязь в ботинках из эконом-магазина. Кто рискнул. Сколько он говорил этим… Он даже не знал, как называть их. Тупыми баранами? Наверное. Так вот, сколько раз он говорил своим бывшим… Как сладко звучит «бывшим»… Так вот, говорил он приятелям по заводу.
- Вложитесь в сеть. И все будет.
А они смотрели на него сначала с завистью, а потом с ненавистью. Все большей с каждым днем. Он видел это. И понимал, что нет у них сил рискнуть, сделать как он. Они бессильны, хоть и считают себя не быдлом.О политике говорят, о жизни с умным видом. Но вот взять и рискнуть – кишка тонка. Да ладно. Что о них говорить. Насекомые.
Как насекомое и его жена. Типа жужелицы. Все жужжит одно.
- Все потеряешь, все потеряешь.  
Вот ведь, дура, пиздец. И сын дурак. Ездит на подаренной иномарке. Нет, чтобы сказать:
- Папа, не надо иномарку, давай я на Приоре поезжу,  лучше снова в сеть вложимся.  
Но не сказал.
Очередной день уже привычной богатой жизни прошел незаметно. Костюм от Кардена сидит как влитой. Спецовка остается в шкафчике. И вот уже Петя идет по магазину, кидает в тележку все что ни попадя, лишь бы подороже. И мчится домой. Плюхается в новое кресло, открывает бутылочку коньяка. Он не чмо какое, пиво пить, чтобы встречать утро с похмельем и слушать нарочное бряканье посуды, сводящее с ума.
- Зинка, у тебя что, пизда отвалилась? -кричит он, заслышав утром бряканье на кухне.. И хватается за голову. Ему кажется, что это уже когда-то было. В какой-то другой жизни.  
- Ага. А ты обратно прикрути, милый.  Вот, может, налоговики помогут.
И всунула Петьке конверт.  Петька повертел его в руках, попробовал открыть, но, не в силах унять дрожь, бросил на пол. В зеркальном потолке отразился его красный нос. Петька провёл по нему рукой и попал во что-то липкое. Петька облизал руку и ощутил привычный вкус икры  и привычное уже чувство, что жизнь удалась. Наконец разорвал письмо, в нем был вызов в налоговую. Или не удалась жизнь?
- Тут к нам пришло письмо. Без подписи. Но все же.
Понедельник похмелен. Облил Петю холодным потом страха. И суровым взглядом налоговика.  
- Так откуда у вас деньги, Пётр Вениаминович? Вот, ознакомьтесь, сигналы идут. Сейчас законы такие, это поощряется государством.
Петька читал письмо. И по разводам мазута на бумаге, по корявому почерку понял, кто написал его. Кто-то  из тех, кто работает с ним рядом. Ох, ведь, суки. Ох, ведь пидарасы. Петька попросил воды. А потом рассказал, что вот, видел он особнячок такой. Диван итальянский. Ну, он и решил, что тоже хочет. Ну, и проблем нет. Есть такая сеть, которая пиздец всему. Внезапно для Пети налоговик стал говорить что эта сеть не выходит за рамки действующего законодательства. И, садить его, Петю,  незачем и не за что. Налоговик успокоил Петю. В глазах его такая истома. В одном отражался икс-6, в другом ничего. Говорит, что верит, просит помочь разобраться. В другом глазе…. Возникает силуэт другой машины. Круче и больше в два раза. Дороже в пять. И налоговик налил Пете коньяка. И просит рассказать, как вступить в сеть. И та машина, что круче, стала видна еще более явственно. В увеличивающемся зрачке налоговика.
Петя вышел на улицу, сел в джип, размышляя, что скоро эти налоговики останутся лишь воспоминанием. Он уедет из страны, купит себе домик на теплом побережье. А все почему? Потому, что он умный. По совету оператора из банка он на все оставшиеся деньги купил акции завода «Севкабель», а они такие бешеные дивиденды принесут, что просто пиздец. Пете страсть как хотелось заняться серёзным делом, купить ценных бумаг, получать дивиденды, чтобы жена и друзья навсегда забыли обидное слово «халявщик». Даже теперь они умудрились его унизить, суки, обзывая Голубковым! Петя включил радио и понёсся на полной скорости к своей мечте, а пока в ресторан, где салат оливье так нежен, а морковные звездочки светят только тебе. И тают в майонезном мареве  весны, влетающем в тонированное счастье. Петька открыл окно, чтобы впустить этот пьянящий симбиоз запахов – нового автомобиля и дождевую свежесть…Сквозь шум улицы он расслышал голос диктора:
- Государственной комиссией предприятие «Северкабель» обьявлено банкротом.
И всё погасло в голосе дикторши из радио. В визге тормозов. В опущенной на руль голове и словах.
- Ебаный  в рот… Ебаный же в рот, - произнесенных внезапно высохшими губами. Ногами, вдавливающими педаль газа. Некоторые слова можно вдавить. И получить совсем другие. Например, ненависть, как же так и множество других. И упасть в бездну или ехать. Или душить директора банка, который вместе с операционисткой сладко напевали, как Петя будет счастлив, как будет деньги жопой есть.  Душить, суку!
Как будто со стороны он видел, как кричит директору отделения… Иногда можно увидеть крик. В постели с той, что любишь, он стекает капельками пота. И этот крик скатывается на простынь. Потому что кричать нельзя, уже нет сил. И сейчас уже нельзя кричать. Потому что тоже нет сил, а капельки пота выступают на руках его и на шее директора отдела. Который минуту назад кричал Петьке.
- Ты к главному омбудсмену иди. Ишь, обманули его. Да кто тебя обманул. Сам виноват - халявщик. Ты же сам требовал от нас купить тебе что-нибудь!
А Петька кричал ему в ответ:
- Ты меня за дурака держишь, да? Думаешь, я неграмотный? Куда вы теперь всех посылаете, обмудки? Вы же гарантию давали, что завод государственный и не может обанкротиться!!! Ты мне графики показывал вот сдесь! – Петька тыкал в директорский ноут. Потом взял его двумя руками и разбил о его голову.
Директор хрипит. Со стола падает глобус и разбивается на мелкие кусочки. Его топчут берцами  вызванные секретаршей полицейские, крутящие Пете руки. И ведут его по этим осколкам, которые он приумножил. Снова сумел. Ведут в автозак. К приумноженным бедам и печалям, что у него стало больше. Как всегда…
 
                                                     ***
  
- Голубковый, ты куда собрался?!! Мало набрал?
Крик жены летел по лестничной площадке, растворяясь в разбитых оконных проемах, встречаясь с наступающим летом.
- Мохнатый шмель на душистый хмель, -ответил ей Петька. Правда, дверь уже давно захлопнулась. Но ему все равно. Главное, что ответ дан. Слово сказано, шаг сделан. Тьфу, и снова в дерьмо.
- Кто же срет-то все время в  подъезде?- петькин вопрос остался без ответа. Петька задал его уже лежа, глядя в потолок площадки. Потому что упал. Кроме кучи говна, он наступил еще и на банановую корку. Петька лежал и думал. Как же так и кому удается и банан сьесть и корку высрать. Хотя, он Петька, тоже сможет. Вон, приумножил. Хоть и потерял. Но, скоро снова приумножит, высрет свой банан. Петька счистил говно с брюк и пошёл дальше, тяжело шаркая ногами. Прошел месяц тщетных попыток взять новый кредит. Остатки парфюма намазаны на щеки. В кармане пиджака лежит паспорт, код налогоплательщика.
Выйдя из подъезда Петька ищет в кармане брелок от джипа. Но, не находит. «Наверное, потерял или дома забыл», - думает он. Но, потом понимает, что не потерял и не забыл. Джип отдан родственникам директора отдела банка. Сам директор лежит в коме. Но родственники не в коме, они хотят жить. Хорошо. И когда директор на пару минут пришел в сознание, они быстренько подсунули ему бумажку, которую он подписал. Подписал, что упал. А душил себя сам. В злобе, что разбил свой любимый глобус. И идет Петька в банк, за очередным кредитом. Чтобы снова… Если дадут. Приумножить… Напротив на лавочке сидел Леший. И Петька краем сознания понял, что сегодня не его день и скорее всего, кредит он опять не получит. – Что потерял,  Петька? – спросил Леший.
- Калькулятор счастья, - сказал Петька, шаря по карманам. Он искал остатки денег, чтобы купить  бутылку.
- Присядь, олигарх, у меня есть. Леший полез за пазуху и вытащил бутылку водки.
-Денежки то все просрал?  Сгоняй за хлебом. И сала не забудь.
Леший после последней отсидки на удивление округи стал очень добрым и компанейским дядькой. Поговаривали, что на зоне он пережил клиническую смерть, нажравшись какой-то бормотухи.
Вкатив стакан водяры,  Петька  поблагодарил Лешего и отправился к бульвару, оглядывая счастливых мамаш с колясками, присел на лавочку и снова стал мечтать.. Ему приснился  сон..
…Операционистка банка брезгливо морщится. Петька видит ее дергающийся носик. Но деньги не пахнут. Или именно так они и пахнут? Отдав в залог квартиру, побросав деньги в пакет Петька несется… Какое там несется. Еле волочит ноги  к уже знакомому менеджеру. Силы его на исходе. «Эх, жаль, что не на джипе сейчас, заодно бы и музыку послушал», - думает Петька. Он не знает, что сейчас никакой музыки не передают, а передают информацию, что создатель социальной сети Сергей Мавроди арестован. А ангелы, сидящие на ветках, а они всегда сидят рядом в такие моменты, улыбаются. Улыбаются они и тогда, когда менеджер принимает деньги, отдает Пете никому не нужные бумажки. Смотрит, как выходит Петя, складывает деньги в карман. Берет  со стола брелок и выходит из кабинета. Закрывает дверь. Снимает вывеску «Мы можем многое». Уборщица спрашивает его:
- Всё что ли?
- Всё? У Пети всё. Да.
Уборщица елозит тряпкой по полу не поднимая головы. Менеджер выходит из здания, садится в машину и уезжает…
  Петька  проходит через вестибюль, на стене которого висит телевизор, передающий новости: "Очередной крах пирамиды МММ". Петька оборачивается и видит вместо уборщицы свою жену Зинку с огромным металлическим фалллосом в руках. Кривые сварные швы имитируют натуральные вены.
- Видал?- кричит Зинка. -Это мне Федька подарил. Вот ведь умелец! Дилдо и электрошокер в одном флаконе. Она направила его на Петьку, нажала какую-то кнопку, и между Петькой и фаллосом произошла эякуляция в виде электродугового разряда. Петьке очень больно и он теряет сознание. Во сне. Душа Петьки взмыла вверх..
Петька вдруг видит себя со стороны из космоса..Вот он, шарик, вот Россия, а вот он.. он в виде воронки из люфт-клозета, в которую один за другим методично попадают снаряды из ракетной установки, бесприцельно выпускаемые наобум из соседнего земного полушария.За пультом установки сидит лысый дядька, похожий на Путина с Медведевым одновременно..И схожесть то на одного, то на другого увеличивается по очереди, чередуясь красками, как удивительный ночной фонарь. Петька  просит помощи… Как так может быть всё одновременно? Видать, может .Кто-то услышал его просьбы и вот он уже в огромном костюме женской прокладки с вырезами для глаз, стоит перед мегамаркетом и рекламирует одноимённый товар из новой серии.
- Как тебе теперь, Петя? – где то из под небес гудит вселенский голос…
- Ничего, нравится!
  Из крылышек торчат его руки, вручающие флаеры прохожим. Потом вдруг на горизонте появляются огромные волосатые женские ноги..  С рисунком до боли знакомых варикозных жилок. До боли. Ой, ли? Они идут.  Прямо к нему. Отчётливо вырисовывается фигура женщины-гулливерши, берущей Петьку двумя пальчиками и ложащей в сумочку размером с маршрутного такси… В темноту. А потом вспышка света. Он ослепил Петьку. Опять всё сменятся темнотой с душком подтухловатой рыбы, а Петька оказывается между трусами и телом гулливерши, говорящей ему Зинкиным голосом:
- Сейчас модно в интимных местах татуировки в цвете делать, с люминофором, в виде павлиньих перьев. Ну-ка, глянь там, светится?
Петька задыхается от протухшего запаха спермы Зинкиного любовника, пытается  выползти наружу, цепляясь за волосы толщиной в кукурузный початок и кричит:
-Сука, я же тебя из дерьма вытащил! – кричит Петька, но голос у него похож на смешное пищание  Микки-Мауса.
- И в своё же засунул -отвечает Зинка. - Подыши-ка там. Наберись ума.
Зинка звонко хохочет. А затем слышится бас её любовника.
- Зин, а давай мы его тебе в жопу всунем? А голову оставим снаружи, и так мы втроём махнём в Египет. Ты на пляже стринги оденешь и Петиной голове можно будет беспрепятственно дышать и просить кушать. Мы будем вместе кормить его, он же славный малый, правда?
К Петьке тянутся огромные, с кровавыми ногтями, прокуренные и заскорузлые пальцы. Он тонет в загустевшей сперме наподобие зародыша неизвестной твари из фильма Ридли Скотта "Чужие», и начинает задыхаться. Петьке снится, что он  просыпается от собственного крика.
Садится на край кровати и обхватывает голову. И сидит так до тех пор, пока не слышит телефонный звонок. "Ебучие коллекторы" – думает Петька. отрывает провод от аппарата и падает на землю. И Петька ощущает, что он не дома и не на кровати. А упал он  со скамейки в парке, на которой спал. И, сидя в осенней воде,  смотрит, как корабликами плавают осенние листья. В его руке  зажата веточка кленовых листьев.
- Выеби меня. Недорого возьму.
Голос женщины в сиреневом пальто хрупок, прозрачен и отдает чем-то прошлым. Чистым.
«Так-то бы да, - думает Петька, - можно. Или просто пройтись. Да только кроме лужи мне и дать-то ей нечего».
Петька оглядывается. За спиной стоит Алёна. Увидев его недоумение, хохочет.
- Еле тебя нашла. Дома нет, на работе нет. Я уж думала, ты того.
Петька молчал. Ему было нечего сказать. Они же всё просрал. И ему нечего дать, кроме, разве что кленовой веточки.
А Алена безостановочно тараторила. Что сеть полностью автономна, а то, что Мавроди посадили, только сыграло ему на руку и сработало как реклама  – деньги в систему потекли рекой. Петька чувствовал себя очень дурно, как наркоман на седьмом дне первентинного веселья. И вдруг в секунду понял, как можно снова найти денег и сказал:
- Аль, я тебя крышевать буду, мне терять нечего уже… Даём обьяву в интернет.. индивидуалкой будешь. На дому.
   - Так нет же хаты у меня… С родичами кантуюсь, ты же знаешь…
- Хата не проблема. У приятеля есть пустая.
У Петьки мгновенно образовалось между ног предоргазменное состояние. Он снова увидел сверкающий лаком джип. Гладит его рукой. И джип гладит его… Ласковыми дворниками. Он помнил, когда он первый раз приехал в салон дилера Jeep…У него тогда на почве волнения возникла эрекция. Ему тогда показалось, что он бы мог кончить ему в выхлопную трубу за две секунды. Да хули там показалось – кончил бы, не раздумывая, если бы в салоне никого не было.
«А вдруг не получится, Господи? - вслух говорит Петька, - ну почему всё всегда исчезает из моих рук, из моих натруженных рук?». Он почти плачет. Алёна гладит его по голове и очень тихо говорит в ухо:
- Потому что ты дурак, Петенька. Я бы тебя в обиду не дала, это всё из-за Зинки. Почему ты меня бросил? Потому что на себя понадеялся, думал, хозяин-барин, а Зинка твоя, возок то на пару тянуть не хочет.Не обидно тебе , Петя? А вот ведь как вышло то – теперь меня просишь, не её. Ну ладно, хули тут сопли разводить.. В общем, так, бабки делить не будем, всё что заработаю я – будет наше. Твоя задача – посылать соседей и неплатежеспособных жадных долбоёбов. Да, и ты постоянно должен будешь быть в трёх шагах от меня. Усёк?
И в этих грубоватых Алёниных словах Петьке слышать было так много. Так много. Любви, нежности, заботы, всего.  
Через месяц Алёнка собрала пять тысяч зелёных.
  - Петька!.. –  ты через пять месяцев станешь человеком,- закричала она ему. Сует деньги. А Петька смотрит на пачку отсутствующим взглядом. Нет, он верит, что всё сработает как и раньше. И понимает, что всё это потом от него ускользнет. Но почему? Он не слышал, как Алёнка неистово трясла его за плечи, не мог реагировать… И тут его осенило.. какой то намёк.. Голос?..Нет, не голос, это то, о чём говорил седой старик в телеке.. Стол!!! Блядь! Во всем виноват стол! Тот самый стол, полированный зинкиной спиной. Да конечно же! Сто пудов! И если он, Петька, хотя бы раз выебет на нём  Алёнку, осквернит стол спермой, потом своим членом, яйцами, пиздой Алёнкиной, то круг разорвётся и всё будет по другому! Старик говорил про предметы, людей, вещи,  окружающие нас..в которых нужно уметь увидеть всё нужное, если только захотеть. Увидеть следующий самый нужный шаг. Самый важный.
- Я хочу отодрать тебя как сучку,  в цеху, на заводском инструментальном столе, - сказал Петька
Алёнка ошарашено посмотрела на Петьку и перестала трясти его плечи.
- Что?  
- Это большая, метр на два,  отполированная до блеска поверочная плита с поручнями, - медленно проговорил Петя. – Это ложе, которое нужно осквернить. Под шум ударов вырубного гидропресса.
- Что с тобой, Петя? – Алёне показалось, что он тронулся рассудком.
- В одиннадцать, у проходной, - Петя сказал это так, что Алёна, испугавшись и  всхлипывая, но с успокаивающей улыбкой ласково сказала:
- Да, Петенька.. я приду.. конечно же..всё хорошо, Петя..
 
    Уверенной походкой руководителя Петька вошёл в только что открывшийся офис МММ. Этот был ближе к дому. Не говоря ни слова, отдал пять тысяч зелёных. Молча  подождал оформления, берет чек и выходит на улицу. «Сегодня важный день, поворотный»,  - думает он. Второй смены на зинкином заводе сейчас нет, и деньги охраннику уплачены. Они будут трахаться с Алёнкой на столе до четрых утра. И он уверен, на 200 процентов  уверен, что это поможет. И уверенность перетрёт в дикое предчуствие победы. Зинка придёт  утром и… Стол будет в его сперме. Шерстяное одеяло на столе будет  пахнуть чужой пиздой, не Зинкиной. И презерватив. Да, презерватив.  Оставленный невзначай презерватив будет последним штрихом в этой картине.  Да, двадцать лет назад он совершил самую большую ошибку в своей жизни. Алёнка любила его всегда. Потому и пришла к нему, уже месяц жившему на лавочке, грязному, обоссанному, без денег.
Петька шёл… Он уже видел, как оскверняет отполированные многочисленными коитусами плоскости и углы предмета, так долго воровавшего его счастье, его жизнь. Отныне так будет всегда, он всегда будет знать как поступить в следующий момент. И не было на земле такой силы, которая бы могла остановить его сомнением. Остановить капли, падающие на шерстяное одеяло и зеркальную поверхность уже твоего счастья. Это был уже другой Петька. Он чувствовал немой непререкаемый указ, ведущий к победе. Петька не знал, к какой  именно, но к такой, которая ему нужна. К гармонии и умиротворению И не мог определить каким чувством он это ощущал – зрением ли, слухом ли, осязанием или ещё чем. Он поразился тому, что старец был прав - это невозможно обьяснить словами.
 
.. Петька теперь во всём слушал «это» и с наслаждением полностью подчинялся ему потому, что  понял: «это» никогда не врёт, а всегда говорит правду. Петька  уже знал, что делать, для того чтобы жить, а не прозябать. Предметы, люди, мир, обрели понятную взаимосвязь.  Он почувствовал ликование, объёмное, всепоглощающее, когда найдена непререкаемая истина, делающая его счастливым. Он нажал на кнопку и запустил стопятидесятитонный  гидропресс.
- Ты готова, милая?
- Всегда готова! А с этой махиной обязательно? – Сквозь шум ударов прокричала Алёнка.
- Да! Так надо, саундтрек обязателен! Поехали! – Петька пожужжал тельфером, резво заправляя пачку толстых стальных листов в направляющие пресса и поспешил к Алёнке.
В этот момент не было на Земле человека, более уверенного в себе, чем он. Петька даже забыл про сеть. Отныне  на каждом из многочисленных распутий, требующих выбора, Петька делал единственный и самый верный поворот. И сколько люди его ни спрашивали, ему было очень трудно обьяснить, каким образом он определяет тот верный путь, хоть и силился рассказать искренне. Почти невозможно обьяснить.
 
                                              ***
- Ты  должен сам это понять, дружище, - обычно заканчивал Петька. -Что-то в конце концов должно произойти в твоей жизни. То, что поможет понять.
Люди, корреспондетны,   не верили ему и смотрели с завистью на его яхту и замок с выходом в океан…У воды плескались трое ребятишек, а Алёнка шуршала платьем о чайный столик, расставляя сервиз.
- Это наверное, предпринимательская интуиция? – спрашивала молоденькая стажёрка.
- Нет…Дело вовсе не в деньгах, ты должен просто жить, чувствовать, увидеть некую связь,  а деньги..Они приходят сами.
   Петька знал, что в этот момент, когда его будут показывать по телеку,  на другом конце Земного шара где-то в Мексике или Парвагвае  на кухне с грохотом будет падать посуда и поэтому заговорил громче.
  Петьке было не жаль об этом рассказывать. Он знал, что это поймет не каждый, а именно тот, кому это действительно нужно. Тот, кто всем нутром поверит в этот дар, потому что всё, пиздец. Пиздец и нет больше никакого другого выхода. А остальные  будут смеяться и не верить, считая это пустой болтовнёй. Конечно же, Петька не будет сметься над ними, даже сейчас. Он вообще не мог уже делать многого из той, старой жизни. Ему запрещали.
  Как-то Петька ответил на какое-то дело, предложенное  Алёнкой: «Мне нельзя..» И Алёнка спрашивала: - Почему? Кто запрещает? Что?
    Петька не мог обьяснить.
   Он только знал, сделай он что не так, как надо, то всё может исчезнуть, лишь только раз он не послушет и сделает по своему. Это было похоже на исполнение приказов,  но странное дело – Петьке это подчинение очень  нравилось, и ощущал он себя к собственному  удивлению свободным человеком. Кроме того, в этом было многое, о чём говорить воспрещалось,  мол, и этого хватит людям, чтобы понять, так что Петька, он даже боялся обо всём рассказывать, и говорил в камеру только о том, о чём разрешалось говорить. Это был Петька, вернее, осталось лишь имя Петька, но был это уже совершенно другой человек, который может многое.