У шефа моего привычка после приветствия спрашивать: "Жив, здоров?". Хороший вопрос: в меру дружеский, в меру нейтральный, в меру заботливый. И вот с некоторых пор стал этот вопрос меня сильно раздражать.
 
Если вчера я укололся иголкой и у меня просто болит мизинчик - я здоров или болен? А если вчера я укололся иголкой и у меня образовался нарыв во весь мизинчик, который доктор настойчиво рекомендует отрезать к чертям собачьим от греха подальше - я здоров или болен? Если у меня банальный насморк, но нос распух, чих "без упину", глаза слезятся и залиты кровью лопнувших сосудов - я здоров или болен, я могу работать или нет? А если у меня видимых симптомов болезни нет, но поясницу ломит так, что в туалет только на карачках, да и то по маленькому ибо для по большому тужиться не в состоянии - я здоров или болен, я могу работать или нет?
 
Где та граница, которая отделит здоровье от нездоровья и нездоровье от болезни? В период подготовки к сдаче экзамена по судебной психиатрии, надыбал статейку одного американца о преградиентных (вялотекущих) формах шизофрении. Это когда патологические изменения накапливаются на протяжении 20 - 30 лет и воспринимаются как возрастные. Мы думаем, что человек здоров, просто с прибабахом, а он-то - "настояшший" шизофреник, хоть и вялотекущий! Статья запомнилася двумя числами: шизофреников диагностирована в мире всего 12 - 15% населения, а если учесть вялотекущие формы, то все 65 - 70%. Вывод автора таков: по сути шизофрения есть норма, а все, кто сейчас не страдают - больны нешизофренией и нуждаются в срочном лечении.
 
А с жизнью все еще запутаннее. Ведь на самом деле, совершенно не известно я жив или я просто не мертв. А может, наоборот, я мертв или я просто не жив?
 
И только вот не надо тащить вопрос в область морали, этики, смысла бытия и всякую подобную хрень. Ибо это все идеальные конструкции, созданные человеком для удобства пребывания в неудобном бытие. Это как фантики - чтобы не слиплося. Давайте-ка о банальной физике процесса. Давайте-ко о шоколаде, а не про обертки.
 
Так вот, вообще-то говоря, является ли мертвый умершим? Не факт. Является ли живой живым? Не факт. Где вот граница между жизнью и смертью? И является ли эта граница границей между живым и мертвым. Или же это все-таки разные пределы? Ух-ты! А если они не совпадают, то что между ними?
 
Или вот еще классная, чудная фраза "человек, переживший смерть". Это как? Он умер, то есть был не жив, а потом снова стал жив, то есть не умер? Или он умер, но был жив, а потом не умер?
 
Я теперь понимаю, что по-настоящему настоящий интерес в этом мире может представлять только смерть. Ведь все, с чем сталкивается человек либо уже известно, либо потенциально познаваемо. И этот феномен не зависит от масштаба процесс познания.Это так, и на бытовом уровне личного опыта, и на фундаментальном уровне научного знания.
 
Исключение составляет смерть. Только смерть в нашем мире не познаваема в принципе. Ибо ее приход означает уход из него. Уход навсегда, то есть совсем, то бишь БЕЗ-ВОЗ-ВРА-ТНО. Клиническая смерть по сути есть состояние между не жив и умер. Люди бродят между границами и возвращаются обратно, перепутав линию "не-жизнь" с линией "смерть". Недором дедушка Фройд в последних работах писал, что одного Ероса недостаточно, нужен Танатос.
 
Как только приходит осознание этого, пьеса становится неинтересной. Ты начинаешь замечать сценарные повторы, режиссерские ляпы, актерскую халтуру. И понимать бессмысленность зрительского восторга. И становишься, как это ни странно, свободным. Ибо перестаешь бояться потерять то, что имеешь. А когда нечего терять, тебя нельзя ограничить.
 
Осознание смерти, как бесценного дара, требует ответственного к ней отношения. Я не могу умереть, как бы этого ни хотел, пока живы люди, для которых моя смерть хуже их собственной. Отказ от смерти в пользу жизни - это осознанный, хоть и болезненный выбор. Это поступок более сложный, чем выбор жизни.
 
Смерть, таким образом, может быть более сильным  началом, чем жизнь.
 
И как бы далеки эти рассуждения ни были от политики, они имеют к ней прямое отношение.
 
Ни один из сегодняшних политиков не знает, не понимает и не осознает смерть, как бОльший дар, чем жизнь. Они будут цепляться за нее своими ручонками, сучить ножками, судорожно потребляя впрок воздух-жорево-бухалово-трахалово, продлевая свою, вообщем-то, никчемную в широком понимании, жизнь. Они не способны умереть. Более того, они не способны отказаться от  смерти. Они способны на поступок ради  себя, но не во имя других.
 
Нам нужен политик осознавший смерть и отказавшийся от нее во имя других.