Великая Отечественная Война, или если будет угодно советско-немецкая война стала ближе ...
Великая отечественная война, как она осталась в памяти людей, живших советскую эпоху, была войной против нацистской Германии и ее союзников, и она является составной частью Второй мировой войны началась после нападения Германии на СССР.
До того я изучал войну в школе, в 11 классе и в университете, и мне казалось, что я неплохо её знал. То есть в рамках того, чему нас учили преподаватели. Я знаю даты выдающихся сражений, знаю соотношение сил в нашей и немецкой сторон, знаю главнокомандующих и т.п. Я знаю политические обстоятельства в тот или иной момент войны, и знаю потери. Наверное, взвесив все за и все против, я соглашусь со Сталиным, который говорил, что одна смерть, это трагедия, а миллион, это статистика. Нас учили прагматично заучить количество погибших, утраченных танков, пушек, и на этом потери считались изученными. А оккупация, это не более как «тяжело», «плохо» и так далее. Город был оккупирован такого-то-такого-то числа, а освобождён тогда-то. Несколько лет. Все.
Я беседовал с двумя респондентами. Первым был человек, которых пережил оккупацию в Киеве, условно Киевлянин, а второй стала женщина, пережившая оккупацию в Донецке, условно Дончанка. Обыкновенный разговор. Разговор с неудобными вопросами, которые приникали в глубины памяти, разговор, который вызвал тяжкие вздохи, а то слезы, вызванные воспоминаниями об оккупации. И воспоминания и слезы, прошедшие почти 70 лет заставили меня посмотреть на оккупацию и войну с другой стороны. Война стала ближе.
Несколько слов о респондентах... Киевлянин. Его воспоминания пронизаны цифрами, датами и сроками, которые он неоднократно употребляет в своих ответах. Его ответы на многие вопросы находились на грани между официальной историей и собственными воспоминаниями или воспоминаниями близких ему людей. Совсем иными оказались ответы Дончанки, которая, по моему мнению, не знает официальной исторической мысли на проблемы войны, и поэтому ее ответы на вопросы очень плавали от события к событию, несмотря на их расположение в хронологической плоскости. Однако, ответы были построены лишь на собственных воспоминаниях, поскольку она понятия не имела о другие точки зрения. Она это пережила и она помнит именно так.
Началась война ... Как запомнили начало респонденты является очень интересным. Начала они не запомнили. Киевлянин ограничился фразой, что начала он не запомнил и сослался на свой возраст в то время (неполные 4), а Дончанка сказала, что о войне просто объявили. Где объявили она не знает, но в памяти отложилось то, что о войне говорили вокруг и то, что забрали в армию ее братьев. Хотя в ответах на следующие вопросы она отметила «Уже бомбёжка началась по аэродромам». Война началась.
С началом войны люди беспрекословно верили в победу Советского Союза. И в Киеве, и в Донецке и, я уверен, по всему СССР. Киевлянин отметил, что «люди верили, что СССР одержит победу малой кровью на вражьей земле. Были выданы солдатские разговорники, сначала на английском языке, а затем и русско-немецкий. И вот, в разговорнике русско-немецком был вопрос «куда сбежал бургомистр?». Потом первый день-два было возбуждение, что, мол мы победим ». Эти воспоминания являются очень интересными, поскольку факт о разговорниках не отмечается в учебниках истории, которые освещают войну, а быстрое появление и характер вопросов в этих разговорниках свидетельствовал, что СССР готов к войне и победе надеялся получить на вражеской земле - «Куда бежал бургомистр?».
Официальная информация относительно того, что творилось на фронте была закрытой и в Киеве, и в Донецке. Киевлянин отметил, что «одним из первых приказов с начала войны было всем сдать радиоприемники. Всему населению Киева, всем сдать радиоприемники». А о событиях на фронте киевляне узнавали из хроник, в которых показывались события на фронте. Правда, эти хроники начали крутить уже после оккупации города, а показывала их не советская власть, а нацисты.
Информацию с фронтов как могли получали и в Донецке. Из писем, которые писались с фронта тем, кто остался в городе. В своем рассказе Дончанка неоднократно употребляет словосочетания «люди говорят», «пишет, что очень тяжело», «и написал, что» и т.п.
В своем отношении к местному населению немцы не отличались оригинальностью. Ни в Киеве, ни в Донецке. О ситуации в Киеве, Киевлянин вспоминает: «Было сказано: всем идти работать, то есть, они (киевляне) должны были занять свои прежние места работы, кто их имел, если остались эти места. Остальные, кто не имел таких мест работы, были вынуждены идти на биржу труда, которую устроили оккупанты», а оттуда на восстановление мостов через Днепр, взорванных большевиками и на другую тяжелую физическую работу.
Что было в Донецке? То же самое ... Дончанка вспоминает: «я еще пряталась под кровать, когда скажут, что облава. У нас было и так, что забирают облавой на биржу».
Относительно убийств, то они также были и в Киеве и в Донецке, с тем отличием, что респондент из Киева лично помнит убийства, а Дончанка о них только слышала. Как это происходило в Киеве? Все распоряжения оккупационных властей заканчивались стандартно, одними и теми же фразами: за невыполнение этого положения - расстрел. А Дончанка сказала только: «Если зайдет к тебе, я тебя схвачу и тогда уже пусть обоих нас убивает». То есть убийства были, но респондент лично их не помнит. В то же время, следует заметить, что она жила на окраине оккупированного города, а значит и на «окраине оккупации». А в историю Донецка навсегда вошла страница о шахте «4-4 бис», куда немцы живьем бросали людей, концлагеря возле дворца культуры металлургов, концлагеря в Петровском районе города, в Моспино, что в Донецкой области. А также история запомнила отступление немцев, когда они на улице Артема заживо сожгли из огнеметов 25-30 сотрудников нынешнего национального технического университета. Но об этих ужасах Дончанка не знает. В любом случае не вспоминала, несмотря на мои прямые вопросы.
Жители обоих мест подверглись сталинских репрессий. Киевлянин отмечал, что 1937 год научил людей правильно относиться к власти и прикусывать язык, чтобы остаться живым. «Прикушенный язык в 37 году заставил молчать. И все, живи». Рассказал респондент и анекдот о том времени:
На работу приходят сотрудники. Рабинович говорит:
- Куда делось масло. Не знаю.
На второй день приходят сотрудники, один говорит:
- Я не спрашиваю куда делось масло, я спрашиваю куда делся Рабинович?
На третий день и его нет, но остальные молчат.
В Донецке, Дончанка вспоминала об некоей военной тайне. Говорила, что был высокий забор, «и так строго было, что если кто что скажет - их забирают, виноваты, всё ...». На самом деле, как я узнал позднее, из под того забора ещё конце 1937-1939 гг. когда таял снег текла красная вода. С кровью...
А еще, и в Киеве, и в Донецке начали работать церкви. В Киеве, вспоминает Киевлянин, «религия ожила сразу». И в Киеве люди начали ходить в церкви. В любом случае ближайший к Киевлянину храм - Покровский монастырь.
О Донецке Дончанка вспоминает: «Начали ходить в церковь. Попа прислали». Немцы!
Таким образом, мы можем наблюдать, что религия, которая была скована советским режимом, ожила как в центре Украины, так и на востоке.
Не обошлось без пикантной темы отношений между советскими женщинами и немцами. Они имели место быть и в Киеве, и в Донецке. Респондент из Киева вспоминал, что в оккупированном городе функционировал дом с проститутками, который устроили немцы. Кроме того, Киевлянин вспомнил факт, который передал ему его знакомый, когда к женщине пришел немец в «костюме Адама» и стал перед ней на колени. Это во время-то оккупации!
Менее романтичные воспоминания остались у Дончанки, когда мама обмазала ее сажей во время визита немца для того, что тот ее не изнасиловал.
Таким образом, между оккупацией Киева и Донецка было очень много общего. Оккупация оказалась оккупацией, как в Центре Украины, так и на Востоке. Однако, имелись и отличия.
Разница была, например, в питании. Дончанка вспоминала рацион времён оккупации: хлеб, картофель, соленые огурцы, винегрет, молоко, на Пасху были куличи и яйца. А когда это все заканчивалось, то она с соседями могла позволить себе уйти в Бердянск за хамсой. В Киеве простые обыватели о таком и не мечтали…
Разница имелась и в праздниках. Удивил ответ Киевлянина на вопрос о праздниках: «Нам немцы не запрещали отмечать шевченковские праздники, отмечать все даты, связанные с именами великих украинцев: Коцюбинского, Леси Украинский, Ивана Франко. Все это разрешалось, но на уровне без немецкого присутствия». Никогда бы не подумал о присутствии подобного явления во время оккупации.
 
Оккупация стала для меня понятнее, ближе и ... страшнее. Страшнее в том плане, что люди не принимали участия в военных действиях, но умирали, находясь во власти оккупантов или голода. И они хотели просто остаться в живых. Несмотря ни на что остаться в живых.
И вечный бой.
Атаки на рассвете.
И пули,
разучившиеся петь,
кричали нам,
что есть еще бессмертье ...
... А мы хотели просто уцелеть.
 
А сегодня можно сказать о свободной стране! Пульнул лазером на Новый Год – иди в СИЗО. Высказал своё мнение – в СИЗО. Смотришь половину газет, а там всё хорошо. Или мы это уже проходили?