Очаков встретил нас пылью, лениво танцующей в утренних лучах солнца. Гелиос разминался в преддверии очередного дня, иссушающего землю и воздух пронзительным сиянием. Хоть бы одна тучка, – подумалось, глядя на небеса. Впрочем, в эти утренние минуты мы наслаждались слабеньким, но свежим ветерком, дувшим с моря. Пройдёт буквально час и его свежесть смениться волной жара, превращающего кожу в пергамент, а зелень степной растительности в неимоверно легкие геометрические конструкции голубого цвета, моментально вспыхивающие от малейшей искры.
Дорога из Черноморки в Очаков занимала всего десять-пятнадцать минут, но всё равно – успела утомить и меня, и семью. Собственно, назвать то, по чему мы ехали, дорогой было с моей стороны слишком смело. Когда-то тут лежал асфальт: черные кучки щебня, покрытого растрескавшейся коркой смолоподобного вещества укоризненно свидетельствуют об этом. Наверное, специалист смог бы сказать, как давно строители побывали на этой трассе. Мне думается – при СССР, по крайней мере, местная молодежь не припоминает дорожных работ на этом участке.
По мере разрушения дорожного полотна, водители проторили себе новую трассу, петляющую по спекшейся от южного солнца земле, в полуметре от бывшей дороги. Старый ПАЗик вилял по горбам и ухабам, поднимая клубы пыли, и заставляя пассажиров вспомнить о существовании инерции и нецензурных выражений, особенно при соударении голов последних с металлическими частями автобуса.
Кстати, что до нецензурных выражений. Я был неприятно удивлён тем, что местные жители, и стар и млад, все, как один, жутко матерятся. Причём даже трезвые, в присутствии женщин и детей! Хотя, что я говорю – местные женщины не уступают мужчинам в деле употребления матерщины. Старушка во дворе ковыряет мотыжкой землю и кроет нецензурщиной пробегающую собаку-барабаку – страшного ублюдочка, покрытого лишаями, страдающего от глистов, блошек и вошек, по недомыслию, или просто издевательски, прозванного Пушком.
Той же малопристойной процедуре подвергаются: цыплёнок, который подобно терминатору прочёсывает огород, уничтожая на своём пути всё живое, что может поместиться в его клюв; наседку, по местному варварскому обычаю привязанную за лапку к колышку, дабы не клевала помидоры; сами помидоры, неправильно растущие, по мнению старушки. На ходу обругиваются соседи и прохожие, родственники – далекие и близкие. В Галичине вы подобного не встретите, разве что пьяный в дым вуйко, упав рылом в лужу (то есть, заняв природную позицию) выскажет своё свинское мнение. И то, как исключение. А чтобы женщина матюкнулась! Да что вы – разве что шёпотом, в тесной компании подруг.
Впрочем, сколько регионов, столько обычаев. Несмотря на ужасающую дорогу, пытаюсь осмотреть местные достопримечательности. Вот за ржавой колючей проволокой, на бугре, стоит радиолокационное оборудование. Там же построено несколько домиков – видимо, казармы. Местные рассказывают, что когда-то, в незапамятные времена, у них стояла база подготовки боевых пловцов. А рядом, на острове Майском (или Первомайском?), были сооружения, предназначенные для захода подводных лодок. Генералы постарались на славу, растащив всё имущество. Сам остров выставили на продажу, но вскоре военные отказались от этой идеи. Интересно, кому он принадлежит сейчас?
За покосившимися столбиками заборов, покрытых дырявой сеткой, виднеются контуры баз отдыха. Скудная растительность не в состоянии прикрыть красноватую, покрытую патиной трещин, землю, а вести про орошение так и не дошли в этот депрессивный край. Несколько утешают мелкие дикорастущие цветы, которые кое-где виднеются среди травы. Кажется, что зеленый цвет не знаком местной флоре. Преобладают голубые и серые оттенки. Трава выглядит ломкой, какой она и является на проверку. Всюду отпечаток великой засухи, мучащей этот край столетиями. Засуха, серость и разрушение – вот слова, которые стоило бы начертать на гербе этого поселка, будь он у него.
Сами базы, построенные в 70-х годах прошлого столетия, вызывают мрачные ассоциации, навеянные кадрами из Чернобыля. Силикатный кирпич выщербился под палящим солнцем. Шифер, покрытый выжженным до черноты лишайником или мхом, местами провалился внутрь крыш. Деревянные конструкции не могут скрыть трещин, несмотря на десятки слоев отвратительно-синей краски, слезающих с них кусками кожи, как у линяющей змеи. Созерцание этого уродства вызывает лёгкую тошноту.
Окна, немытые месяцами, покрыты паутиной, накопившей мелкую мошку, которой побрезговал хозяин ловчей сети, кусочками травы, сорванной ночным ветром и просто пылью. Днем собственники паутины прячутся в щелочках и дырочках для маленьких жучков, миллионами покрывающих домики базы отдыха, а к вечеру вылазят, демонстрирую свою завидную упитанность и проворство в деле оккупации самых выгодных мест, особенно возле ламп. Местные пауки ленивы, развращены обилием добычи и плетут только каркас паутины, зная, что этого будет достаточно. Без добычи никто не остаётся!
Палящая жара к полудню раскаляет "удобства", расположенные во дворе, заставляя их наполнять смрадом стоячий воздух. Горячий ветерок, если таковой и есть, отягчает страдания отдыхающих, разнося миазмы по всей базе. Не иначе, как по злому умыслу архитекторов, сортиры возведены возле душевых кабин, видимо для придания остроты ощущений. Клозетная вонь смешивается с запахом гниющих отбросов из мусорных баков и ароматами общепита, готовящего очередную порцию корма для туристов. Плотный, почти осязаемый запах пробивают жирные мухи, блистающие изумрудом тел. Мухи ленивы, подобно паукам, и ничего не боятся. Их мощь такова, что они прорывают любую паутину, даже не заметив её.
Душевые кабины, сооруженные явно нетрезвыми сварщиками из металлических листов, проржавели до дыр ещё в прошлом веке. Покрытые тем-же лишаем краски, что и вся база, они разогреваются до температуры освенцимовского крематория как раз к приходу отдыхающих с утреннего возлежания на пляже. Застоявшаяся мягкая вода, с запахом горячего железа и болота, плохо смывает соль и грязь с разгоряченных тел. Бетонный пол, грязно-бурый за десятилетия бессменного использования, не намекает, а прямо говорит о грибковых заболеваниях.
Изнутри базы отдыха выглядят ощутимо страшнее, нежели снаружи. Весь ремонт, всё поддержание в состоянии работоспособности, на протяжении многих лет состояло в перекрашивании стен. И всё! Причем это в лучшем случае, а покраска шла без сдирания предыдущего слоя. Лежаки (рука не поднимается назвать это кроватями) с продавленными панцирными сетками напоминают мне о Прокрусте. На эти жуткие конструкции небрежно кинуты серые, в грязную полоску, лепёшки матрасов, покрытых не менее серыми ветошками, называемыми тут простынями. Одеяла, украденные из ночлежек Достоевского, украшают эту картину.
Покосившийся шкаф с полуоторванными дверцами умоляет о пощаде, колченогие тумбочки просят о немедленном их захоронении или огненном погребении. Холодильник разъеден неведомой болезнью, и я боюсь к нему прикасаться. Вообще, в этом помещении, в этих коридорах мне страшно и отвратительно – так, как случайному посетителю в венерической больнице мерзко касаться стен и перил; где он в каждом встречном подозревает неизлечимого сифилитика или больного СПИДом.
Скорее отсюда! После увиденного внутри базы, даже раскаленный воздух улицы Приморской приносит облегчение. Прочь, прочь – быстрым шагом, почти бегом, за ржавый забор и прогнившие ворота! Стоя на возвышении, я вижу сам посёлок, с одной стороны, и десятки уродливых баз, усеявших Черноморскую косу. Безрадостное, жалкое зрелище – пустыня разочарований.
Решил прогуляться по косе, от Черноморки, до зоны основной концентрации баз отдыха. По времени движения определил расстояние в семь километров. Потом местные подтвердили – где-то около десяти. На всем пути дорога ликвидирована временем и солнцем, впрочем, приближаясь к базам отдыха и местному базарчику, она неожиданно возникла, и даже приобрела цивилизованную форму, чего не скажешь про сами базы. По дороге прохожу (там, где можно) через территории домов отдыха. Всюду картина запустения и плохо скрываемой разрухи. Некоторые строения выглядят настолько устрашающе, что я просто обхожу их.
Домики местных жителей выглядят веселее баз. На многих присутствует штукатурка, покрытая простеньким геометрическим узором. Периодически появляющийся запах свидетельствует, что благо канализации в этих краях незнакомо. Практически все дворики залиты бетоном; в течение дня они поливаются водой, что как-то компенсирует поголовное отсутствие кондиционеров. Конечно, всех хозяйств я не вижу, но первое, что кидается в глаза – отсутствие зажиточных домов. На Львовщине, даже в маленьких селах, всегда присутствует парочка особняков, построенных по современным требованиям архитектуры, а еще больше двух и трёхэтажных строений, объединяемых типом "коробка" – помпезных и уродливых, но, в то же время просторных и богатых. Тут ничего подобного. Все особняки маленькие, а про двухэтажные и слыхом не слыхивали.
Нет, смотрите – типичный западенский особняк, солидный и здоровенный! Слава Богу, и тут прогресс! Подхожу ближе; первое, что бросается в глаза – два флагштока, на одном жовто-блакитный, на втором – красно-белый флаги. Отлавливаю аборигена, и прошу проконсультировать меня. Оказывается, несколько лет назад в Черноморку приехали поляки, осмотрелись, купили землю и построили десяток особняков, а заодно и костёл. Сюда они приезжают отдохнуть, а заодно и имеют какой-то бизнес, видимо связанный с близостью порта. Скорее всего промысел заключается в контрабанде; полякам у нас проще работать, по крайней мере, по сравнению с немцами или австрийцами они чудно знают местные условия.
Польские особняки закончились, сменившись серостью местных мизерных строений. Два мира – два образа жизни! – вот что следовало бы начертать на транспаранте вдоль дороги, если бы он там был. Маленький островок цивилизации среди аборигенов, звенящих бранзулетками, и охотно меняющих на стеклянные бусы гектары земли и крупные самородки грязного и поэтому некрасивого золота. А может и сами аборигены виноваты? Мы-то не устаем стыдить чернокожих, что они не способны к продуктивному труду. Негр лентяй, негр – тунеядец, – так рассуждают "знатоки" африканской бедности. Интересно, как рассуждают поляки в Черноморке?
Вот я и добрался до местного базарчика. Убогое зрелище! Представьте себе территорию, где одновременно отдыхает несколько тысяч туристов. На всю эту толпу народа, на базаре стоит два лотка, торгующих фруктами и вялено-копченной рыбой. Да, ещё под видом вина продают местный самогон, разбавленный водой, сахаром и добавками, имитирующими известные марки вин, как правило, грузинских. Такая бормотуха скисает на второй-третий день хранения, но, судя по ажиотажу, пользуется спросом у одичавших туристов. Это и не удивительно, в такую жару даже испытанный алкоголем организм водку не принимает. Хотя я бы не рисковал пить подобное пойло. Остальной товар заключается в китайских поделках и надувных изделиях, весьма убогого ассортимента. Когда дочка захотела купить нарукавники, выбор состоял только в одной марке, предназначенной явно для взрослых, но никак не для восьмилетнего ребёнка.
Что делать, где прикупить разного товара, в отдыхе необходимого? Местные жители подсказывают – надо ехать в Очаков. Ну что-же, Очаков, так Очаков. Маршрутки курсируют каждый час. С утра собираемся и выходим на трассу. Старенькая развалюха, изделие Павловского автобусного завода, трясется по рытвинам и ухабам, останавливаясь на взмах руки. Так мы доехали до районного центра.
…город Очаков в следующей части.
