Давеча писал о том, что ругая власть, пишущим людям надо бы, время от времени, вслушиваться в то, что она говорит. Это не поможет понять ее намерений – она сама не ведает, что творит, – но поможет народу уразуметь, что пора этих олухов менять, применяя физические формы воздействия (других они не воспринимают). Право на такое воздействие признает за ним (народом) Всеобщая декларация прав человека, пусть даже и косвенно. А в процессе замены одних олухов на других можно будет различать в каждом новом «поколении» тех, кто способен думать хотя бы спинным мозгом – иначе вся процедура лишена смысла.
Реакция Дурдома была ожидаемой: «Ну ты зануда!»
Признаю, зануда. Поэтому, когда слышу от власти очередную ахинею, то прежде, чем начинать ругаться матом, пытаюсь разобраться.
Вот и вчера – смотрел Майдан. Обычная дребедень. И вдруг Москаль: не можем, говорит, бороться с коррупцией, потому что по нашим законам самое страшное наказание злостному взяточнику – аж двести с чем-то гривен штрафа. Да неужели! Лезу в Интернет, ищу Уголовный кодекс. Пришлось поискать – оранжевая власть со всех официальных сайтов действующие законы убрала. Ну, слава богу, есть неофициальные. Открываю, смотрю: Статья 365. Превышение власти или служебных полномочий. До 5 лет отсидки, если без насилия. Разве вымогательство взятки – не превышение полномочий? Или, если «сами дают», выполнение платных услуг входит в перечень обязанностей? Или, наконец, принцип «тому дам, этому не дам» определен хотя бы какими-то подзаконными актами? Нет? Тогда почему не судят? И почему мы молча проглатываем ложь?
Тот же Москаль, несколько раньше комментировал «самоубийство» прокурора Шубы. Мол, стрелял по мишени, стало плохо, а карабин возьми и стрельни самовольно и, самое главное, прицельно. Прочему мы не требуем, всем кагалом, предоставить нам материалы следственного эксперимента? Было бы интересное кино! Почему скрываются имена «свидетелей»? Если из опасения за их жизни, то это не самоубийство! Но мы схавали. Как схавали убийство Кушнарева. Семья его, правда, какое-то время добивалась правды, потом затихла. Видать, уговорили. Еще раньше схавали «самоубийство» Кравченко. Ладно, поверили, что мог стрельнуть в себя дважды. Но почему никто не поинтересовался схемой ранений? Чтобы можно было убедиться, что одно из них на самом деле могло не привести даже к потере сознания. И тем, куда легли обе пули? Если одна в потолок, другая в угол – с большим трудом, но можно поверить в самоубийство. Если же обе кучно в потолок – человеку, несомненно, помогли.
На том же Майдане присутствовал Пискун, в бытность генпрокурором объяснявший сокрытие определенной информации тайной следствия. Схавали! И даже адвокаты, мелькающие регулярно в телевизоре, начали повторять, как заклинание: «Тайна следствия!». Хотя своим заявлением генпрокурор нарушил уже упомянутую статью 365 УК. Ибо никакой тайны следствия не существует! Существуют секреты оперативных разработок (нельзя выдавать стукачей), но они перестают быть секретами, когда становятся материалами уголовного дела. Могут быть засекречены имена свидетелей, если им угрожает опасность, либо сведения, составляющие государственную или военную тайну, но не обстоятельства преступления. Если, к примеру, на секретном заводе рабочий Иванов видел, как рабочий Петров ударил рабочего Сидорова по голове болванкой, из которой вытачивается секретное изделие, то засекретить можно название завода, название изделия и фамилию Иванова. Но то, что сделал Петров с Сидоровым, не подлежит засекречиванию. Никто не может запретить Сидорову объяснить друзьям за рюмкой чая, почему у него забинтована голова, равно как и Петрову позвонить из ментовки жене и сообщить, что сегодня он не будет ночевать дома, потому как учил уму-разуму своего лучшего кореша.
Вы меня спросите: зачем метать бисер перед свиньями? Ведь и так понятно, что власть умеет только врать и красть.
А затем, отвечу я вам, чтобы выделить в этой однородной массе редкие экземпляры тех, кто способен усвоить простой закон сохранения: чтобы красть, надо чтобы было что красть. И, при удаче, еще более редкие экземпляры тех, кто знает, как этого добиваться. Наконец, затем, чтобы остальные вынуждены были нанимать себе помощников умнее себя и иногда к ним прислушивались. Глядишь, постепенно что-то наладится.