Как-то в старобывшие времена, пребывая на ДД под ником «химик», я упомянул в коментах про старый набросок текста. В сюжетной линии герой, страдающий приступами безумия, вырезает себе глаза. Коллега Oldcat написал, что желал бы видеть сам рассказ. А я клятвенно пообещал выполнить волю товарища. Вспомнил о своем обещании только 7-го числа сего месяца. Порылся в архивах, но ничего не нашел. Поэтому пишу текст по-новому. Тут я представляю первую часть.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
 
В сомкнутых корабликом ладонях лежат улитки. Желтые и черно-белые полосатые домики склеились в пирамидку. Пальцы покрыты рванными перламутровыми лентами засохшей слизи. Жемчуг улиточных дорожек окутывает спиральные жилища слизняков. Моллюски попрятались, страшный, ослепительно белый жар высушивает их тела даже под защитой полупрозрачных стен. Из желто-белесых они становятся серыми и морщинистыми. Глаза-перископы втянуты в умирающие тельца.
 
Жалость наполняет его изнутри. Она кислотой проедает ткани невидимого тела, разрушая их на своем пути. Вслед состраданию приходит вкус томатного сока. Пронзительное сияние неведомого светила преломляется в алом потоке. Изо рта струей течет кровь, поначалу капая и весёлым дождиком барабаня по улиточным домикам. Капли сливаются в единый поток, столб соленой жидкости. Почему-то кровь тяжелая и вязкая. Медленно растекаясь, жидкость обволакивает улиток, охлаждает их, наполняет высушенные тельца новой жизнью.
 
Улитки вытянули глаза. Колышущийся миниатюрный лес в руках. Кровавый поток стекает с раковин, покрывая их прозрачным лаком. Кровь не засыхает и не превращается в черную растрескавшуюся корку; она ручейком утекает за пределы видимости. Поднять голову невозможно, всё сосредоточено на улитках, на их движениях. Они начали расползаться, разрушая перламутр древних следов и создавая новый орнамент слизи.
 
Орнамент! Надо понять, разгадать знаки, быстрее, пока не закончилась кровь. Свет! Несущий дыхание ада, совсем не кровавый, как на древних фресках, где черные в проклятье Господнем демоны, несутся в хороводе ненависти вокруг котлов и провалов, полных серного огня и грешников. Свет сияет в идеально белом потоке, заполняющим, иссушающим, превращающим в прах и растворяющим в себе все сущее. Ад без цвета и формы. Только кровь останавливает его движение, бесформенную длань всесожжения. Пока она течет – можно жить, потом – сияющий поток и … всё.
 
Тусклый молочный свет. Он смотрит в потолок, отмечая серые паутинки на пластиковом карнизе. Паучок зря начал свою работу, мухи были редкими гостями в этой квартире. Но никто его не трогал, лишь раз в неделю, в субботу, сложное строение – плод неусыпного труда, походя сметался веником. В тот же день паучок опять брался за строительство. Интересно – он один и тот же, или таки разные приблуды? Если он один – то чем живет?
 
Хотя субботние уборки остались в прошлом. Хозяин квартиры уже не интересовался пылью, обильно покрывавшей мебель и аппаратуру. Его не удивлял грязный песок в прихожей, потеки на окнах, ржавая дорожка, умозрительно разделявшая унитаз на две симметричные половинки, объедки и немытая посуда, которые превратили кухню в дурно пахнущую помойку. Гости давно не ходили к нему.
 
Выпростав худые руки из-под одеяла, он долго рассматривал их. Потом встал и, держась за стены, побрел в туалет. Стены и паркет неприятно пружинили. День вступал в силу, комната и кухня освещались все больше и больше. Стены становились прозрачными. Теперь ему было видно, что внутри они жидкие, а сверху покрыты парафиновой на ощупь оболочкой. Внутренняя жидкость стен, густая и даже упругая, как тело медузы, вызывала отвращение. Если бы не предательская слабость, то ни за какие деньги хозяин не осквернился прикосновением к ним.
 
Туалет не вызывал подозрений. Монолитный унитаз казался единственной опорой в колышущейся зеленоватой массе, заполнившей пространство уборной. Проталкиваясь сквозь пространственное желе и сдерживая тошноту, он пробился к фаянсовому постаменту. Пробив невидимую завесу, он вышел в свободное пространство, чудесной силой сотворенное вокруг унитаза. Спазмы в желудке достигли апогея, горечь поднялась по пищеводу, и его стошнило желчью со слизистыми комками.
 
После рвоты ему стало намного легче. Теперь можно было стоять без дополнительной опоры. Пространственное желе отступило, та его часть, что осталась, стала тонкой и невесомой. Уже не наклоняя тело вперед, он, расправив плечи, проходит сквозь преграду, которая рассыпается пылью. Цепная реакция разрушения уничтожает паутину препятствий. Путь в ванну открыт.
 
Хрустальная колонна ледяной до боли воды смывает кровь и обломки ракушек с рук. Шурша по эмали, кусочки покинутых домиков исчезают в непролазно черной дыре стока. Он жадно пьет хрусталь и кварц влаги. Втягивая воздух и давясь водой, трет язык об зубы, очищая его от горького налета. Мята зубной пасты окончательно забивает неприятный привкус. Какое облегчение!
 
Легко продавливая паркетины, хозяин перебирается на кухню. Шесть бусинок-глаз маленького паучка следят за ним. Древнее существо бросило свою работу и проворно перебирая лапками следовало за хозяином. Восьминогий ткач давно путешествовал из кухни в комнату и назад.
 
Взяв со стола первую попавшуюся тарелку, покрытую присохшими, бесформенными и пожелтевшими остатками еды, он пошел к холодильнику. Паучок замер в углу потолка, не видимый никем. Теперь его внимание приковано к столу. Оказывается, на обгрызенном яблоке завелись личинки мелких мушек-дрозофил. Паучок совершал ритуальное путешествие, чтобы посмотреть, сколько еще им осталось до окукливания. Такими темпами осталось ждать не больше двух дней. А там и свежие мушки подоспеют.
 
Убедившись, что огрызок никто не тронул, а червячки растут и активно копошатся, паучок потопал в комнату продолжать свои труды по совершенствованию трехмерной ловушки. Хозяин остался на кухне сам, если не считать бессмысленную группку будущих жертв миниатюрного комнатного хищника. Нагрузив тарелку полуфабрикатом-пиццей, он засунул её в микроволновку.
 
Через минуту чудо китайско-корейской фирмы издало призывный лязг. Он достал горячий пирог. Марево пара над плоскостью тарелки сплеталось в вязь символов. Пленка сыра на поверхности надувалась пузырями и лопалась, разбрызгивая сыворотку. Весь кусок представлял собой горячую амебу, огромное одноклеточное, с вакуолями колбасных кружков и кровянистой протоплазмой кетчупа.
 
Тошнота снова подступила к горлу. Он гадливо поставил тарелку на стол, обрекая пиццу на превращение в жирный сухарь. Осторожно, ногой ступил на половицу. Она не поддалась под давлением и не потеряла свою твердость. Облегчено вздохнув, хозяин квартиры достал сморщенное яблоко из салатницы. Кисло-сладкие куски фрукта не вызывали отвращения. Перекусывая на ходу, он подался назад в комнату. Пора на работу.
....
(Продолжение после 11-го)