Жили - были дед да баба. Как только дед не старался, а детей у них так и не было. Совсем! … Нет, что это я. Были у них дети, да еще сколько! Как сейчас помню: Абрам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил такую толпень,…, в общем, размножались детишки по геометрической прогрессии. Так, что там дальше? … Ага, стали они жить да поживать, ясненько … подошел к нему дрожа, а он хрясь, и порубал его, вдрызг, … вот те на! Как вам детишечки? Тут мы пропустим; а тут все одно и тоже: один подходит дрожа, а другой …, ну вы в курсе. Ладно, в пень такую сказку, давайте лучше быль послушаем.
 
Жили себе мещане, в старом-престаром доме. Старожилы, сидящие на лавочке при входе, травили басни, что вроде бы сам князь Попсуй-Шапко тут сруб банный во времена незапамятные велел построить. Вот от того сруба, где князь с полюбовницами телеса парил, и ведет род их домишко. Дальше – больше; некоторые из старцев били себя в немощную грудь, и впаривали прохожим, что мы-де – старцы почтеннейшие и есмь потомки того князя от тех самых полюбовниц, истинные попсуйцы. Кто смеялся, а кто и верил. Да, маразм никогда и никого не щадил, и наших мещан тоже не обминал.
 
Что до князя, то тут дело темное, а вот времена недавние помнятся лучше. Много сот лет царь Горох да король Фарамонд мещан гоняли, и домик их приступом брали. Бывало, бегут стрельцы, бердышами машут, а их рейтары палашами, да в капусту, хрясь, хрясь. Ой, что, опять хрясь!  Выходит таки, что и они детишки того самого деда с бабой. Чудеса, да и только! Пушечки палят, сабельки машут, царь с королем душу тешат. И всей-то разницы мещанам, что стрельцы, набегая, крали все, что ни попадя, да меда мещанские, сладкие, столетние, враз выпивали; а рейтары харчами перебирали, да баб за сиськи щупали.
 
Одначе и мещане не зевали. Вскорости, сбившись в ватагу, пошли они с Фарамондом к Гороху, стольный град гороховский спалили, с медами поступили, как завещано: "око за око", сиречь выпили без остатку. Злато да узорочье по карманам да торбам распихали. Правду молвить, мещане гороховские толпой немалой собрались тогда, рейтарам королевским изрядных оплеух понакидали, да и нашим мещанам досталось. С больной от медов головой, приперлись они назад, злато и прочее добро жиду-шинкарю спустили без остатку. На этом их подвиги не закончились. Распускать ватагу не хотелось, посему, в том же составе, да еще прихватив стрельцов в помощь, пошли они короля Фарамонда, за лжи его богохульные карать. Рейтаров посекли видимо-невидимо, гусарам крылья повыдергивали, костелы вместе с патерами пожгли к псам, и только собрались фарамондовскую столицу разорять и палить, как призадумались.
 
Тут надобно сказать, что мещане набрались как на подбор – здоровенные да зело борзо разумные. Однако это только в сказке все лепота да благорастворение. Было у них и два изъяна: вдруг, прямо на ратном поле, впадали они в раздумье медитативное. А еще жутко они мужей начальствующих, собой же избранных, не любили. И царь Горох и брат его Фарамонд мантии носили для украшения особы своей, а мужи мещанские, дабы спины от плевков ядовитых уберегать. И только в походах бранных, мещане покорность начальствующим изъявляли. Бают, не знаю, правда это или брехня, что добивались покорности той мерами крепкими – батогами, плахой да колом.
 
Вернемся к мещанам-то нашим, в думу погруженным. Неведомо, от нужды ли телесной, али по недомыслию, порешили они нежданно, к какому царю-королю приклонится. То ли Гостомысл кому наснился, а может зелено вино фарамондовское разум помутнило. Опять же, нелюбовь к начальству самоизбранному, желанию безумному потакало. Повернули они с земель Фарамондовских, возрадовав того несказанно. Пройдя к домишку своему, собрались мещане в круг – толковище толковать, кого своим царем-князем назвать. Надобно тут сказать, что со времен незапамятных стрельцы гороховские, кто по царскому указу, кто и самовольно, к мещанам подселялись; породнились уж многия, разом с мещанами басурман трепали, ясырь да ясак добывали. И зачали они кричать: "Приклонимся-де к царю Гороху благолепному. А он ужо нам и харчей заморских и зелья винного поприсылает задарма". Кто из мещан сумлеваться зачал, а не уворует ли царь-государь свобод их, тому сулею вина да торбу злата выдавали. А кто похуже был, да послабее, тому и пинка в зад. И согласились мещане под Гороха пойти. Вот тут им кирдык и пришел.
 
Как засумлевались разумники за свободы свои дедовские, так и сталось. Прислал царь Горох стрельцов видимо-невидимо. Повыгоняли те мещан с земель их, да засели сами там. Одначе, могли еще они мужей начальствующих сами избирать. Тут очередной король заморский подоспел, Гороху скольконадцатому по шеям надавать порешивши. Тогдашний муж главенствующий, воспылав страстию к свободам дедовским, да злату гороховскому, вместе с королем тем на Гороха, до того им любимого, войной пошел, да проиграл. Мещан стрельцы гороховские из пищалей постреляли, с детишками да женами на пики понасаживали. Горох тогдашний мужей-то и сократил, насовсем. А дед того Гороха с Фарамондом-королем дом мещанский поделили на две части неравные, Фарамонду поменьше, а Гороху – поболее. И стали они над мещанами суд да расправу чинить. Кто плетьми прикладывается, кто в костелы загоняет, за ксендзов убиенных молитвы схизматические возносить. К работам принуждают, плоды же взращенные отымают, дьяволово семя.
 
Так мещане лет триста терпели...
 
Конец первой части.