К дурдому толпа подкралась тихо. Этому способствовала ночная темнота. И даже если кто-то подскальзывался и сопровождал своё падение нецензурной лексикой, из-за темноты все делали вид, что никто ничего не слышал.
Национальная Гвардия, делавшая вид, что охраняет дурдом от толпы, также соблюдала тишину. И темноту.
Когда дурдом был уже на расстоянии вытянутой руки, кто-то громко закричал:
- Видчыняй!
И тут же пару человек хором подхватили:
- Эге-гей!
На что кто-то довольно отчетливо произнес:
- Он не гей! Он - янилох.
Под шумок, кто-то что-то зажег, но на него тут же зашикали, нефиг, мол.
Из темноты задних рядов в темноту передних стал прорываться Порносюк. Его узнали даже в темноте по флуорисцирующей налобной повязке, почему-то съехавшей на локоть.
Он что-то кричал, но сбившаяся уже с локтя на рот повязка заглушала.
Тут кто-то опять крикнул:
- Видчыня...!
Но, раздался смачный шлепок и орущий заткнулся.
Толпа неистовствовала. Но, - молча и на цыпочках.
Так продолжалось невыносимо долго - минут двадцать-пятнадцать.
А может, и десять.
Раздался тихий осторожный шепот:
- А давайте сюда днем придем протестовать, когда внутри кто-нибудь будет...
Но и ему договорить не дали. Сразу несколько глухих ударов заставили смельчака замолчать...
 
Так же тихо, как и пришла толпа растеклась по прилегающим улицам и растворилась в них, как снег в лужах.