«Прислал ей кто-то сыра, грамм, думается двести,
А, может быть, и триста…»(пластилиновая ворона)
 
И товарищу Сталину прислали как-то, грамм, думается, двести. Зерен пшеницы. Из Грузии, из Кахетии. Из Грузии – это уже кое-что в глазах товарища Кобы. Но пшеница действительно была особенная. Из одного зерна вырастало несколько проростков. Эти ростки вытягивались до метр семьдесят. Представляете пшеничное поле практически в человеческий рост? Причем стебли, при такой высоте устойчивы к полеганию – дождь и ветер им практически не страшны. Но главное – на каждом стебле не один колос. До пяти штук! И все полные, нормальные. И мука из них получается вполне качественная.
 
Товарищ Сталин своим, практически гениальным мозгом сразу пронзил весь вопрос насквозь, до самого донышка. Во-первых, можно наконец-то накормить вечно полуголодную страну. Хотя бы хлебом. Да и экспорт – он ведь за валюту. Конечно, Коба был большим ученым. От языкознания до хореографии. Но большие ученые на то и большие ученые, чтобы открывать перспективы, намечать генеральные линии. А тактическими вопросами пусть занимаются ученые помельче, специально обученные люди. Таким, специально обученным, во всех смыслах этого слова, был товарищ Лысенко. Да-да, тот самый, Трофим Денисыч. Академик. Тот, что про яровизацию и всякие другие прибамбасы. Опять же, дисциплинирован, борется с врагами народа в науке. Один Вавилов чего стоит.  
 
И призвал товарищ Сталин к себе товарища Лысенко. И поручил внедрить и развить. Если партия сказала "надо" – комсомол ответил - «Есть!». Взял Денисыч под козырек и умчался развивать и внедрять.
 
И скоро уже докладывал об успехах. О том, что от четырехсот грамм такой пшеницы удалось получить триста семьдесят килограмм потомства. О том, что мир еще не видывал такой урожайности. Что можно выращивать сто – сто пятьдесят центнеров с гектара, даже больше (на данный момент максимальная урожайность пшеницы в районе ста центнеров, отдельные рекорды –до ста шестидесяти). И все благодаря гениальной прозорливости. Предложил назвать сорт «Сталинская ветвистая». Дабы увековечить.
 
Товарищ Сталин мягко пожурил за головокружения от успехов, посоветовал выращивать на солнечных, влажных и тучных землях. В общем, остался доволен.
 
Однако Трофим Денисович в данном случае включил «падишах, ишак и ходжа – научить говорить ишака за двадцать лет». В расчете, что либо ишак, либо шах, либо, в крайнем случае, Ходжа, склеят ласты.
 
Дело в том, что явление Христа народу ветвистой пшеницы было далеко не первым. Первое пришествие в Российскую империю случилось еще в семнадцатом веке. Все удивлялись и ахали, бросались выращивать. И плевали потом на это дело. Дело забывалсь. Через какое-то время следовало следующее пришествие. Под никами «американская семиколоска», даже «мумийная» (действительно, в захоронениях фараонов находили практически такие же семена). Опять все кидались выращивать. И опять получалось «нифига». Уже в двадцатом веке, на вполне научной основе, эту пшеницу протестировали. И отбраковали. Никакого чуда там нет. Обычная тучная, или (другое название) английская пшеница. Распространена в средиземноморье. много колосьев на стебле. Действительно хорошего качества. Но требует большого количества влаги, тепла, хороших почв. В неподходящих условиях стремительно вырождается и дает обычный один колос.  А главное – даже в идеальных условиях ее необходимо высеивать в разы реже, чем обычные сорта. «Чтобы колос колоса не слышал голоса». В результате дает не бОльший, а, зачастую, меньший урожай на единицу площади, чем привычные сорта. Сейчас кое-где выращивается, но в основном служит для селекционных целей – скрещивать с другими сортами.
 
Изюминка вопроса в том, что отец Трофима, агроном, пробовал баловаться. И ничего у него не получилось. Плюнул. И сказал, что нефиг. И в журнале, редактируемом товарищем Лысенко – младшим, выходила статья, посвященная кустистым, мнгоколосным злакам. И тоже – нефиг. Но Денисович развил бурную деятельность. Сеял и получал невиданные урожаи. По крайней мере так писали газеты.
 
В итоге падишах – Сталин таки окочурился. А Лысенко еще немного побуйствовал при Хрущеве. Потом вышел в тираж.
 
Не впервой академику «из народа» было колебаться вместе с линией партии. Был он поклонником генетики. Стал убежденным мичуринцем-ламаркистом. Переобувка в воздухе произошла после (вот совпадение!) разговоров с Кобой. Тот на заре туманной семинаристской юности познакомился с теорией Ламарка. И стал ее убежденным адептом до конца жизни. Естественно, и Трофим Денисович. До конца жизни, по крайней мере, до конца жизни Сталина.
 
Тут нужно объяснить. Жан-Батист Ламарк был выдающимся ученым. Достаточно сказать, что именно он назвал беспозвоночных беспозвоночными. И был соавтором термина «биология». Но главное, что сделал – теория эволюции. Да, как Дарвин. Только на пол века раньше. Его теория оказалась неверной. Но уже то, что во времена господства церкви, с ее убеждением, что Бог создал мир. И он такой с тех пор и остался. Уже сам факт создания теории, которая доказывает, что живое не неизменно, не закостенело, а развивается, изменяется, достоин восхищения.
 
Ламарк считал, что организмы изменяются на протяжении жизни. Жираф тянет шею, чтобы дотянуться как можно выше. И шея чуть удлиняется. Гепард стремится бежать как можно быстрее. И за его жизнь эта способность чуть улучшается. А потом эти улучшения передаются потомкам. Вот водораздел между теориями Дарвина и Ламарка и проходит в том, что по Дарвину естественный отбор подхватывает удачные изменения, которые заложены еще до рождения. Постепенно усовершенствуя приспособленность организмов. Ламарк же считал, что усовершенствования, возникшие при жизни – наследуются. Время и молекулярная генетика показали, что Дарвин оказался прав. А Ламарк – совсем наоборот. Заметим, что оба выдвинули свои теории задолго до обнаружения материальных носителей наследственной информации (ДНК).
 
Сталин был упрям и факты его не переубеждали. Когда во всем мире бешеными темпами развивалась генетика (хотя роль ДНК еще не была выявлена), он, в тридцать шестом году уничтожил в Москве институт медицинской генетики. Этот институт был одним из передовых исследовательских центров. Во многих направлениях опережал все мировые достижения. Ближе к концу жизни Большой ученый и вовсе объявил генетику идеалистической лженаукой. Со всеми вытекающими. О мракобесии того периода красноречиво свидетельствует такой факт. В пятидесятом году старой большевичке (действительно старой – семьдесят девять лет) Ольге Борисовне Лепешинской была присвоена Сталинская премия за то, что та «доказала» возможность появления живых клеток из неживого вещества. Такой себе гомункулус в двадцатом веке.
 
Великим Ублюдком Сталиным развитие генетики на теренах советской империи было отброшено на десятилетия назад. Вместе с нею пострадали цитология, физиология.
 
Как подсчитать, сколько продовольствия было недополучено из-за фактической остановки работы селекционеров?  Насколько пострадала медицина? Ведь физиология, генетика, цитология – это киты, на которых она держится.
 
Если баран становится главой иерархической системы, он подбирает себе подчиненных – баранов. Или удачно маскирующихся под баранов. Бараны бываю хитрыми, изворотливыми, коварными. Поэтому не так уж редко они чего-то возглавляют.
 
Пока что у нас баранократия не устоялась, не закостенела. Менять ее нужно как можно быстрее. Иначе бараны прорвутся и закрепят оборону везде. В бизнесе, управлении, политике, искусстве. И начнется отрицательный отбор. Бараны будут отсекать нормальных людей от всего. Что-что, а защищаться они умеют. Встали в круг, выставили рога. Попробуй пробейся. Тем более в головах сплошная кость. По таким головам бить – себе дороже.