Знаете, в последнее время я стал частенько цепенеть, стоя вечером у окна. На фоне огней многоэтажек, размытых моим близоруким взглядом в радужные пятна, на стекле отражаюсь я, темный, с дырами глаз на бесстрастном лице. И тогда начинается беседа. Все мои Я оживают отдельными голосами. Сумбур голосов резонирует с темными провалами внутриквартальных улочек, редко где подсвеченных химически белыми или гнойно-желтыми мазками светильников. Голоса бормочут, перебивают друг друга, стремясь донести неведомо кому заветную мысль, согретую и взращенную то ли чувствами, а может и логикой. Кто в этот момент их слушатель?
 
Сейчас мне кажется, что мой мозг лишь арена их состязания за полное обладание разумом. Пока я сижу и набираю этот текст, работаю, иду домой, в общем – живу как все, их нет со мной. Но вот приходит вечер, и я боюсь смотреть во мрак окон. Голоса их забываются сразу, но смысл сказанного надолго осаждается тревожащей мутью. Он несвязно беспокоит мою душу весь день, причудливо искажаясь воображением в те моменты, когда я единое целое. Через мое целое пробиваются тени этих идей, сгибая в сколиозе плечи, стирая и без того небогатые краски города; страдают даже восково-алые майкрософтовские тюльпаны рабочего десктопа.
 
Что они говорят, за что ратуют, нестройным хором убеждают и проклинают. Я давно перестал доискиваться, кто и откуда они. Зато теперь стала явно различима многослойность моих индивидуальностей. Неожиданно, банальное событие, услышанное слово или фраза, взгляд, брошенный на потерянную детскую рукавичку, затоптанную в грязном снегу остановки, развязывают им языки. Политика, судьба страны, неясные контуры грядущего, в последние дни дали им тучную почву для дискуссий. В основном они вежливы, некоторые примитивны, многие практически неразличимы между собой. Отдельные звучат постоянно, скорее всего, это основа моего совокупного Я; другие – редкие гости, эпилептические предвестники, аура раздражения и гнева.
 
Дни, бесперебойно сменяясь, как врачи в реанимации, отсчитывают время оставшееся до 7-го февраля. Неужели апокалипсис не был плодом разрушения сознания безумного Иоанна? К чему это волнение, беспокойство? Может уже сломана вторая печать, и явится всадник на коне красном, как огонь, с правом лишить землю мира и вынудить людей убивать друг друга.
 
– Глупости, – пафосно изрекло прагматическое Я. Это оно, в последние годы, подает мне основные рекомендации: как правильно жить, зарабатывать и тратить, откладывать, воспитывать ребенка и общаться с женой, начальником и коллегами. Прагматик продолжил, – Конечно, ничего не будет. Вообще ничего не измениться, по крайней мере, для тебя и твоей семьи. Или ты, дурачок, думаешь, что небожителям интересна судьба насекомых. Конечно, может, походя, они и растопчут твою конторку. Не беда, найдешь другую работу. Какой-никакой, а дипломированный специалист. Вот объявят в политехе вакансию старшего научного, а ты тут как тут.
 
Тут пискляво заныло пессимистическое Я (оно всегда встревает и портит настроение), – Какой к черту специалист! Ни дня на производстве – и уже знаток. Что проку с твоего диплома и диссертации; ты хотя бы адсорбер пристойно рассчитать сможешь, а? – В общем, совсем совесть потеряло. Мозговые перверсии достойные доктора Джекила (лишь бы не Хайда), правда? Я наделил свои эго совестью и голосом, видимо, с головой у меня все же непорядок. Это Я заткнуть легко, на такую акцию самомнения пока хватает. Что я успешно и делаю. Продолжая бубнить гадости в адрес хозяина, оно залазит назад в подсознание, но я точно знаю, будет там подслушивать и в самый неудачный момент высунет свое хрюкающее рыло. Что же – дадим врагу отпор!
 
– Идиот! – пришло время патриотического Я, которое, с маху, выдало мне весьма нелестную характеристику. Понятно; досталось за внимательное слушанье внутреннего прагматика. Каждый раз после его поучений, появляется патриот, и начинает бранить меня. При этом он апеллирует к патриотизму, либерализму и демократизму, что, несомненно, присущи моему совокупному Я.
 
– Ты что, не представляешь себе, какой нас всех ждет позор! Всех, и тебя тоже. Как ты покажешься на глаза коллегам из Польши, а? Какие гранты, какое сотрудничество, забудь, – весьма убедительно показывало мне мрачное грядущее эго-патриот. – А бандитские районы, где уже годы, как можно спокойно гулять, никак забыл, – оно продолжило ехидничать, – погоди, вот изберут твои недалекие соотечественники Яныка, посмеемся. И не надейся, что в Львове будет иначе, чем по всей стране. Шапкой не отделаешься.
 
– А чем тебя тупой зек не устраивает? – тяжеловесно вопросил прагматик. – Подумай здраво, может это и к лучшему. Напишешь дрянной проектишко, миллиончика эдак на три, половину отдашь в Киеве откатом, остальную денежку обналичишь, с остатка две трети выдашь руководству, ну а остальное – твое. Годика за два, за три, обсосешь тему и берись за другую. Делать ничего не надо, рассчитываться будем отчетами. Все равно, их никто не читает. Чем тебе не карьера? А придет кто поумнее – что тогда?
 
– Да кто тебе такую тему даст, – таки хрюкнул из своего уголка местный скептик. Устроившись поудобней он продолжил, – Нужна им морока с откатами. Это все ваши интеллигентские штучки. Витины ребята простые, как семейные трусы без резинки. Деньги будут тырять напрямую, без околичностей, так что – получай дулю, а не проект!
 
– Вот именно, – подтвердил патриот. – Ну подумай, а не лучше ли нам честно поработать над реальным делом? В конце концов, сколько можно отписками заниматься. Деньги взяли, пару килограмм бумаги извели, а результаты? Не себе, не людям!
 
Скептик не дал ему договорить, и снова встрял в беседу, – Какие реальные проекты; вы что, совсем не в себе? (Кому он это, подумалось мне?) Когда это у нас занимались реальными проектами, кто помнит? Закупили макаронный завод в Италии, потом его наладили и запустили итальянские инженеры – вот и все стройки века. Кому ты на хрен нужен, со своими дурацкими проектами?
 
К нему подключился прагматик, – Истинно глаголешь! Охота тебе морочиться с расчетами. Делай как я сказал – и будет тебе счастье. Нет разницы между Витей и Юлей; все равно, они ничего не решают. Не надейся, вспомни 2004 год. Помнишь? Как ты гундосил – заживем по-новому, поработаем во благо Родины, козлищ изгонят, агнцев наградят. И что? Получил? Кого наградили, а кого изгнали, напряги мозг, припомни. Думаешь Юля другая? Вот так придет и все изменит. Да даже если и изменит, прикинь – оно тебе нужно? Тебе стабильность нужна, запомни!
 
– Если так рассуждать, то вообще ничего не нужно! – патриот явно обиделся, услышав последнее высказывание скептика. – Выходит – зачем думать? Хватай и тащи – вот тебе и вся стабильность! А дети, внуки? Что будет с ними? Вечно тащить нельзя. Не возьмемся сейчас, потом не наступит никогда. Вспомни – кем ты хотел стать? А кто ты теперь, какую карьеру себе уготовил? Хочешь быть одним из многих, дармоедом? Путь открыт, тропа проторена поколениями тунеядцев. Валяй! Вперед! Но только потом не жалуйся: "Ах, ах! Никто ничего не умеет, не знает, не хочет…". Чего стонать, они такие же, как и ты.
 
Вот так бьются они в нескончаемом споре. Аргументы одни и те же, советы не меняются, и консенсуса явно не намечается. Кого слушать, кому верить?
 
Я снова подхожу к окну. Как ребенка, меня тянет к завораживающей жути неизвестного. Полуулица, полутюль с двух сторон перекрывают появившуюся тень. Я пытаюсь сфокусировать взгляд, увидеть ее глаза, познать намерения. Все впустую.