Откровение Крошки енота
 


 
сразу подчеркиваю - тогда я еще не умел оформлять прямую речь.. Поэтому не обращайте внимание на ошибки.
 

- Крошка, ты где? Иди сюда. – Позвала енотиха.
 
- Я здесь, мама! – Крикнул он, выбегая из зарослей высокой травы в облаке порхающих бабочек.
 
Она сидела на крыльце тростникового домишки, улыбаясь ему с такой теплотой, словно на ее губах светило само солнце. Уже давно одна. И гораздо дольше – одинока. Но с ним из ее глаз неизменно исчезла печаль, а утратившее краски существование приобретало потерянный смысл. Однажды бесплотная старуха-пожирательница унесет в зубах ее душу на дно логова звериных теней, однако здесь останется тот, кто будет помнить о ней всегда и продолжит нить рода новой крохотной жизнью…
 
- Какой же ты уже большой! – Ласково сказала енотиха, глядя на сына.
- Да! Я уже большой и храбрый! – Гордо ответил Крошка, поднимаясь на задние лапы.
- А вот мы сейчас это проверим… - Она приняла серьезный вид, будто о чем-то размышляя. - Сможешь ли ты один отправиться к пруду и нарвать нам для ужина сладкую осоку?
- Да! Да! Я смогу, мама! Я принесу еду сам!
 
Маленький енот радостно запрыгал от восторга. С его шерсти осыпались лепестки цветов и небольшие птичьи перья. Хвост за спиной колыхался, словно лист на ветру.
- Что ж… Тогда ступай, а я буду ждать тебя здесь.
 
Он взмахнул лапами и решительно зашагал по тропинке, ведущей прочь от дома. Енотиха проводила его любящим взглядом. Спутница-тоска кружила где-то поблизости, ожидая, когда светлая улыбка незаметно померкнет…
 
Купол сумрачного леса сомкнулся над его головой, лишь только он вошел в туннель между спящих деревьев. Огромные стволы тянулись вверх, будто колоны бесконечного зеленого храма. Повсюду густились изменчивые тени. Дорога хранила отпечатки чьих-то следов. Кто-то взирал на путника из укрытия, и гулкие звуки доносились с разных сторон. Крошка-енот ловил их обоими ушами, двигаясь по тропе, как зачарованный невольник луны. Темные формы, рожденные игрой рассеянного света, возникали, тут же исчезая из виду. Сверкающая пыль клубилась в одиноких лучах. Близился вечер. Он шел, пугливо озираясь, и сердце билось в клетке груди все сильней.
 
Вдруг, что-то серое появилось впереди, справа. Оно медленно отделилось от пятнистого занавеса чащи и молча замерло, чего-то ожидая. Маленький енот испуганно остановился, пытаясь разглядеть чужака.
 
- Добрый день! Я иду к пруду за осокой. – Сообщил он дрожащим голосом о своих намерениях.
- Не бойся, подойти поближе. – Сказало существо, опускаясь к земле.
 
Крошка глянул назад, и ему до боли захотелось вернуться домой, к маме. С трудом удалось заставить себя передвигать ослабевшие конечности. Призрачный незнакомец мягко шевельнул хвостом.
 
- Как же ты отважился покинуть светлую поляну? Разве тебе не страшно здесь одному?
 
В бархатном голосе пытливо наблюдающего создания мелькнула интонация любопытства.
 
- Нет, я уже большой и сильный! – Смело заявил малыш-енот и немного сократил дистанцию, испытывая при этом холод во всем теле.
- Вот как. – Желтые глаза с узкими зрачками усмехались, прищурившись на пепельной морде. – Значит, ты не испугаешься врага, который ждет тебя и знает, что ты уже идешь…
 
- Ждет меня? Кто?
 
Крошка тихонько присел. Вот теперь ему действительно было не по себе. Его уши прижались к голове так, что их почти не стало видно.
 
- Тот, Кто Сидит в Пруду. – Сказала дикая кошка, глядя вдаль по тропе. – Ты встретишься с ним скоро, когда окажешься на берегу. И если ты действительно храбр, он отдаст тебе осоку. А если нет…
Серая спина изогнулась, после чего странный зверь лениво побрел обратно в лес.
 
- … ты станешь его рабом до конца своих дней!
 
Последние слова донеслись откуда-то сверху, из-под нависшей листвы. Потом воцарилось молчание.
Потрясенный малыш какое-то время сидел неподвижно и думал. Как мог он в своем возрасте нажить такого злобного врага?! Что это значило – быть рабом у кого-то другого? И как понять, что у дней твоей жизни возможен конец, за которым их нет?...
 
Идти дальше теперь не хотелось. Однако обещание было дано.
Преодолевая страх, Крошка побрел вдоль тенистого лабиринта, стараясь не думать о плохом.
Спустя несколько долгих мгновений он обнаружил яркий силуэт выхода к пруду.
 
Когда плотная гуща деревьев внезапно расступилась, Крошка вышел на открытое пространство и небо, укутанное облаками, воспылало золотым огнем прямо над его задранным носом. Сияющие пушинки, похожие на алых мотыльков кружили, опадая с высоты. Дивный запах водяных растений казался ему взвесью неизвестных ароматов. Мховый покров стелился ковром, приукрашенным сотнями цветков.
 
Маленькому еноту показалось, будто он очутился на дне покинутого колодца, окруженного стенами из зарослей. Здесь было тихо и безмятежно. Настоящее царство летаргии. Однако холодные мурашки возникли на его спине. И это бегали не те цепкие насекомые, которые иногда оказываются на шерсти, а другие – скрытые под ней.
 
Он окинул взглядом пруд. Тот напоминал мамино зеркало, но только темное, мутное, проросшее травой по краям изнутри. Над волнистой поверхностью клубился зыбкий туман. Округлые листья в виде сердец распластались у дальнего берега. Что-то медленно дрейфовало в центре заполненной чаши, ставшей ловушкой для бесчисленных капель дождей. Оно не внушало угрозы. Зато омут, должно быть, хранил в себе мрачную тайну, и в глубине этой залитой ямы покоилось нечто, возжелавшее ему зла.
 
Крошка стоял, ожидая на месте, слушая редкие всплески воды. Там, впереди он увидел длинные стебли осоки, но помнил, что перед тем как ее нарвать, ему предстояло встретиться лицом к лицу с врагом, бояться которого нельзя ни в коем случае. Иначе придется жить в рабстве…
 
Собравшись с духом, он двинулся к кромке водоема, чтобы вызвать безликого соперника наружу. Дремлющий пруд служил тому норой. Быть может, и вечным пристанищем для енота-малыша, если удача отвернется в схватке. Он отгонял подобные мысли, робко воображая, насколько сильней может оказаться его злой визави.
 
Когда до края суши остался один шаг, Крошка замер и внутренне сжался. Пруд все также выглядел безмолвным и гладким, лишенным даже вялого движения жидким стеклом. Ничто не нарушало его обреченный покой. Никто не явился из тусклой мглы, чтобы напасть на незваного гостя.
 
- Эй! Я пришел. – Подал голос пилигрим, оцепенело скрючив когти.
 
«Берегиисссссь!» - Зашелестел тревожно ветер позади.
 
« Смотрииии! Смотриии!» - Проскрипели массивные ветви деревьев.
 
Шерсть одиночки, стоящего у входа в запредельную бездну, поднялась дыбом. Он смотрел вперед, не мигая, и выискивал признаки чужого приближения, но ничего не происходило. На пустынной поверхности все также дрейфовало омертвелое бревно.
 
Стараясь не делать резких движений, Крошка добровольно ступил в теплую воду, ощутив при этом сырость исходящих от нее испарений. Липкая влага скопилась вокруг глаз, однако это был холодный пот.
 
- Выходи! Я тебя не боюсь! – Крикнул Крошка с отчаянным надрывом.
 
«…боюсь… боюсь..» - Вторило приглушенное эхо, разлетаясь в тишине.
 
Спустя несколько секунд он позволил себе вдохнуть, ощущая, что от неимоверного напряжения паморочится в голове. Похоже, серое создание в лесу попросту солгало - здесь не было того, о ком оно вело речь…
 
Вдруг будто молния пронзила его хрупкое тело. Он вскрикнул, взвился вверх и в ужасе отпрыгнул назад. Яростное шипение вырвалось из глотки, как только до него дошло, что хитрый чужак сумел подкрасться так близко к его задним лапам, и чуть не уволок в мутную темень на дно.
 
- Выходи! Выходи, я здесь! – Издал рычанье маленький енот, грозно щерясь.
 
Враг не спешил выползать, оставаясь в своей комфортной среде, и коварно выжидая, когда жертва вернется за осокой на территорию топких владений.
 
Потянулись минуты. Терпение иссякло. Крошка переместился поближе к линии перехода, осторожно вглядываясь вниз.
 
Тот, Кто Сидит в Пруду тут же возник из-за края берега с диким выражением на морде.
 
Черная поперечная полоса была словно маской, под которой пылали угольки безумных глаз. Оскаленная пасть угрожала страшными клыками, на них отчетливо угадывались остатки чьей-то плоти и крови. Растопыренные пальцы заканчивались шипами острых когтей, готовых распороть противника надвое. А самым поразительным оказалось то, что это безобразное чудовище тоже было енотом!
 
Одержимым. Уродливым. Поедающим себе подобных…
Малыш громко завопил, не в силах больше выдержать пронзительный жуткий взгляд и бросился наутек – назад под защиту леса.
 
Он бежал изо всех сил, задыхаясь, спотыкаясь и падая. Невидимый преследователь гнался за ним по пятам, но Крошка прибавлял скорость, отчаянно пытаясь оторваться. Тропинка плыла под лапами, будто посыпанный листвой ручей. Время превратилось в тягучую массу, сотканную секундами-пчелами из отравленной пыльцы гиблого кошмара. Крошка енот не оглядывался. Обратная дорога казалась совершенно бесконечной, а меркнущий день быстро наполнялся могильным мраком. Ему чудилось, что свирепая тварь за спиной дышит ему в затылок, но в какой-то момент бег прекратился последним падением в пустоту.
 
Он рухнул на живот. В пыль. Разбив губу об камень.
Затем беспомощно лежал так, не замечая склонившейся над ним енотихи-мамы и тростникового домишки, озаренного светом лампы, стоящей у окна.
 
- Что с тобой? Почему ты дрожишь? – Спросила она, ласково касаясь его взмокшей челки.
 
Ему было трудно ответить. С языка срывались капли слюны. Сознание размазалось, теряя четкость очертаний. В груди занялось жгучее пламя, и боль от удара рождала вместо слов непроизвольный стон.
 
- Мама… Мама… Я не принес осоку… Я больше никогда не пойду на пруд!
- Что случилось, малыш? Тебя кто-то обидел?
 
Ее ладонь опустилась на плече сына, чтобы передать ощущение спокойствия, но он дышал слишком тяжело, иногда срываясь на кашель.
 
- Там.. В воде сидит злобный енот! Он.. Он хотел меня схватить. И забрать…
 
- Глупенький. – Губы женщины озарила добродушная усмешка. – В следующий раз ты не показывай ему свой страх, не пытайся напугать в ответ, а вместо этого просто улыбнись.
 
Малыш обернулся.
 
Позади тянулась уходящая во тьму дорога. Демон исчез, возвратившись в свое логово ни с чем. Крошке повезло – смерть упустила свой шанс, и обреченное безысходное рабство, к счастью, миновало. Тем не менее, он был практически на волоске.
 
- Нет! Твердо ответил маленький енот, сплевывая красный сгусток на землю.
– Когда-нибудь, но не сейчас…
 
* * * * * * *
 
Улетели годы. Для этого им не понадобились крылья - они просто незаметно вспорхнули и исчезли в дымке прошлого, оставив после себя оброненные перья воспоминаний.
 
Многое изменилось. Кое-что сохранилось прежним.
 
Енотиха-мама все также одиноко сидела у крыльца, медленно седея от монотонности собственной жизни. Слой блеклой шерстки скрывал паутину морщин на ее лице, застывшем, словно воск вокруг свечного огарка. Она витала где-то далеко, путая временами заманчивые грезы рассудка с опостылой реальностью безликих будней. Сын все больше отдалялся, и теперь ей часто приходилось оставаться одной, наедине с приятными миражами, иллюзорный приют которых она предпочитала объятиям болезненной печали.
 
Крошка между тем подрос. Друзья именовали его по-взрослому – Крох, потому что он стал зрелым юношей, променявшим дом детства на бесцельное скитание в глуши обитаемой клоаки. Долгими днями он пропадал с ними, слоняясь по просторам леса, в поисках развлечений и разного рода пищи: для тела, для чувств и для ума. Первый пункт потребностей удовлетворялся практически регулярно; два других - не доедали.
 
От безразличия и скуки характер подростка начинал все заметней искажаться, отчего в его зрачках поселился холодный презрительный огонек. Это был вызов миру, брошенный еще, в тот памятный вечер, когда безжалостный двойник отнял у него покой. С тех пор смутное осознание незавершенности давнего дела, будто заноза в подкожных тканях, причиняла Кроху ноющую боль. Его поражало, что мать могла ходить за проклятым растением в то самое место и оставаться невредимой. Хищный двойник не имел над ней власти. Зато Крошка был не в состоянии избавиться от страха, который неизменно продолжал тяготить его день за днем…
 
- Мам, что у нас есть из еды сегодня? – Спросил он неожиданно, раздумывая о чем-то мрачном.
- Я не знаю… Прости, я забыла совсем.
 
Ее взгляд созерцал блуждающую точку, запертую в нездешнем потустороннем аквариуме.
Опущенные плечи даже не пошелохнулись. Цветок на коленях явно завял.
 
- Тогда я схожу к пруду. Хочу осоку.
Она машинально улыбнулась, демонстрируя одобрение – впервые за долгий срок сын решился отправиться к заброшенному озерцу, так напугавшему его в детстве.
 
- Хорошо, сынок. Ты молодец... Я буду ждать тебя тут…
Крох посмотрел на мать, но не сумел встретиться с ней глазами. С некоторых пор она замыкалась все глубже и глубже в себе.
 
Испытывая легкую горечь, он побрел, склонив голову и готовясь к неизбежному противостоянию. Знакомая тропа стелилась к стопам, извиваясь, будто сброшенная змеиная кожа.
 
Полумрак под сводом леса поглотил молодого енота, словно липкая паутина, сотканная сгустками теней. Тишина вобрала звуки его движений. Опавшие желтые листья перекатывались с легким шелестом между древесных корней. Сердце уже не колотилось, как в детстве, но кровь похолодела, а тело утратило гибкость. Он крепко стискивал зубы, чтобы разогнать гневом мерзкую слабость.
 
Плевать на все! Главное – не дать себя унизить. И ни в коем случае не бежать!..
 
Обломок ветки, попавшийся на пути, оказался идеальным орудием, которое само легло в ладонь, когда он подобрал его из грязи. Утолщенное окончание казалось продолжением руки. Оно со свистом рассекало воздух, подчиняясь воле хозяина. А тот желал лишь одного. Это было единственное, что наполняло его разум, погруженный в губительный морок…
 
Высокий туннель чащи распахнулся, как рваный занавес в конце пещерного коридора, но данный выход вел не на поверхность, а в пустую каверну, частично затопленную водой. Холодная сырость осени клубилась в воздухе дрейфующей дымкой. На пепельном небе двигались черные тучи. Казалось, они ползут прямо из земли, и было очевидно, что скоро сюда явится гроза.
 
Крох постоял немного, созерцая исподлобья блики на темной смолянистой глади. Ветер возник откуда-то сверху, разогнав по поверхности мелкую рябь. Треснувший ствол где-то поблизости издал протяжный стон. Кулаки енота крепко сжались.
 
- Ну, что, тварь? Поговорим?
 
Он криво усмехался, ощущая горячие волны в собственном теле.
Мышцы сводило от напряжения.
 
Когда он шагнул в сторону пруда, зрачки его глаз превратились в осколки айсберга под толщей океана, а лицо – в безжизненную каменный слепок на могильной плите. Он слышал далекий стук, который раздавался в висках. Летящие клином птицы пели прощальную песню. Еле уловимый запах тлена сочился из зарослей камыша. Ветер ненастья стих. Мрак постепенно заполнял пространство. Снаружи сознания. И внутри…
 
Остановившись у провала в зазеркалье, Крох увидал, что небо внизу почернело наполовину.
Он задержал дыхание, будто перед погружением ко дну и через мгновение склонился, чтобы зазирнуть в пропасть.
 
Тот, Кто Сидит в Пруду медленно высунулся из-за края суши.
 
В потусторонней тьме его перекошенную морду почти не было видно, однако выражение отвращения угадывалось без труда. Глаза напоминали волчьи ягоды. Лапы висели вдоль туловища слегка отведенные в стороны, как у готового к избиению бойца. Пальцы скрючены. Такой же длинный прут в левой ладони.
 
- И что? Хочешь сказать, что ты здесь хозяин?
 
Двойник не ответил, предпочитая молчание.
 
- Ну, давай! Давай!!! Иди сюда, придурок. Рискни своей долбанной башкой!
 
Другой енот взмахнул палкой и выпустил когти. Но не издал ни звука. Чужак готовился напасть.
 
- Значит так, мне по боку, твои жалкие угрозы, уродец! Я возьму осоку – столько, сколько надо. И если сунешься ко мне, клянусь – твои мозги будут плавать по всей этой убогой луже! Ты меня понял?
 
Сидящий в Пруду оскалился, указывая на Кроху когтистым пальцем. Было видно, что он бросил во врага безмолвное проклятие, однако Крох почувствовал лишь давящий обруч, возникший вокруг глотки. Слишком слабый, чтобы суметь его задушить.
 
- Ты ничтожество! Я тебя ненавижу…
 
Подросток выпрямился, презрительно засмеявшись. Плоть содрогалась от хохота, рвущего грудь. С губ слетел плевок, который упал в вниз, не достигнув своей цели - между ними остался барьер - призрачная тонкая пленка воды.
Внезапно полыхнула далекая молния, и краткая вспышка озарила на миг потускневшую реальность.
Белый контур охватил силуэт чужака. В темных глазницах загорелись огни. Раскрытая пасть наполнилась острыми клыками. Орудие в его лапе засветилась и стала длиннее, обратившись убийственным жалом. Тот, Кто Сидит в Пруду преисполнился гневом мщения…
 
Стоило немалых усилий, чтобы не отпрыгнуть назад, как это уже случилось однажды в детстве. Крох сдержался, испытывая накативший озноб. Стараясь не делать резких движений, он не спеша отступил. Медленно повернулся, словно языческий истукан, и деревянной походкой пошел вдоль берега, намереваясь исполнить то, зачем явился в это место. То, о чем только что заявил своему немому двойнику.
 
Вновь поднялся промозглый ветер, который отталкивал его прочь, пока он срывал побеги осоки.
Вытянутые листья были острыми, словно лезвия бритвы. Никто не пытался помешать. Только раскаты грома доносились все ближе и громче со стороны грозовой массы.
 
Когда набранная кучка растений показалась ему достаточно крупной, Крох побрел на негнущихся конечностях к единственной ведущей отсюда тропе. Шипящий ветер гнал его сзади к мглистой дыре в стене леса. Молодой енот чувствовал спиной тяжелый, жгучий взгляд. А еще, подступившую к горлу тошноту.
Домой он возвращался, как в тумане. Не разбирая дороги. И не помня себя.
 
Мать сидела на лавке, склонив голову на бок.
 
Появление сына она встретила теплой улыбкой, совсем не замечая свисающих листьев в его руке.
Он положил их ей на колени, и мама-енотиха мягко коснулась порезанных пальцев, улыбаясь, будто пребывая в счастливом сновидении.
 
- Эй, братан, мы тебя час уже ждем! Где ты был? – Послышался чей-то посторонний голос.
 
Подросток обернулся на зов.
 
Невдалеке стояло две сутулых фигуры приятелей – Полосатый и Шустрик – которые кисло хмурились, не скрывая своего раздражения по поводу бездействия и скуки.
 
Он вспомнил, что договаривался с ними отправиться сегодня «на дело».
 
Человеческий дом на пчелином лугу хранил в себе множество дивных вещей. Некоторые были слишком любопытны, чтобы их хотелось выкрасть под защитой сумеречного заката. Вечер сулил программу небезопасных развлечений, дающих возможность избавиться от лишнего времени, коим так полна обычно юность.
 
Крох приветственно кивнул.
 
- Мне надо было уладить одну проблему.
- Рад за тебя. Ты идешь?!
- Да...
 
Он с сожалением глянул на мать, и поплелся к друзьям, машущим, чтобы Крох поторопился. Женщина смотрела ему в след, опять погружаясь в себя…
 
---------------------------------------------
 
* * * * * * *
 
Была ранняя зима.
 
Снег начал падать мелкими крупинками, устилающими землю, россыпью белых точек.
 
Беглец петлял среди блеклых стволов, позволяя себе останавливаться только для того, чтобы восстановить дыхание. Оно покидало легкие рассеянным облаком пара. Температура постепенно опускалась по мере угасания дня.
Много лет прошло с тех пор, как судьба впервые сыграла с ним злую шутку. Ему пришлось покинуть дом, скитаться, воровать, убивать и скрываться, чтобы выжить. Грязь облепила его душу усохшими слоями, как корка гноя зараженную рану. Он стал другим. А каким был раньше - уже не помнил. Память хранила один единственный облик, который возникал перед ним всякий раз, когда он пытался воскресить в себе прошлое. Особенно молодость - солнечные годы безвозвратно потерянные в мусорной свалке дней.
 
Что с ней стало теперь? Жива ли?.
 
Постаревший Крох, нареченный в среде воров Шрамом, ковылял, держась за бок, по знакомым местам. Ему хотелось верить, что небо подарит еще один шанс повидаться с Ней перед смертью. Когда жизнь подходит к исходу, все становится неважным. Тем более, если эта самая жизнь давно превратилась в сплошную череду бессмысленного насилия и обреченного бегства. Кому ты нужен в этом равнодушном мире? Твой труп никто не оплачет, после того, как все закончится; его попросту сожрут, даже если останки будут присыпаны в грунте. Лишь те немногие близкие, которые дарили когда-то свою любовь, не предадут, примут и помогут.
 
Больше деваться некуда.
 
Единственным родным существом на этом Свете была для него мать.
 
Шрам замер, ощущая острую усталость во всем теле. Пот стекал со лба. Наплывами паморочилось в висках. Он тяжело дышал, с тоской разглядывая старый домишко, чья крыша давным-давно прохудилась. Возле него сидела сгорбленная старуха, почти ослепшая и трясущая подбородком. В руках она держала мертвые цветы.
Его глаза вдруг застелила пелена слез, и что-то скорбное защемило в сердце.
 
- Мам, это я… - Хрипло прошептал он. Но слишком тихо. Она покачивалась, созерцая пустоту перед собой. Падающий снег ложился на ее реденькую шерстку.
 
Он побрел к ней, роняя капли крови на прелый лиственный ковер.
 
- Мама, я вернулся. Мам…
 
Шрам обнял ее за плечи. Старуха подняла голову, воззрившись на сына без тени узнавания. Он увидел бесцветные стекла там, где раньше у нее были зрачки.
 
- Это я – Крох. Я вернулся, мама!
 
В этот миг губы енотихи озарила ласковая улыбка, которую он так любил когда-то.
 
- Крошка!.. Сыночек… Я ждала тебя и все думала, что ты скоро вернешься…
 
Вдали послышался лай собак. Это означало, что ищейки взяли его след. Бегущие псы способны покрывать большие расстояния за малое время, а целенаправленно несущиеся борзые делают любое бегство практически невозможным. Если бы он решил остаться тут, ожидание было бы недолгим. Однако Шрам принадлежал к тем опасным тварям, которые легко без боя не сдаются.
 
Он положил голову ей на ладонь.
 
- Прости меня, мама! Прости…
- Люблю тебя, малыш.
 
Старуха с нежностью погладила его остриженный затылок, как делала это в детстве.
Бродяжник-енот поднялся с колен и в последний раз поцеловал свою мать на прощание.
Ступая на проклятую тропу, он не оглянулся, потому что с некоторых пор навсегда перестал оборачиваться уходя…
 
------
 
Стылый пруд изменился только внешне.
Голые деревья тянули к нему свои ветви. Птицы и звери исчезли до весны. Безымянные снежинки кружили в воздухе, опускаясь на матовое зеркало темного диска. Там они растворялись, поглощенные мутной жидкостью - сотни крохотных смертей, влекущих вечное единение.
 
Сплошная гуща облаков двигалась с востока над землей, укутывая солнце, будто саван. Зима заглатывала Мир, словно змея пойманную в кольцах мышь.
 
Это все очень скоро придется забыть.
 
Превозмогая боль, Шрам выбрался на берег пруда и встал напротив распахнутой бездны. Мороз заметно усиливался, но внутри у него леденел еще более гиблый холод. Он приблизился кромке воды, чтобы посмотреть сквозь нее в глубину.
 
Тот, Кто Сидит в Пруду был верен своим принципам.
 
Шраму не пришлось разочароваться. Старый недруг встретил его совершенно безжизненным взглядом. Его морду пометил секущий рубец. Между ребрами виднелся свежий порез, и первые капли крови клубились под поверхностью пруда как раз именно в этом месте.
 
Они изучали друг друга без злобы и суеты. Бойцы, совершившие десятки убийств никогда не позволяют эмоциям проявиться. Даже перегрызая чью-то глотку, их разум остается чист от бессмысленных сомнений, потому что по этому пути они оба ходили уже много раз.
 
- Ну, что, приятель… У нас с тобой есть одно нерешенное дело.
Шрам едва шевелил губами. Он без спешки извлек из-за пояса нож, большим пальцем раскрыл его и перехватил рукоять так, чтоб было удобней держать при ударе.
 
- Нам нечего делить, браток. И вроде, ты мне ничего не сделал, но… кто-то должен сдохнуть, иначе никак. Ты ведь понимаешь – либо ты, либо я…
 
Где-то позади пронзительно залаяли собаки. Спустя несколько секунд раздался выстрел. Один.
Затем повисла тишина.
 
- Мама! – Енот резко дернулся, оглядываясь через плече, и его душа закричала, разбиваясь об кокон из грязи.
Поздно. То, что случилось, станет бременем до конца его дней.
До конца сегодняшнего дня. И то – вряд ли…
Шрам люто взвыл.
 
Откинув назад руку, он что есть силы ударил пруд, погрузив лезвие в тело двойника. Рука вошла туда по локоть, не встретив никакого сопротивления. Раздался булькающий звук, и в лицо полетели обжигающие холодом брызги. Враг канул в воде, сделавшись бесформенным пятном, состоящим из расплывчатых фрагментов, чьи контуры колебались, хаотично меняя формы.
 
Енот нанес еще удар. И еще. И еще. Отпуская контроль, он яростно бил куда-то вниз перед собой, не переставая, пока невдалеке, совсем рядом, опять не раздался шум охоты.
Теперь уже близко.
 
- Что ж, все... Мы в расчете.
 
Стряхивая с руки прозрачную влагу, Шрам как можно быстрее поплелся прочь, расчетливо не выходя на берег. Здесь собаки на какое-то время потеряют его след, а дальше, если повезет, снег поможет ему уйти от погони.
Сидящий в Пруду отныне его больше не беспокоил.
Пожухлая осока, склонившись, торчала из воды…
 
* * * * * * *
 
Дождей давно не было. Ливневые бури иссякли. Агония унялась, и природа покорилась Весне.
 
Ее бело-черная сестра окончательно отступила, покинув в бессилии трон во владение цветов, тепла и новой жизни. Земля покрылась травами, деревья облачились в пестрые одежды. Лес наполнился звуками радости, избавившись от завываний печали. А солнце пылало в обновленном небе все дольше и все сильней.
 
Путник был слишком дряхлым, чтобы его стоило бояться даже крохотным птицам. Они сидели прямо у ног, когда он волочился мимо, опираясь на посох из сохлой коряги. Каждый шаг причинял страдание.
 
Дорога служила ему наказаньем. Он шел по ней, словно блуждая по каменной пустыне, где вихри слепили песком глаза. На горизонте сиял мираж, и это было последнее место, куда стоило стремиться, чтобы обрести желанное забвение. Время для него остановилось. Все вокруг померкло и утратило смысл. Но призрачная цель вела его, не давая упасть во мрак.
 
Ослабевший паломник ступал по землям родного края, который был полон призраков из прошлого, поглотившего даже тот день, когда ему удалось уйти от смерти. Все они обитали здесь, возникая и уплывая из памяти. Множество лиц. Хороводы теней.
 
Он не чувствовал ничего. Только боль и венок из шипов скорби.
Все остальное умерло, оставшись позади.
 
Вот здесь был тростниковый дом. Крыльцо и рядом лавка. Мать называла его Крошкой, вечно сидя одиноко с охапкой полевых цветов. Он бегал по этой полянке, мечтая поскорее стать взрослым. Енотиха-мать с улыбкой встречала его появление. Им казалось, так будет всегда.
 
Но меченный шрамом старик не увидел ее, возле истлевших развалин. Лишь пушинки клубилась над грудой трухлявых пеньков. Она исчезла, и время навеки стерло ее следы.
Крох опустился наземь прикоснуться губами к пыли.
 
Древний пруд укутался низким туманом.
Над ним летали пары насекомых. Яркие лепестки спускались прямо с небес, зажженные волшебными лучами светила. И не смотря на день, были видны звезды, под которыми он мечтал найти покой. Шелест водяных растений приятно ласкал слух. Ветви деревьев роняли листья. Его приветствовали все местные создания, а травяной ковер растелился к уставшим стопам.
 
Старик вдыхал сырой воздух, полный забытых ароматов. Ветер приглаживал ворсинки на худощавом теле. Посох выпал из руки и стал ненужным. Он медленно побрел к зеркалу души, вошел в него и сел.
 
Тот, Кто Терпеливо Ждал в Пруду присел внизу возле гостя, молча созерцая его лицо со шрамом. Как давно они были знакомы! Крошка разглядывал старого енота, словно единственного друга. В глубоких морщинах лежало ушедшее время. Пройденная жизнь. Раскаянье.
Рисунки несказанных слов.
 
«Здравствуй, скиталец…»
И двойник кивнул, радуясь его появлению.
 
День погас.
Прошла ночь. Они менялись, словно мгновенья.
Следующий день вспыхнул и растворился в темноте.
Потом опять утро.
Полдень. Вечер.
 
Ему казалось, что он видит плавный, текущий сон о бликах и пустоте.
Вдруг вспомнилось детство. Мать сказала однажды, отдавая в подарок свою мудрость:
«Ты не показывай свой страх, не пытайся напугать, а вместо этого просто улыбнись…».
 
- Ох, почему я не слушал тебя, мама?!
 
Крох улыбнулся, глядя в отраженье.
Тот, Кто Сидит в Пруду дружелюбно усмехнулся в ответ. Затем поднялся, встал из воды и опустился рядом. Они безмолвно провожали закат в полнейшей тишине.
 
А когда солнце спряталось, двойник малыша позвал его в дорогу.
- Крошка, нам пора!
 
Боли не стало. Они пошли по воде, разгоняя шагами круги. Теплый ветер провожал их, прощаясь. Звезды освещали им путь. Впереди раскинулся наполненный светом, прекрасный и бесконечный океан любви.
 
НИРВАНА…
 
_________________________________01.03.2011