Ни технологии, ни культура, ни религия не способны выбить из человека дикость. Дикость, видимо, составляющая нашего генетического кода. Она помогает избежать или противостоять опасностям и угрозам, она отвечает за самосохранение организма, она включает инстинкт выживания – механизм, который помог выжить первобытным людям и развиться. Но развиты ли мы?
 
Расстрелянная семья в Гюмри, сброшенные с крыши геи, застреленные и распятые воры, забитая камнями женщина в Мосуле, аннексия территорий суверенного государства Украина, скрытая война в Украине и наглая ложь при этом «Нас там нет!» — все это для меня дикость. Равно как и расстрел французских карикатуристов, равно как и митинг мусульман в Грозном, организованный Кадыровым, равно как и травля режиссера Звягинцева за фильм «Левиафан», а музыканта Макаревича за помощь чужим детям чужой страны.
 
Нет, господа православные россияне и чеченские, иракские, сирийские мусульмане, в вас  не осталось ничего святого. Как убивали «во имя бога» в средневековье, так и продолжают убивать.
 
Институт религии дискредитировал себя целиком и полностью. Интересно, как бы мы жили, если бы свято верили в Науку? Не было бы понятия «измена, прелюбодеяние». Мы бы нормально относились к смене партнеров, объясняя ее гормон выработкой фенилэтиламина. Мы бы не сомневались – есть бог или нет бога, ибо знали бы – знание исключает сомнение. Нет доказательств, значит, будем считать, что нет. Есть прямые доказательства, значит, есть. Мы бы не поддавались эмоциям, которые в ходе «научной» эволюции могли бы притупиться и уйти на уровень инстинкта выживания. Мы бы руководствовались фактами и здравым умом. Мы бы не делали «большие и хорошие глупости» лишь потому, что они не логичны. Нет логики в поклонении недоказанного пророка/ангела/божества. Ни-ка-кой. Значит, не может возникнуть фанатичное чувство любви к идолу, значит, не может быть фатальных последствий в виде расстрела редакторов Charlie Hebdo. Если хочется верить во что-то доброе и светлое — верьте! Без идолопоконничества.
 

Религия и вера — разные вещи, понимаете? Кардинально.

Прикрываться именем бога, совершая первобытные убийства… и в 21 веке это прокатывает! Это будет прокатывать всегда. Даже не сомневайтесь. Это чудовищно. Но бог ведь – не чудовище. Так почему люди поступают, будто он изверг? Будто он не учит любить, прощать, усмирять гордыню…
 
Левиафан – ветхозаветное чудовище, давшее название фильму Звягинцева. Левиафан – чудовище, живущее внутри каждого из нас, являясь воплощением той самой дикости, о которой я писала вначале. Это метафора, конечно, однако вполне наглядно иллюстрирующая происходящее в обществе России, где есть свой Путин-бог и есть «пятая колонна»-«Левиафан». И добрый бог-Путин борется со злющим «Левиафаном». И его поддерживают бесстрашные верующие-самарцы с Мединским во главе. Фильм порочит честь богородицы-России.
 
— Водку так не пьют, — заявляет проповедник-Мединский.
 
А как? Пьют и много. И ругаются. И много. И с коррупцией на местах борются, но мало. От случая к случаю. Вот такие мученики, как герой Серебрякова. И страдают. И много.
 
Реакция резкая у общества, потому что общество увидело само себя. И само себе оно противно. Ведь Звягинцев уменьшил Россию до размеров маленького отсталого городишки, правительство – до мэра городка, институт церкви – священника, народ – до автослесаря Сергеева, оппозицию – до адвоката Дмитрия, олигархат и политикум – до Кострова. И вот в таком «микроскопном» варианте показан весь жизненный уклад России. Гнусный, безысходный, а потому противный. До такой степени, что у Сергеева не срабатывает защитная «дикость». Ему уже все равно. И он плачет.
 
Он смирился. А значит, перестал быть «диким».
 
Но в России происходит смена смирения дикостью. Все становится с ног на голову таким образом, который выгоден богу-Путину. И смирное общество было выгодно, а теперь и дикое. Времена поменялись. Так что же делать? Ведь и оппозиция, и «верующие» испытывают праведный гнев – каждый свой и каждый по-своему. И снова возникает дикость.
 
Никак от нее не уйти. Это в генетическом коде.
 
Ира Керст