1971 год, г. Харьков. Сбылась мечта идиота – я студент. Двоюродный брат дал мне на год свою комнату в коммунальной квартире: двадцать квадратов в самом центре города, стол, шифоньер, громадная кровать с панцирной сеткой (держись девахи!), небольшая этажерка, а на ней…
 
А на ней громадный, на пол тыщи страниц, талмуд, с золотом тисненых букв на обложке: Н.С. Хрущев «История КПСС». Несмотря на свой солидный вес, эта история историй советского народа станет моей карманной книгой на последующие три с половиной года.
 
Хочешь нормально жить в СССР, учиться, делать карьеру – учи, вернее, заучивай, героическое прошлое (а другого попросту не существовало) партии коммунистов СССР. А в той стране «народ и партия были всегда едины».
 
С тех пор всю историю своей страны я учил и сдавал в институте по этой книге: все в одном. Правда, цитируя Никиту Сергеевича, я ссылался на «дорогого Леонида Ильича». Но никто подлога не замечал и все проходило на ура. Было очень даже забавно.
 
1975 год, г. Харьков. И какому же это старому идиоту в Кремле стукнула моча в голову? По окончании мною первой половины четвертого курса, министерство высшего образования СССР ввело обязательный государственный экзамен по научному коммунизму в технических ВУЗах. Здравствуй жопа новый год. На подготовку, правда, дали аж целую неделю.
 
Еду домой. Матушка (адвокат при всех режимах – адвокат) достает мне спецпропуск в закрытую партийную библиотеку при обкоме КПСС. Шесть дней с открытия до закрытия, с часовым перерывом на обед (спецбуфет и диковинный «Pall Mall» по смешным ценам) я штудирую все, что меня обязывали знать и чем обязывали гордиться. Задумываться над содержанием не было времени: зубрежка, цитаты, шпоры.
 
По окончанию рабочей недели, выйдя из библиотеки, я ощутил окружающий мир с радостью и удивлением заключенного, после долгого срока вышедшего на волю. Громадная площадь Ленина с многометровым бронзовым Ильичем на ней. В моей головушке все еще кипят «Апрельские тезисы».
 
Эх, сейчас бы кепочку, да на броневичок. Толкнул бы я речуху не хуже самого. А если бы еще знакомым жестом, да на здание обкома. Чтобы с этим зданием, через пару часов сталось. Я тряхнул перегруженной головушкой, отгоняя прочь подленькие антисоветские мыслишки.
 
Сдача госэкзамена напоминала Сталинградскую битву в миниатюре. Личный состав кафедры научного коммунизма состоял сплошь из экс комиссаров с сизыми носами. От их цивильных костюмов исходил стойкий запах хромовых сапог и скрип кожаных портупей. Разжалобить такой оплот мирового коммунизма чем-либо было практически невозможно.
 
Сорок минут локального сражения, сорок минут стрельбы из пневматического ружья по крейсеру «Аврора». Изрядно вспотевший, получаю свой боевой «трояк» под недовольный скрип бывшего полкаша: «Мой друг в Гарварде научный коммунизм читает. Наши враги его изучают. А вы…». Во, бля! А почему же мы никакого научного капитализма с империализмом в придачу не штудировали? Ой, ой. Я пошутил. Ухожу, ухожу. Благодарствуйте, товарищ полковник.
 
Почти весь наш курс удовлетворился тогда «трояками». А двум парнишкам не повезло: им пришлось еще лишний год штудировать основы «научного» и заканчивать институт на год позже нас. Видно плохо они гордились своим прошлым.
 
Середина восьмидесятых, г. Бухарест. Приятно конечно в героическом советском прошлом, без партбилета на груди, попасть в командировку заграницу. Даже в так называемый социалистический лагерь, даже в Бухарест времен Чаушеску.
 
Во-первых, Бухарест был как-то уютнее и спокойнее базарной Москвы. Дефицит конечно был. Какой же социализм без дефицита. Зато бухла имелось вволю – пей где душа возжелает до не хочу.
 
Во-вторых, всякие там торгпредовские и дипломатические магазины не для всех. Первые уроки предпринимательства: взял блок «Явы» по одной цене и тут же вечером сдал швейцару гостиницы-пристанища в два раза дороже.
 
И в-третьих, самое главное. За один рабочий день тебе капало на счет, как дома за неделю. Твердой валютой тогда в странах с героической социалистической историей, всякими там долларами-фунтами стерлингов, не платили. По окончанию миссии тебе выдавали нежно греющий руки пресс так называемых чеков. А, уже прибыв домой, ты находил город с магазинами «Березка» и там тешил свое я покупкой осколков роскоши из стран, которые героической историей никогда не баловались.
 
Как вы поняли, загранкомандировка даже в самый несоветский  Muhosransk – это всегда здорово. Но сидеть в этой самой, мать ее, командировке целых три месяца мужику на пике своего репродуктивного возраста, прямо скажу – не очень.
 
Ну, первая неделя… Эйфория относительной свободы, знакомства, атмосфера уважения. И бухло, бухло, бухло. Днем, на работе, по чуть-чуть, согласно протокола, а вечером, в гостинице, вдвоем с напарником – до забытья.
 
Через неделю, когда амплитуда колебаний наших передних конечностей достигла неприличных величин, словно по мановению Божьего перста, явилась она - спасительница совращенных душ. Эх, Галина, подданная Румынии урожденная Харькова. Чтобы мы делали без тебя? Наверное, лежали бы рядышком с коллегой где-нибудь в дальнем углу городского кладбища Бухареста под табличкой с суровой надписью «Здесь лежат два советских алкоголика, совершенно не интересовавшиеся героической историей Румынии, и ее руководителя тов. Чаушеску».
 
Вместе с кудесницей Галиной к нам пришла литература. Та, эмигрантская, формата pocketbook, с микроскопическим шрифтом. И мы мужественно сделали правильный выбор, сменив алкогольный запой на литературный. Теперь, вернувшись в гостиницу после трудового дня (алкоголь по протоколу), мы быстренько ужинали и разбегались по своим номерам читать, оставляя пять-шесть часов для сна.
 
Я и раньше особого сладострастия при воспоминании о героическом прошлом своей страны не испытывал. А после месяца постоянных упражнений по прочтению литературы «коварных антисоветчиков» и «апологетов мирового империализма», мои, еще чуть-чуть тлеющие угольки «а может быть», потухли навсегда. Мы тихо попрощались с героизмом.
 
Конец восьмидесятых, г. Пхеньян. К тому времени я уже осилил Джорджа Оруэлла и его знаменитое «1984», но то, что я увидел в Северной Корее, поражало воображение. «Страна обязательного счастья», как года три тому назад написал я в одном из своих первых припадков графомании.
 
Голодные, дурно пахнущие жители этой страны назубок знали свою историю и очень ей гордились. Во всех своих неудачах они гневно обвиняли коварных янки, которые уже ухитрились увести с верного пути развития их южных братьев. Каждый северный кореец спал и видел, как настанет час праведного возмездия и они разобьют до основания американских империалистов, и сольются со своими южными братьями в экстазе священных идей Чучхе.
 
Спорить с этими «просвещёнными» товарищами было не только бессмысленно, но и в какой-то мере  элементарно опасно. Слава Богу, что вояж длился всего лишь месяц. После страны с героической историей, бардак времен горбачевской «перестройки с ускорением» показался мне пришествием коммунизма на одну шестую часть суши нашей планеты.
 
Дорогой Михаил Сергеевич! Я не ваш поклонник, но от всей души желаю вам как минимум отпраздновать девяностолетие. Можно по-разному воспринимать ваше участие в развале советской империи, но то, что вы старались дать право каждому человеку иметь свою оценку прошедшего – необходимо помнить всегда.
 
Вот такие истории. Разные и отнюдь не героические. Но – это уже история. Моя, личная.