Ох уж эти поцелуи. Исследование женской анатомии и загадочной женской души без поцелуев трудно представить. А ведь не всякое целование приносит желанное кружение в голове, томление и эрекцию.
 
Пуще холодной водицы отрезвляет заученное терзание рта ею, казалось бы, ещё минуту назад такой манящей и женственной. Имитация страстности. Главенство. В общем - фальш. Фальш – потому что за этим скрыто что-то более значимое, чем желание от души нацеловаться. Фригидность, феминизм. Неумение отдаваться. В лучшем случае, желание показать себя более искушённой, чем на самом деле. Но, милая, ведь мы же не для этого собрались, чтоб устраивать демонстрацию, как будто нас на камеру снимают.
 
Не надо, не надо плющить ему губы, вдавливая их в челюстные кости! Рот же заболит через три минуты.
 
Целоваться - это не шейпинг и не акробатика. Это плавный танец под музыку вальса "Мой ласковый и нежный зверь". Никто никому не наступает на ноги. Пусть он чутко отзывается на подсказывания, но ты ни в коем случае не веди. Или так, чтобы он не догадался. Тогда будет долго и без устали. И будет жаль, что закончилось, как бывает грустно после летнего ливня, что он закончился, а пока был – то всё было так необычно, захватывающе и немного страшно.
 
И не надо топить его в слюнях! Только врождённое джентельменство заставит его украдкой, чтобы она не заметила, раз за разом вытираться об манжету. Но остатки его джентельменства рассеются после её тревожных слов: «Милый, что-то не так?». И как раз сейчас ему было бы уместно рявкнуть: «Ну ты, дура, распустила слюни!». Нет, не рявкнет. Наверно, немного любит.
 
Вообще, слова «поцелуй» и «целомудрие» наполовину однокоренные. Конечно, я, грешный, не о тех поцелуях. И всё-таки. Целуются же на людях и ничего. То, что вообще с целомудрием общего не имеет, публично же пока не делают. Иногда даже умилительно выглядит и сердце радуется за молодых. Если целуются, значит, может, пока ещё только целуются детки, а последние бастионы стоят на радость беспокойным родителям. А даже если они и пали уже давно, то может быть всё-таки это любовь, а не скотское удовлетворение похоти.
 
В поцелуях есть некоторая самодостаточность. Как же это объяснить? Ну, вот можно ограничиться одними только поцелуями и это уже вроде как что-то было, даже если ничего другого и не было.
 
Начинающим преподавателем я возил студенток в колхоз осенью. Было такое раньше и способствовало сплочению группы, сохранности урожая и наплевательству крестьян на этот же колхоз.
 
Там я целый месяц целовался с одной студенткой. Она была такая тоненькая с длинными светлыми волосами, юная и при этом у неё была волнующая большая красивая грудь. Но дело не столько в внешности. Она целовалась так, как и была сама по себе: увлеченно, ненавязчиво, внимательно, нежно, с огоньком, а иногда и с юмором. Какая умница! Я был влюблён в неё всё время, пока целовался. Я сочинил ей стихи, единственной за всю жизнь и неплохие стихи. Она серьёзно собиралась замуж, а я уже там был и мы прекрасно понимали, что таких поцелуев нам более, чем достаточно. Из-за глупейшей мысли «ну не может же она не хотеть большего», я развивал инициативу и в ответ слышал потрясающее: «я не дам». Повторюсь, какая умница! От противного она утверждала, что это для неё значит – отдаться на волю мужчины. Это было так женственно, так музыкально, куда там пьяному перегарному придыханию «я хочу».
 
А недавно я получил единственный, но потрясающий, наповал, поцелуй от нашей поварёшки. Такая маленькая ладненькая чернявая хохлушка. Она собиралась в отпуск и в ожидании самолета мы с ней точили лясы под водочку за жизнь, как человек с человеком. Ну, как мужик с бабой, все-таки. Я собирался чмокнуть при расставании дежурно в щёчку, но был захвачен каким-то неуловимым её приёмом абсолютно без рук. Авторство поцелуя полностью принадлежало ей, но в то же время она в поцелуе полностью принадлежала мне. Несколько секунд я был полным её властелином и чуть не воспарил от этого на полметра над землей. Ну, я то знаю. Это была благодарность, за то, что поговорил.
Про поцелуи всё. "