Написано по мотивам фотожабы Михалыча и фоты, что находится в коментах, от Федора Злобина. Огромное спасибо коллегам из раздела ФОТО.
Текст несколько затянутый, но по-другому не вышло (хотя я провёл обрезание, убрав несколько сюжетов).
Постоянный адрес картинок тут: http://durdom.in.ua/uk/main/photo/photo_id/16151.phtml
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
 
Рыжий выглядывал из подвального окошка, наполовину выросшего в асфальт. Прищурив глаза удивительного золотого цвета, он наблюдал за проплывающей обувью. За два года нелегкой подвальной жизни Рыжий научился простым приёмам выживания. Особенно, что касалось общения с людьми. Сама обувь подсказывала ему, к кому можно подойти и попробовать посмотреть в глаза. Взгляд его действовал гипнотически, особенно на обладательниц высоких каблуков.
 
Он даже не мяукал, подобно своим соседям по подвалу – обычным серым и серо-полосатым котикам, промышлявшим в огромных (по кошачьим меркам) мусорных баках и настойчиво выпрашивавшим еду возле киосков с шаурмой. Рыжий просто смотрел и ждал. Весь его вид заставлял прохожих лезть в сумочки, кульки, доставать бутерброды и отделять от них колбасу или сыр. Рыжего любили гладить, пока он с тихим урчанием грыз добровольное подаяние. На руки кот никогда не шёл. Он ловко уходил от любого поползновения на объятия и моментально ускользал в своё убежище.
 
Анна Свиридовна вынырнула из звенящего забытья в холод реальности. Она лежала в груде тряпок, сбитых в грязно-серые комья на затертых полосах матраца. Её взгляд неподвижно застыл на дверной ручке. Так она встречала каждое пробуждение уже много лет. Осознание происходящего давно покинуло угасавший разум старушки. Хотя, какой старушки – через пару месяцев ей должно было исполниться семьдесят лет.
 
Ей не было и шестидесяти, когда умер сын. Сергей в детстве был хорошим мальчиком, но гены, безотцовщина и жизнь в рабочем квартале сделали своё – сын начал пить. Еще в ПТУ, куда ему пришлось поступать после 8-го класса, сын познакомился с алкоголем. Ему вполне хватало дарования продолжать учёбу в школе, с надеждой поступить в институт. Увы, ничтожная зарплата матери, скудная обстановка в однокомнатной хрущовке, старенькая одежда и потертая обувь, носимая годами, взывали к его совести. Работа на заводе гарантировала пристойные по меркам их маленькой семьи деньги, и он без колебаний выбрал этот путь.
 
На фабрику им. тов. Шаповалова Сергей пришел уже выпивохой. И сразу же влился в крепко пьющий коллектив. Он успел жениться на уборщице из заводской столовой, с которой прожил неполных пять лет. За это время она пристрастилась к ежедневной выпивке. Жена покинула его, исчезнув в неизвестном направлении. На руках Сергея остался крохотный мальчонка. Жену он не искал, да и не стоило.
 
Она уехала на заработки в Сибирь, устроившись поварихой в лагерь геологов. Пока партия в полном составе отправилась на поисковые работы, ей удалось отыскать запасы спирта. Выпив неразбавленной, морозной и обжигающей жидкости, она упала без сознания, не дойдя пару шагов до времянки.
 
Вернувшиеся через два дня геологи не нашли тела; в эту зиму волки заходили в лагерь даже днем, совершенно не боясь людей. Недолго посовещавшись, они решили не поднимать шуму, зная, сколько неприятностей им может принести вторжение разносортного руководства в налаженную жизнь экспедиции.
 
Сергей любил малыша, любил по-своему – приходя совершенно пьяным, просто невменяемым, он, шатаясь и держась за стены и мебель, подходил к кроватке и, дыша перегаром, касался щетинистой щекой лица ребенка. Утром, в недолгие часы трезвости, он подробно расспрашивал мать, жадно интересуясь здоровьем сына, новым словам, которым тот научился за прошедший день. К вечеру, опять абсолютно пьяным, он забывал утренние беседы.
 
Так повторялось изо дня в день, пока однажды Сергей не вернулся с работы. Огромный фрезерный станок втянул его тело, превратив за один полный оборот в кровавую массу с торчащими обломками костей. К этому времени Дмитрий Сергеевич уже ходил в школу, о чём его отец так и не узнал.
 
Анна осталась сама, и всю свою любовь сконцентрировала на внуке. Она не видела ничего, кроме Димочки, Димули, Димуси.… Еще несколько лет назад завод, где она проработала на конвейере много-много лет, приказал долго жить. Директор закрытого акционерного общества «ЭПЗ» Александр Зиммер за полгода до закрытия прекратил платить зарплаты. Редкая молодежь исчезла с завода в первые два месяца. Дольше всех продержались старики, не представляющие себе иной жизни, кроме расписанных годами прихода на работу, обеденного перерыва, планов и разнарядок.
 
Наивные работяги, собираясь на скудный обед, с апломбом детей рассуждали о светлых перспективах уже мертвого производства. Господин Зиммер, путем нехитрых махинаций, за пару лет превратил процветающий завод в груду развалин. Собственно, само предприятие обошлось ему в сущие копейки: взяв по блату кредит в стремительно обесценивавшихся купоно-карбованцах и набрав несколько пуков приватизационных сертификатов, скупленных ушлыми барыгами на городских рынках, он отхватил огромную территорию.
 
В действительности, его интересовала только территория и металл – огромное количество металла, накопленное на складах и составляющее невиданное богатство. Само производство составляло досадную помеху, которую, впрочем, было нетрудно устранить. Александр уже имел опыт по обустройству банкротства вверенного ему предприятия, процедура отлаженная и несложная. Главная задача – выжить трудяг. Наибольшая сложность – старые кадры, упрямо ходящие на работу даже после годичных невыплат. Но господин Зиммер умел ждать.
 
Покинув завод, Анна Свиридовна устроилась уборщицей в школе, где учился внучёк. Великим счастье она считала выгоднейшую подработку, которая «по блату» была предложена ей Зиммером. К тому времени процветающий бизнесмен обзавелся небольшим банком, куда набирал подсобный персонал по методу «копейка рубль бережет». Старые кадры с разорённого завода были как никогда кстати. Так ему удалось приобрести в добровольное рабство подсобный персонал – подметал, электрика, сантехника. Старички соглашались на копеечные зарплаты, радуясь и чуть не целуя наглому хозяину руки.
 
От завода к этому времени остались только корпуса, зияющие выбитыми окнами. Внутри всё было содрано, распилено и вывезено – включая алюминиевую проводку. Господин Александр Зиммер уничтожал всё вокруг с фундаментальным подходом, искренне считая себя новым, прогрессивным представителем людского рода. Лоснящееся лицо не выдавало семитские корни; поступь вразвалочку и тупой взгляд исподлобья дополнял картинного нувориша.
 
Дима рано осознал разницу между собой и своими товарищами. Он жутко стеснялся своей бабушки, а жестокие одноклассники нескончаемо дразнили его. В старших классах он мстил им, мелко пакостничая сильным и избивая слабых. Всю ненависть, накопленную за школьные годы, он обрушил на бабушку, искренне считая её повинной во всех своих бедах. Назло ей он начал демонстративно курить и выпивать. Но Анна, к этому времени страшно состарившаяся, не замечала диких выходок внука. И тогда он начал колоться, ещё в школе, и не поверите – тоже назло!
 
Сначала он обворовывал бабушку незаметно, как ему казалось. Анна Свиридовна то ли не замечала, хотя, скорее – не хотела замечать этого. Дима деградировал с неописуемой скоростью. Он так и не окончил школу, демонстративно покинув её стены, прославив себя воровством и хамством. Бабушку Аню, как называли её учителя, разозленный директор школы уволил вслед ушедшему Диме. Несчастье не ходит одно – Зиммер продал свой банк и подался в депутаты.
 
Новое руководство объявило, что оно не собирается содержать пенсионеров, и вышвырнуло стариков, не выплатив зарплаты за последний месяц. Напоследок им пригрозили повырывать руки-ноги, если посмеют пожаловаться. Но старички и не думали о жалобах. Молча проглотив оскорбления они разбрелись по домам. Умирать. Она осталась наедине с внуком, быстро угасающим от грязно-бурой смеси, которой он накачивал своё тело.
 
Оставшись без работы, баба Аня замолкла. Она забилась в свой угол, с равнодушным, сонным сосредоточением наблюдая жуткие сцены, разыгрываемые труппой наркоманов – друзей Димы. Страшные, серые лица, корчи и стоны, грязь и блевотина, шприцы, подбираемые с заплеванного пола и используемые десятый, может и сотый раз. Она смотрела и не видела. Внук затащил в кладовку матрас, кинул на него тряпьё, а на тряпьё кинул бабу Аню. Его раздражал её неподвижный взгляд, вмешиваясь в галлюцинации и «ломая кайф».
 
Баба Аня кушала едва ли раз в день. Нет, реже – может раз в два-три дня. Ржавую воду в грязной трехлитровой банке Дима заносил ей в каморку каждый день. Забывал редко, за исключением «удачных» дней, когда ширка лилась рекой. Анна Свиридовна не ощущала жажды или голода – она давно ничего не чувствовала. Голодное забытье спасало её от мук. Баба Аня ходила под себя, и запах застарелой мочи пропитал кладовку насквозь. Никто, ни она, не внук и его гости – никто не ощущал этого жуткого запаха разложения. И дело не в запахе, их души разложились уже давно, остались пустые оболочки-тела.
 
Наконец Дмитрий нашел применение бабе Ане. Его друзьям-наркоманам удалось потянуть из больницы кресло-каталку. В выжженный мозг пришла идея, он достал высохшую старушку, наспех обмыл её, посадил её в кресло, прикрыв мятым пледом, сунул в руку пластиковую миску и вывез на улицу. В первый же день она принесла ему доход, равный трем дозам. Радости Димы не было предела. Он щерил выщербленные черные зубы, перебирая мелочь на немытой заскорузлой ладони, покрытой с тыльной стороны незаживающими язвами от грязного шприца.
 
На второй день в мисочке было пусто. Швырнув бабку в её уголок, он всю ночь трясся от злобы. Следующим днем, притаившись возле мусорных баков, озверевший наркоман высматривал вора. Завидев зачуханного бомжа, подбирающегося к старушке он выбежал, со страшным криком размахивая доской с торчащими гвоздями. Из подвального окошка, с японским прищуром, и буддистским спокойствием Рыжий наблюдал за нами. Бомж попытался убежать, получил скользящий удар доской по плечам, рванулся, оставляя куски ватника на гвоздях, и был таков. Больше к бабуле в мисочку никто не лез.
 
Рыжий присматривался к новому объекту, появившемуся напротив его окошка. Безграничное кошачье терпение помогало ему принять правильное решение. Будучи котенком, он неосторожно подошел к группе мальчишек. Один из них, злобное двуногое существо, схватил доверчивого Рыжего и начал тягать беззащитное существо за хвост. Малыш выпустил когти, и что есть силы вцепился в руку мучителя, одновременно кусая её. Садист с воплем отшвырнул котёнка, схватил валявшуюся палку, и под выкрики, – Давай Димон, прибей его, – ударил Рыжего по спине, разорвав её до мяса.
 
Рыжий на всю жизнь запомнил эту боль и разочарование. Ожидание еды и ласки сменилось настороженным вниманием. Он научился распознавать садистов и неуравновешенных людей, но все равно, всегда обдумывал – стоит ли подходить к возможной опасности. Даже неподвижная бабулька, с крепко зажатой мисочкой в руках, вызывала у котика опасения. Рыжий так и не унюхал в опустившемся крикливом драчуне того самого малолетнего урода. Да, наверное, и не смог бы, так от него неописуемо воняло. Даже привычный ко всему котячий нюх отказывался различать запахи в этом потоке смрада.
 
Почти неделю Рыжий наблюдал за Анной Свиридовной. За это время он убедил себя в полной её безопасности. Особенно его манила мисочка в её морщинистых руках. Котишка видел, как люди опускают в неё что-то, возможно – съедобное. Наконец он решился. Выскользнув тенью из окошка, Рыжий осторожно, мягкой поступью вышел на дорогу.
 
Поздним утром депутат горсовета Александр Зиммер как всегда решил припарковать машину на тихой улочке, вблизи работы. После того, как какие-то паршивцы поцарапали ему крыло ключами, несмотря на то, что роскошный Мерседес был припаркован возле мэрии, под неусыпным оком местных ментов, он перестал доверять машину охране.
 
Мелкий котишка перебегал дорогу. Александр не мог изменить своей привычки и рванул Мерс в направлении Рыжего. Он страшно любил давить животных, не жалея дорогого автомобиля. Такой случай Зиммер не мог упустить. Рыжий неожиданно рванул в сторону, так, что депутат не успел отреагировать. Машину ударило о бордюр, Александра, не пристегнутого ремнем, кинуло вбок, где его висок встретился с болтом, крепящим ремень безопасности.
 
Сегодня с утра пластиковая крышечка, прикрывающая крепеж, соскочила и завалилась где-то под водительское кресло. Изрядно разжиревшему Александру было лень нагибаться, он только раздраженно выругался. Болт оказался значительно твёрже черепа – обширное кровоизлияние убило его в считанные минуты, после того, как машина остановилась возле бабы Ани, проскользив с добрый десяток метров.
 
Старушка даже не заметила огромный чёрный ящик, остановившийся в пару метров от её коляски. Ускользнувший от неминучей смерти Рыжий, нисколько не испугавшись, подошел к ней, притормаживая свои шаги с приближением. Впервые за последние годы, старушка увидела что-то иное – не дверную ручку и не серое пространство тротуара. Она увидела Рыжего, посмотрела в золотые-золотые глаза, не чувствуя закостеневшего тела нагнулась, протянула ему мисочку и прошептала:
 
– Кушай, котик.