Рассказ.
 
- А вот и улица Советов, 46,- сообщил таксист, лихо припарковывая зеленый «жигуленок» у трехэтажной бетонной коробки с грязными окнами. У входа плотно кучковались курящие мужики. Со всех сторон подтягивалась молодежь.
 
Я сунул таксисту полтинник и смешался с толпой. На меня оглядывались недоверчиво, но красная куртка помогла сымитировать классовую близость. Одна девчонка даже подмигнула.
 
У входа пускали по списку. Поставив галочку напротив моей фамилии, бородатый вахтер сказал подняться на второй этаж в приемную.
 
– Свет нам отключили. Не споткнись в коридоре, сынок! – предупредил он.
 
Пол в коридоре действительно был какой-то неровный. Посреди лестницы разляглась чудовищно лохматая дворняга. Я ее переступил, стараясь не тревожить собачий сон.
 
В приемной с десяток людей о чем-то спорили, их возбужденные голоса были слышны на весь этаж.
 
– Все отменяется. Точка. Вот каталог горячих путевок, лучше уделите внимание ему,– твердил один голос.
 
– Но люди собрались! Сегодня же праздник, день солидарности трудящихся! – возражал другой голос.
 
Я решительно открыл дверь и погрузился в накуренную атмосферу пота, спирта и скандала. Один из пролетариев меня узнал. Пожал руку, представил товарищам:
 
– Это вот политтехнолог из Киева. Его пригласил Михаил Семенович...
 
При упоминании о кандидате в приемной стало очень тихо.
 
– Кстати, где он? – осведомился я.
 
– Погиб.
 
Михаил Семенович, 60-летний председатель независимого индустриального профсоюза и популярный местный политик, скончался в городской клинической больнице в три часа утра. Его тело, изувеченное побоями, обнаружили соседи по подъезду.
 
– Говорят, там валялись куски арматуры с пятнами крови,– пробубнил нетрезвый мужичонка в изъеденном молью пиджаке со значком Партии регионов на лацкане. На него почему-то шикнули.
 
Соратники Михаила Семеновича сидели передо мной в сигаретном дыму, кто в кресле, кто на подоконнике, кто прямо на столе и обсуждали, как объяснить трудящимся отмену первомайского митинга. Митинг был приурочен к выдвижению главы профсоюза кандидатом в народные депутаты. Теперь, разумеется, ни о каком выдвижении речь не шла.
 
– Проведите траурный митинг,– предложил я.
 
На меня посмотрели, как на сумасшедшего:
 
– А кто будет платить?! Идейных у нас человек двадцать, соберемся и помянем. Остальное нам не по карману.
 
Вот оно что. Кидалово!
 
– Смотрите: сцена организована, молодежь подтянулась,– спокойно объяснил я,– Это все расходы. За все Михаил Семенович обещал заплатить наличными.
 
– Но ведь митинга не будет. Мне кажется, вы, как честный человек, должны вернуть задаток, потому что нашему профсоюзу даже нечем платить за свет! – выпалил заместитель покойного.
 
Члены президиума закивали головами. Я сплюнул и вышел, хлопнув дверью.
 
Псина все так же мирно похрапывала на лестничной площадке. Вахтер продолжал бдительно нести службу у вертушки при входе, попивая зеленый чай.
 
– И давно вам отключили свет? – поинтересовался я.
 
– Вчера вечером,– ответил вахтер,– Мне звонят со станции и говорят, что будут отключать свет. Мол, вы же не возражаете. Я говорю: еще как возражаю, мне хочется на службе телевизор посмотреть, да и Михаил Семенович работает! А мне в ответ: по договоренности с вашей бухгалтерией отключаем. И отключили. Хотя я пытался объяснить, что это какая-то ошибка.
 
Я вспомнил последний разговор с Михаилом Семеновичем. Он набрал меня по скайпу в пол двенадцатого, сказал, что будет работать над своей речью всю ночь и попросил дать телефон моего спичрайтера для консультаций.
 
– Серега, Михаил Семенович тебе звонил? – сразу же консультируюсь у спичрайтера.
 
– Да. Ему нужен был лозунг для политической кампании.
 
– Что за кампания?
 
– За справедливую оплату труда. На митинге он собирался рассказать, что доля зарплаты рабочих в цене товаров, которые производятся на округе, составляет меньше трети. Причем почти половина фонда оплаты труда уходит на обязательные отчисления. В результате государство больше получает налога на добавленную стоимость, чем рабочие – зарплаты. Поэтому он предлагает на этикетке каждого товара печатать процент реально выплаченной трудящимся зарплаты в цене производителя. Чтобы трудящиеся покупатели могли бойкотировать товары кровопийц-эксплуататоров, которые за гроши эксплуатируют наемный труд. Как-то так.
 
– Вижу, ты ему помог с жесткими формулировками.
 
– В основном это его формулировки. А мой слоган был таким: «Жадным олигархам – народный бойкот!».
 
– Гениально, как всегда. Ну, будь здоров.
 
Я сделал еще пару звонков, и у входа в профсоюз меня ждала стайка студенческих десятников.
 
– План акции меняется,– объяснил я,– Сейчас мы все выходим прямо на улицу и идем колонной в центр города. Кричалка такая: «Расследуйте политическое убийство!».
 
Молодежь дисциплинированно выстроилась и пошла за мной по дороге, а я орал в мегафон:
 
– Расследуйте политическое убийство! Расследуйте политическое убийство! Расследуйте политическое убийство!
 
Та девчонка, которая с утра мне подмигивала, начала без подсказки потрясать кулаком в небо. Остальные азартно подхватили этот жест.
 
Встречные машины останавливались и одобрительно гудели. Подходившим ментам я показывал заявку на проведение акции, даже не останавливая колонну. Оперативно перекрыть наше движение им не хватило пороху.
 
На площади Советских Космонавтов мы еще покричали свои требования под районной администрацией. К нам вышел на переговоры краснощекий пацанчик в костюмчике и заявил:
 
– Расходитесь, никакого убийства не было. Несчастный случай. Трое свидетелей подтвердили, что человек упал с лестницы, напившись горилки перед митингом.
 
Толпа засвистела. Я крикнул в мегафон:
 
– Дайте угадаю: никакой окровавленной арматуры не было, а ваши свидетели – купленный президиум профсоюза, который сейчас всей бандой собирает чемоданы и едет в теплые края!
 
Пацанчик дико повертел глазами и убежал. Через пять минут мне позвонили с нераспознанного номера.
 
– Кто это?
 
– Председатель администрации с вами говорит. Зайдите ко мне, пожалуйста.
 
Я подозвал активную девчонку, сказал ей оставаться за старшего и вошел в административное здание.
 
Меня ждали. Двери приемной и кабинета председателя были открыты. Толстяк председатель завел меня в комнату отдыха, закрыл дверь и сказал:
 
– Мы не заинтересованы в том, чтобы вокруг инцидента с Михаилом Семеновичем поднимался шум.
 
– Еще бы! Вы его устранили, когда узнали про отличную популистскую кампанию по справедливой оплате труда. Я бы предположил, что вы хотите украсть эту идею у покойника, если бы не знал, что ваша жена владеет тремя крупными предприятиями в районе. И числится директором еще одного, государственного, стремительно разваливающегося с явным намеком на приватизацию. Я слышал, что ваш брат, прокурор района, закрывает глаза на массовую невыплату заработной платы работникам предприятия вашей жены. В такой ситуации борцы за права трудящихся вам очень неудобны. Тем более, что вы тоже будете баллотироваться в депутаты и наверняка вы свято уверены, что вашие рабочие должны отдать свои голоса именно вам.
 
Председатель присел на диван и предложил мне тоже присаживаться.
 
– Чего вы хотите?
 
– Те люди, которым вы заплатили за развал профсоюза и устранение конкурента, пожлобились оплатить мои расходы.
 
– Мы решим этот вопрос.
 
Я назвал ему сумму. Ровно в три раза больше, чем было оговорено с Михаилом Семеновичем.
 
Председатель, даже не моргнув глазом, распорядился по телефону принести наличные.
 
– Кстати, ловко работаете,– похвалил он,– Мне нужен такой человек.
 
– Расплачусь со студентами, потом подумаю. Я сообщу вам о своем решении.
 
Что и говорить, предложение было заманчивым. Смущало одно: как работать на убийцу? Размышляя об этом, я решил переночевать в городе. А на вечер пригласил в ресторан ту девушку, которая подмигивала с утра.
 
Ее звали Наташа. Черненькая, курносая и немного близорукая. Дочь инженера и учительницы, учится на инженера. Отец получает минимальную зарплату, мать уволили с работы в связи с сокращением. Бабушка умерла последней лютой зимой от простуды, когда отключили отопление – хотя счета выставляли за полный обогрев, как в аду.
 
Любит читать стихи Лины Костенко. Ездила в Киев поступать на филологический и не поступила, потому что отказалась дать взятку.
 
С ней было приятно весенним вечером.
 
Утром я проснулся один в гостиничном номере и недосчитался тысячи баксов в кошельке. Остальные вещи не тронула, как и кровавый гонорар от председателя райадминистрации в спортивной сумке. Было очень обидно, что даже не оставила записки.
 
«Вот что делает бедность с людьми» – подумал я, принимая решение. Заказал по телефону такси до железнодорожного вокзала, взял айпад, открыл свой фирменный бланк пресс-релиза и начал с заголовка большими красными буквами: «Украинский институт прозрачной демократии предлагает объявить бойкот жадным олигархам-кровопийцам».